Даниэль Клугер - Убийственный призрак счастья

• Название: Убийственный призрак счастья
• Автор: Даниэль Клугер
• Жанр: Детектив

Бывший полицейский, а ныне владелец частного сыскного агентства Натаниэль Розовски (в прошлом – репатриант из СССР) снова распутывает самые загадочные преступления. Специализация детектива хорошо известна: он ведет дела репатриантов из России.

Как всегда бывает у Даниэля Клугера, перед нами – современные детективы, построенные в классическом духе: загадочное преступление – следствие – блестящая дедукция сыщика – неожиданная развязка.

И как всегда у Д.Клугера, в каждом романе – интереснейший исторический подтекст.

---

Даниэль Клугер Убийственный призрак счастья

***

Синагогу «Ор Хумаш» называли русской синагогой. Причина была в том, что находилась она в самом сердце нового района Кфар-Барух, на юго-западе Тель-Авива, в окружении трех «амидаровских» – государственных – четырехэтажек. Девяносто процентов жителей этих домов составляли преклонного возраста репатрианты из стран бывшего СССР и так называемые социальные случаи – матери-одиночки, инвалиды и тому подобная публика, привычно называвшие однообразные бетонные коробки «хрущобами». «Проблемный район», – озабоченно вздыхали по поводу сложного контингента в муниципалитете. На самом деле «русский квартал» был ничуть не более проблемным, чем такие же ново-старостройки конца 60-х в других городских районах.

Синагога «Ор Хумаш» вполне оправдывала название «русской» – в том смысле, что в ее стенах русская речь куда чаще слышалась, нежели какая-другая. Иврит звучал лишь во время молитв; все прочее, включая беседы о недельных главах Торы, проводимые раввином Элиэзером Капланом, включая занятия Талмудом в вечернем колеле для пожилых репатриантов, проводилось на русском языке. И если уж говорить о некоем разнообразии, так это о разнообразии акцентов и произношений – от окающей речи волжан до напевного акцента уроженцев Кавказа. Прихожанами по преимуществу были пенсионеры из ближайших домов. Они относились к «своей» синагоге так же, как их прадеды лет полтораста назад относились к аналогичному заведению где-нибудь в Гомеле или Бердичеве. То есть, как к своеобразному клубу, в котором проводится если не все время, то, во всяком случае, большая его часть.

Последний миньян для вечерней молитвы в «Ор Хумаш» обычно собирался в восемь часов. После этого – примерно в половине девятого – помещение пустело, шамес Иосиф Дарницки запирал дверь. Так продолжалось в течение последних пяти-шести лет.

Вечером двадцать третьего февраля все шло как обычно – за исключением разве того, что новоиспеченные израильтяне, среди которых насчитывалось немало ветеранов войны и советской (еще) армии, явились на молитву при полном параде – с сверкающими рядами орденов и медалей, некоторые – в израильских армейских беретах с кокардами. Видимо, в связи с праздничным настроением, молитва закончилась чуть позднее обычного – в девять.

Дарницки дождался, пока занятые неторопливой беседой старики покинули синагогу, проверил решетки на окнах, собрал оставшиеся на столах молитвенники, расставил их аккуратно на полке. Раввин Элиэзер Каплан ушел несколько раньше – он молился с пятичасовым миньяном. Шамес погасил свет, собрал оставшиеся на столах молитвенники, поставил их на книжный стеллаж в углу. Запер дверь и калитку в ограде и неторопливо отправился восвояси. Утром ему предстояло прийти затемно – в шесть утра, когда собираются «ватиким» – самые ранние молящиеся из маленькой общины.

Дарницки жил на соседней улице, в старом доме, построенном сразу после Шестидневной войны для репатриантов и демобилизовавшихся солдат. Шамес и его жена получили здесь квартиру десять лет назад, в самом начале так называемой «большой алии», когда поток репатриантов из СССР стал уже устойчивым, но еще не превратился в лавину. Жена умерла через полгода после приезда, и ее смерть, собственно, стала первой причиной обращения бывшего инженера-атеиста к религии. Он начал посещать колель – религиозное учебное заведение для взрослых, участвовал все активнее в жизни быстро сложившейся из бывших соотечественников общины. В конце концов, стал шамесом – синагогальным служкой и постоянным помощником раввина, знатоком литургии и традиций.

Поужинав, Дарницки включил телевизор, посмотрел новости – без особого интереса – и переключился на спортивный канал.

Шел матч между «Баварией» и «Манчестером». Будучи страстным болельщиком, шамес особенно разнервничался во время неудачного удара англичан: мяч улетел далеко за ворота. Дарницки, не отрываясь от экрана, нащупал в кармане брошенной на спинку кресла куртки пачку сигарет и с огорчением убедился в том, что она пуста. Поднял глаза к настенным часам. Половина одиннадцатого.

