Даниэль Клугер - Двадцатая рапсодия Листа

• Название: Двадцатая рапсодия Листа
• Автор: Даниэль Клугер
• Издательство: нижный клуб «36.6»
• Жанр: Детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-98697-047-0

Главный герой этой книги знаком абсолютно всем. Это фигура историческая. Однако многие события и эпизоды жизни главного героя остались незамеченными даже самыми рьяными и пытливыми исследователями. Николай Афанасьевич Ильин (1835 – ?) – тоже лицо историческое. На протяжении длительного периода, вместившего в себя финал девятнадцатого века и первые годы века двадцатого, Н. А. Ильин вел записи, относящиеся как к собственной жизни, так и к жизни главного героя. Они и послужили основой для целой серии книг, которая начинается «Двадцатой рапсодией Листа». Поскольку события, описанные Н. А. Ильиным, чаще всего носят криминальный характер, то не удивительно, что серия получила название «Кто виноват?».

---

– Полно, полно, Володя, – вмешался я. – Никаких подозрений в адрес наших голубых мундиров у господина Феофанова и в помине не было. Может, и правда каторжник. А может, кто другой.

Владимир усмехнулся, но промолчал; Феофанов же облегченно перевел дух и посмотрел на меня с искренней благодарностью.

Побагровевший сильнее прежнего Артемий Васильевич отставил пустой бокал.

– Эх! – воскликнул он с явственной тоской в голосе. – Что же это тут происходит-то, мать родная! Жили себе, жили, а теперь ходи да оглядывайся – не появится ли где какой злодей. Застрелит, как тех двух несчастных, и не поморщится… – Он погрузился в глубокую задумчивость.

Владимир бросил на Петракова короткий острый взгляд. Мне показалось даже, что он вот-вот скажет что-то важное – так изменилось выражение его лица, – но нет, молодой человек пожевал только губами и повернулся к Феофанову. Тот повел плечом, словно на нем висело ружье.

– Да, без ружья нынче лучше никуда не ходить и не ездить, – сказал он с сухой язвительностью, полностью оправившись уже от недавнего потрясения. – А с ружьем – тут уж я не испуганная дамочка, есть чем ответить и каторжнику. – Петр Николаевич сделал характерный жест, словно целится и стреляет в кого-то.

И вновь мне показалось, что по лицу моего молодого спутника пробежала тень, словно бы Владимир опять с трудом удержался от того, чтобы заговорить. Наклонив голову, он исподлобья разглядывал двух наших охотников. Долго разглядывал.

Молчание затянулось, и я почувствовал необходимость его прервать.

– А что, Петр Николаевич, – спросил я, – как же мы завтра-то начнем? Берлогу нашли?

– Берлогу? – рассеянно переспросил Феофанов. – Ах, да. Конечно. – Он оживился. – Нашли берлогу. Снег вокруг истоптан, помет медвежий опять же. Его это лежка, его. Он ведь почему поднялся – берлогу подтопило. Это к югу от СалкынЧишмы, версты полторы. Там в урочище болото, а наш топтыгин возьми и устрой себе берлогу, словно природа-матушка его род ничему не научила. Федор Ферапонтов, егерь наш, осматривал давеча тамошние места со своими ребятами, так он говорит – точно возвращается туда шатун. У берлоги его и надобно будет поджидать.

– А не уйдет? – озабоченно поинтересовался я. – Учует человека – ищи-свищи его.

– Не уйдет, – ответил Петр Николаевич. – Ферапонтов прикопал мяса с душком. Как раз для косолапого лакомство. Конечно, он может и не прийти – не зря ж его шатуном кличут. Так что надо перекрыть его дорожки – те, что ферапонтовские ребята высмотрели. Собаки зверя в любом случае к берлоге погонят. Там его наш засадный отряд и встретит. Вы как, Николай Афанасьевич, с собаками к загонщикам присоединитесь или в засаде ждать предпочтете?

– Ну, слабоват я после хвори – по лесу бегать, – признался я. – Из засады прицелиться да выстрелить – это, пожалуй, для меня справнее будет. – И, обращаясь к Петракову, все еще пребывавшему в задумчивости, спросил: – А вы как, Артемий Васильевич? Не составите ли мне компанию? – Была у меня еще одна тайная цель, для достижения которой надобно было мне переговорить с моим приятелем с глазу на глаз.

– Что? – переспросил Петраков, словно пробудившись. – А-а… отчего же, конечно! Разделю с вами бдение! Ну и Равилька с нами, понятное дело. Думаю, тремя ружьями обойдемся, завалим косолапого!

– Вот и славно, – заключил Феофанов. – Тогда мы с Федором попробуем его на вас выгнать. Коли он из берлоги ушел. А вы, молодой человек, уж не обессудьте, по другому краю пойдете, с Егором Тимофеевичем, урядником нашим, и помощником его Валидом Туфановым. Они ведь тоже завтра с нами собрались.

Владимир с готовностью кивнул и тут же зевнул, деликатно прикрыв рот. Я тотчас поднялся:

– Пора, господа. Завтра вставать ни свет ни заря.

Артемий Васильевич, словно забыв о недавно сказанном, не предложил более ни партии в банчок, ни остаться на ночь. Феофанов сообщил, что еще задержится ненадолго.

Равиль, по велению Петракова, доставил нас в Кокушкино. Мы вышли у ворот усадьбы, и он тотчас уехал.

