Валерий Вотрин - Гермес

• Название: Гермес
• Автор: Валерий Вотрин
• Жанр: Научная Фантастика

---

Время пришло, — и свершилось решенье великого Зевса:

Сын родился у богини, — ловкач, изворотливый, дока, Хитрый пролаз, быкокрад, сновидений вожатый, разбойник, В двери подглядчик, ночной соглядатай, которому вскоре Много преславных деяний явить меж богов предстояло.

Им был убит многоокий чудовищный Аргос мохнатый, Что стал на страже у Ио улыбколюбивой стеною прекрепкой.

Ловко Гермес усыпил его измысленным хитро рассказом, Как козлоногий бог Пан полюбил вдруг прекрасную нимфу Сирингу.

Нежной игрой на свирели сын Зевса заставил закрыться Аргосовы зоркие жгучие очи, которыми был тот усеян.

Остробулатным мечом пронзен был в мгновение Аргос, Ио ж, вконец притомясь, получила нежданно свободу.

Так вот Гермес приобрел и прозвание — Аргоубийца:

Аргоса вдоль разрубил и героем вовек он вознесся.

Подвигов много Гермес совершил повеленьями Зевса-владыки.

Благостный вестник богов, над Аркадией многоовечной И над Килленою царствует он, всех богов воспевая, Как и когда родились, и какой кому жребий достался.

Первого между богами он славит злословного Мома, Яда, насмешки, иронии едкого, хитрого бога.

Следом и прочих богов по порядку, когда кто родился.

Подвиги дивные их сладкоголосый Гермес превозносит, Чтя Аполлона-Дельфийца слова и щедрость похвалы.

Огненноокие львы, белоклыкие вепри, собаки, Овцы, сколько бы их на земле ни кормилось широкой, Четвероногие все да пребудут под властью Гермеса.

Быть лишь ему одному посланцом безупречным к Аиду.

Дар принесет он немалый, хоть сам одарен и не будет.

Дело имеет Гермес и с людьми, и со всеми богами.

Пользы кому-либо мало дает, но морочит изрядно Смертных людей племена, укрываемый черною ночью.

Славься вовеки, Гермес, златоногий земли искупитель.

Песнь среброзвонкую славы тебе я фанфарой пою.

ОМЕГА

Свирепое послеполуденное солнце обильно плескало горячим белым маслом своих лучей на шипящую раскаленную сковороду плато. В мареве зыбкого воздуха, в задохнувшихся воплях сверчков и цикад, уползших в черные норы трещин, под выгоревшей от жаркого пота Земли футболкой неба брела, спотыкаясь, хрупкая фигурка, и склонные в этот день к злым шалостям миражи насмешливо глумились над ее формами, причудливо размывая и искажая их.

Арелле хотелось пить. Но хуже этого, горше этого было чувство, которое испытываешь обычно во сне, — ощущение тяготящего обмана, лжи, добычей которого стал и от последствий которого не избавиться. Он плохо сознавала, что находится посреди прокаленной солнцем каменной пустыни, не понимала, что оказаться здесь в такое время означает верную смерть. Просто бредя куда глаза, застилаемые едким потом, глядят, она даже не смотрела по сторонам. Так, не глядя, она прошла сначала мимо виднеющейся невдалеке в лощинке кущи зеленых деревц. Потом — мимо темного лаза пещеры, могущей дать хоть какую-то тень. Жезл, данный ей Месом, бессильно болтался в ее руке, чуть ли не волочась по земле. Назойливые миражи сновали вокруг бывшей жрицы Омфала.

До обширной полосы приветливых оазисов, лежащей как раз перед ней, были еще сутки пути.

Один раз она остановилась и изумленно, будто только сейчас увидев, посмотрела на жезл в своей руке. Вялым, отмахивающимся движением она воткнула его в трещину и двинулась дальше. Двинулась дальше, даже не увидев, что за спиной ее начал расти и вырос огромный густотенистый лавр, возле корней которого заструился прохладный родник.

Вскоре она исчезла из виду.

Мес в своем дворце поднял голову. Он услыхал голос кадуцея и все понял. Но овладевшая им апатия переборола его. Целый день он без движения лежал на своей кровати, видя, как постепенно заходит солнце его мира. Он оброс щетиной и сильно похудел. Кожа его на лице почернела и стал смахивать на пергамент. Волосы отросли и поседели.

Время течет по-разному в разных мирах. В мире Кларендона оно текло быстро, быстрее, чем в других. Мир Меса с его торжественными закатами и басовитым гулом лесов, тянущихся до самого горизонта, обладал неспешным течением времени и тем был удобен: здесь хорошо было пережидать потрясения и трудности. Но сейчас пережидать означало подвергнуть себя опасности остаться в неведении, а нет хуже этой беды. Он помнил смутно, что за это время к нему наведывался Пиль, постоял у постели, цокнул языком, пропал. Потом… невозможно… нет… Мириам, глядевшая печально и сострадательно?