А курить как назло, хотелось все сильнее. Выключив телевизор, шамес вышел из дома и направился к ближайшему магазинчику, как раз напротив синагоги. Купив сигарет, Дарницки собрался возвращаться, как вдруг ему показалось, что в «Ор Хумаш» горит свет.

Шамес готов был поклясться, что погасил все светильники, прежде чем запереть дверь. Он присмотрелся внимательнее. Действительно, из окон струилось слабое свечение. Дарницки сунул сигареты в карман и быстро зашагал к синагоге. Видимо, включенной осталась одна из настольных ламп.

– Хорошо, что захватил ключи… – пробормотал он. – Вот уж правда: за дурной головой ногам покоя нет…

Он подошел к ажурной металлической ограде, вытащил связку ключей.

Тут его ожидал еще один сюрприз. Калитка оказалась отпертой. Еще более удивленный и встревоженный шамес подошел к двери синагоги.

Эта дверь оказалась запертой, но сквозь щель пробивалась узкая полоска света. Ругая внезапно ослабевшую память на чем свет стоит, Дарницки отпер дверь, распахнул ее и замер как вкопанный. Как он и предполагал, горела лампа с зеленым колпаком, стоявшая на столе рядом с невысоким помостом-бимой. Шамес огляделся. Его душа аккуратиста и педанта была потрясена – оказалось, что включенная лампа являлась далеко не единственным проявлением беспорядка. На полу, рядом с книжным стеллажом, стоявшим у входной двери, валялись несколько молитвенников – то ли упавших, то ли кем-то сброшенных с полок.

Это уже вовсе ни на что не походило. Не мог Иосиф Дарницки, пятидесятилетний вдовец вполне приличного физического и душевного здоровья так внезапно потерять память. И прекрасно он помнил, что после окончания молитвы терпеливо дождался ухода последнего прихожанина – им был сосед Иосифа Михаил Зайдель, бывший ленинградец. После его ухода шамес собрал все молитвенники, лежавшие на столах, расставил их на стеллажах.

И, кстати говоря, выключил свет, прежде чем выйти. Шамес тяжело вздохнул, собрал валявшиеся молитвенники, поставил их на место. Может, вечером случилось небольшое землетрясение? Люди не почувствовали, а вот книги, содержащие Слово Божье, содрогнулись и упали. Дарницки хмыкнул, покачал головой и направился к столу с горящей лампой. Рука его потянулась к кнопке выключателя.

Тут взгляд шамеса упал на какой-то продолговатый предмет, скрывавшийся в полутьме за бимой. Сердце его забилось учащенно. Он взял лампу, поднял ее повыше.

И тут же едва не уронил от страха. Свет выхватил сначала ноги в начищенных туфлях, затем всю фигуру лежавшего.

Человек лежал навзничь, так что Дарницки поначалу не мог разглядеть его лица – мешала высоко задравшаяся вверх седая борода. Шамесу пришлось сделать еще один шаг и поднять лампу еще выше.

Глазам его предстало потемневшее, искаженное гримасой, но все-таки хорошо знакомое лицо раввина Элиэзера Каплана.

– Что т-такое… – шамес поспешно отступил, дрожащей рукой нащупал на стене выключатель верхнего света. Неоновые светильники зажглись с некоторым опозданием. – Рабби Элиэзер, вам плохо? – он наклонился и едва не упал от внезапно нахлынувшей слабости. – Рабби Элиэзер… – беззвучно шепнул он, уже понимая, что обращаться к раввину бессмысленно. Иосиф Дарницки осел на ближайший стул (если бы стула не было, он наверное просто упал – ноги отказывались держать) и в каком-то оцепенении уставился на тело.

Сейчас стали видны жуткие детали: разорванную на груди рубаху, явственные кольцеобразные кровоподтеки на неестественно вывернутой шее, черная запекшаяся кровь на губах и седой бороде, судорожно сжатые кулаки.

– Полиция… – прошептал Дарницки (ему казалось, что он кричит во весь голос). – Полиция…

Только с третьего раза голос его прорезался с обычной силой, отчего шамес испугался еще больше и опрометью бросился из синагоги. * * *

До посадки оставалось еще целых полтора часа. Тихое журчание каскадных фонтанов в углу зала ожидания вплеталось в ровный однообразный гул, бывший постоянным звуковым фоном аэропортов, вокзалов и почему-то универмагов-супермаркетов. Сходство с последними усиливалось благодаря обилию витрин и сверкающих никелем багажных колясок. Некоторые из них, совершенно пустые, вдруг начинали медленно катиться – совершенно непонятным, мистическим образом. Хотя, скорее всего, дело было в невоспринимаемых человеком вибрациях от ежечасных пробегов по бетонным полосам многотонных крылатых махин.

Натаниэль Розовски небрежно пнул ногой особо настырную коляску и сказал:

– Можно было бы еще посидеть в кафе, – и показывая на электронное табло над выходом, добавил: – У нас уйма времени. Ты ведь даже не позавтракала толком!