– А ведь томик тот нотный принадлежал господину Рцы Земля, – задумчиво произнес Владимир, когда я уже собрался было прощаться. – Господину Роберту Зайдлеру. И листы последние были вырваны для написания того самого письма, черновик которого наш урядник нашел в бумажнике погибшего.

– Может быть, совпадение? – предположил я без особой, впрочем, надежды. – Не единственный, должно быть, сборник таких нот. Мало ли похожей нотной бумаги!

Владимир покачал головой.

– Да нет, не совпадение, – ответил он с угрюмостью в голосе. – То-то и оно, что не совпадение. Видите ли, Николай Афанасьевич, композитор Лист написал девятнадцать рапсодий. Мне это точно известно, мама нам часто играла. А господин Петраков – любитель, как он утверждает, Листа – знает аж двадцать рапсодий. Вот так-то… И следует из сего, – продолжил он после небольшой паузы, – что Роберт Зайдлер побывал в гостях у господина Петракова. А значит, господин Петраков лжет. Но для чего ему лгать? Что он может скрывать, кроме своего преступления? Таким образом, вырисовывается следующая картина. Луиза Вайсциммер, по предложению графа Залесского, приезжает сначала в Починок, затем в Бутырки. Задерживается там на две с лишним недели. Между нею и господином Петраковым разворачивается бурный роман. Но вот, сбитый с толку шутки ради тем же графом, появляется в имении австрийский жених барышни – учитель музыки Роберт Зайдлер. Его появление вызывает у вашего друга приступ ревности. И решает он неверную возлюбленную наказать. Думаю, сам же он ее и повез в Казань. По дороге они начали выяснять отношения. На берегу Ушни, у запруды, объяснение это закончилось трагически. Вот вам и вся история.

– А шубка? – напомнил я. – Шубка с письмом?

– Да-да, письмо. Возможно, искал он не письмо, а что-то другое, указывавшее на его связь с убитой. А заранее приготовленный груз свидетельствует, что гостеприимный наш хозяин готовился к преступлению заранее. Что лишь усугубляет его вину.

– Но как же в том месте оказался Зайдлер? – спросил я.

Владимир пожал плечами.

– Точно ответить трудно, – сказал он. – Думаю, музыкант сразу после их отъезда заподозрил неладное и пустился в погоню, тут ведь бежать не так далеко. Увидел как раз завершение драмы – когда Петраков привязал к ногам девушки груз и бросил в реку. – Владимир замолчал, потом добавил чуть растерянно: – Вот уж не думал, что в конце концов склонюсь к вашему первоначальному выводу. Насчет убийства из страсти, так сказать. Помните? Вы меня в том убеждали, а я сомневался. Неужели и впрямь из ревности застрелил?

– Зубная боль в сердце, – напомнил я. – Страшная, должно быть, мука. Кто-то стреляется, кто-то стреляет…

При том, что я должен был испытать прилив гордости, коль скоро с самого начала высказал предположение об убийстве из ревности, чувствовал я не гордость, а скорее боль – от того, что человек, которого считал своим другом, молодой еще человек, перечеркнул свою жизнь столь ужасным образом.

– Да, – повторил Владимир. – Зубная боль в сердце. Der Zahnschmerz im Herzen. Хотя… там ведь, возможно, речь не столько о любви, сколько о приданом шла. И немалом. Ведь если бы госпожа Вайсциммер приняла в подарок имение, хороший получился бы куш, а? Как вы считаете?

Я вынужден был согласиться, тем более что и сам Артемий Васильевич в то время хвастал богатой невестой. И все же…

– Нет, – решительно сказал я. – Воля ваша, Володя, однако никак у меня в голове не укладывается, что Артемий Васильевич Петраков – убийца.

– Я вас понимаю, – Владимир посмотрел на меня с сочувствием. – Понимаю, Николай Афанасьевич. Но факты указывают на него. Все факты… – Тут он вдруг замолчал и посмотрел на меня так странно, что я, признаться, встревожился. – Все факты, – произнес он медленно. – Все…

– Что с вами, Володя? – спросил я. – Отчего вы так странно говорите?

– Странно? – Он рассеянно уставился сквозь меня, словно смотрел, но не видел, однако же тотчас встряхнулся, повел рукой, будто отводил какую-то невидимую завесу, и скупо улыбнулся. – Нет-нет, Николай Афанасьевич, ничего. Не волнуйтесь. Давайте-ка по домам, нам ведь правда вставать ранехонько.

О том, что у меня в кармане шубы должен лежать листок с каким-то чертежом, я так тогда и не вспомнил.

Глава двенадцатая,

в которой охота наша завершается неожиданным образом

Собрались затемно, около семи. Место встречи было назначено заранее – берег Темного оврага рядом с Салкын-Чишмой. Урочище, где обнаружили берлогу, там совсем близко. Всего охотников выдвинулось человек пятнадцать – помимо нас с Владимиром да Петракова с Феофановым, присоединились и урядник наш, и десятский Валид Туфанов, и еще с полдесятка окрестных мужиков. Ну и, конечно же, феофановский егерь Ферапонтов и петраковский кучер, а вернее сказать, правая рука Артемия Васильевича – Равиль. Ефима я с собою не брал, велел лишь к вечеру заехать к Петракову и забрать нас с молодым Ульяновым домой.