Мыслить он не перестал. Но это были смутные, будто закутанные в вату мысли, отклик которых еле доходил до его сознания. Но одна крутилась меж извилин постоянно, внося беспокойство своею докукой. Эта мысль была — о Гогна. И, очнувшись, медленно приходя в себя, он поймал себя на том, что мелко трясет головой, стремясь освободиться от назойливой мысли. Это не удавалось. Но в себя он пришел. Он увидел, что, одетый, лежит на кровати, а лучик взошедшей за окном луны вырывает из окружающей темноты его обутую в башмак ногу, налепившиеся на подошву комья грязи… и где это я так извозился?.. грязь мира… грязь мира Хесуса Гассенди-Кларендона.

Он вспомнил.

Когда он встал под душ, вода, казалось, смыла не только грязь его тела, но и прополоскала все внутри, промыла мозг, и мысли освободились от окутывающей их грязной ваты. Они застучали внутри черепа, словно звонкие горошины, и он сжал голову руками. Струи воды хлестали по нему, будто во время тропического муссона. Зачем приходил Пиль? Надо что-то делать. Сутки! Зачем приходил Пиль?

Кадуцей. Арелла.

Сначала он решил вернуться за свои жезлом, но лавр сообщил, что ему хорошо, что никогда не было ему так хорошо, как сейчас. Ты, пожалуйста, не трогай меня.

Ладно, сказал Мес.

И сейчас же приказ настиг его. Приказ безмолвный, но гласящий, всепроникающий, но ограниченный, неотвергаемый, но спорный, неописуемый, но наглядный, неповторяемый, но настырный, неизреченный, но реченный, безвременный, но последний. На свою via dolorosa вступал Мес.

Пока он брился, стало ясно, что события за эти сутки не стояли на месте. Сутех чуть не застал Бакста в его мире, и испуганный Бакст бежал под защиту Ирид. Малларме, как водится, тут же куда-то исчез. Прочие, словно животные, которым грозит опасность, затаились в своих мирах. На Земле не осталось никого, кроме Сета и Пиля, скрывшегося по своей проивычке где-то в городах. Даже Ховен и Кебес, наконец-то почуявшие опасность, не показывались. Сет стал полновластным владыкой Земли.

Рука Меса дрогнула, и он порезал себе щеку.

— Отлично, — сказал он, и голос его тоже дрогнул. — Не всегда же не ведать, что творить.

Он решил облечься в самые роскошные свои одежды и долго перебирал камзолы и хламиды в своих шкафах. Потом это ему надоело, и он решил пойти в чем есть. Был — в зеленой майке с изображением кукушки, выскакивающей из часов, и надписью «Кукушка спит, а время идет!», черных штанах и грубых крестьянских башмаках с полопавшимися шнурками. Эх, кадуцея не достает!..

Спустившись вниз, он отомкнул ключом запретную дверь и вошел в черную с зеркалами комнату. Надежно запер дверь за собой и подошел к крайнему слева зеркалу. Свеча еле мерцала перед ним.

— Великие Спящие, — произнес он запинаясь, — Видящие Странные Сны, примите мою протянутую руку! Впустите меня! Откройте мой последний скорбный путь!

Он помедлил, оглянулся, а потом вошел в зеркало.

Мертвые были перед ним. Жужжащая невнятно толпа смолкла при его появлении.

— Привет, — не раздумывая произнес он. — Ну что, пошли!

— Куда это? — раздался вдумчивый голос.

— За мной, — сухо ответствовал Мес.

И он повел их. Ему было действительно трудно без кадуцея, чье мудрое и священные древо немало споспешествовало ему на путях водительства живых и мертвых. Но он мог обходиться и без него, хотя трудно это было, непривычно, тоскливо и неприятно.

Он оглянулся, чего раньше никогда не позволял себе, и увидел, что мертвых не прибавляется. Но заметил среди них Снофру. Жрец покорно следовал за ним, и взгляд его был пуст.

Вот и показались уже вдали арки Входов. Скоро подошли к ним. Человек в джинсах уже сидел перед тихим сонным ручейком, и, часто затягиваясь, курил вонючую самокрутку.

— Ну, наконец-то! — хрипло приветствовал он Меса, как всегда, ни словом не обласкав ведомых им. — А я уж заждался… Эй, вы, давайте все под правую арку!

Мертвые, поколебавшись (все как обычно) начали переходить Порог. Человек взглянул искоса на молчащего Меса, как бы вскользь спросил:

— Ты чего это? Молчим, а?

Мес кивнул.

— Что-то не так. Ты сегодня какой-то не такой.

— Да, — ответил Мес.

— Так. А почленораздельнее ничего не будет? — Да, все не так. И я какой-то не такой сегодня. Человек глубоко задумался над этими словами. — Я… — начал он, но Мес внезапно резко поднял руку, прервав его. Что это? Я не ошибся? Или только что оттуда, из-под арки левого Входа, до меня донеслось нечто? А что там? Там, за Порогом? Хаос, говорят многие, и я в том числе. Отец Хаос. Отец? Так это он зовет меня? Или… к чему-то принуждает? Мимо прошел Снофру, последний из мертвых, и ушел во тьму. Но я хотел поговорить с ним! Опять. Опять это. Зовет. Или… приказывает?