Дадли Поуп - Лейтенант Рэймидж

• Название: Лейтенант Рэймидж
• Автор: Дадли Поуп
• Жанр: Исторические приключения

---

Дадли Поуп ЛЕЙТЕНАНТ РЭЙМИДЖ

Глава 1

Рэймидж чувствовал сильное головокружение и пытался сконцентрироваться на мыслях, мелькавших в его сознании. Ощущение было такое, что ему снится ночной кошмар, и скоро он проснется в безопасности в своей каюте, но на мгновение душа его как будто отделилась от тела и свободно парила, словно облачко дыма, влекомое ветром. Все наполнял грохот, напоминающий бесконечные раскаты грома, и он вопреки собственной воле начал приходить в себя, медля открывать глаза и выскальзывать из блаженных сумерек забытья в резкий слепящий свет сознания.

К тому же что-то беспокоило его, словно он проспал и опаздывает заступить на вахту. Беспокойство сменилось мрачным предчувствием, когда он постепенно осознал, что раскаты грома — это артиллерийская канонада: вражеские залпы, перемежающиеся время от времени глухим, хриплым кашлем выстрелов двенадцатифунтовых орудий его корабля, за которыми следовало так хорошо знакомое «крр-крр-крр» колес по деревянному настилу, когда станок отпрыгивал из-за отдачи назад, и останавливался, достигнув предельной длины брюков, звеневших при этом от натяжения.

Потом, когда к нему вернулись чувства, резкий запах пороха снова ударил ему в ноздри, он услышал голос:

— Мистер Рэймидж, сэр! Мистер Рэймидж, сэр!

Звали его, но звуки доносились как будто издалека, напомнив ему детские годы, когда он загуливался больше положенного по лесам и полям, и кто-нибудь из слуг кликал его к обеду. «Мастер Николас! — раздавался крик, — возвращайтесь немедля, иначе его светлость ужасно рассердится». Однако на самом деле отец никогда не сердился.

— Мистер Рэймидж! Мистер Рэймидж, очнитесь, сэр!

Нет, это не голос слуги — не слышно корнуэлльской картавинки. К нему обращался мальчик — почти до истерики напуганный мальчишка с заметным лондонским акцентом.

— Мистер Рэймидж, сэр! Очнитесь ради всего святого!

Теперь к нему присоединился мужчина, и они начали трясти его. Боже, как болит голова: такое ощущение, что его огрели дубиной. Ужасный рык и скрежет, прервавший их, означал, что рядом еще одна двенацатифунтовка выстрелила и покатилась назад после отдачи.

Рэймидж открыл глаза. Тела своего он еще не чувствовал, и был удивлен, обнаружив, что лежит, уткнувшись лицом в палубу. Доски настила выглядели крайне необычно. Он подметил, как будто видел это в первый раз, что постоянное скобление палубы плитами песчаника приводит к образованию маленьких продольных канавок, которые оставляют в мягком дереве твердые крупинки песчаника. А еще кто-то должен вытереть кровь.

Кровь пятнами растекалась по выскобленным доскам. То, что мысли облекаются в слова, повергло его в состояние шока, так как он понял, что сознание вернулось к нему. Но у него сохранялось странное чувство самоотстраненности, как если бы он смотрел с высоты грот-мачты на свое лежащее лицом вниз между двух пушек тело с раскинутыми руками и ногами, напоминавшее выброшенную за ненадобностью тряпичную куклу.

Они трясли его изо всех сил, потом перевернули на спину.

— Ну же, сэр… ну же, мистер Рэймидж, очнитесь!

Рэймидж неохотно открыл глаза, но головокружение было столь сильным, что некоторое время он не мог различить их лиц, и даже потом они казались отдаленными, как если смотреть в подзорную трубу не с того конца. Наконец, усилием воли он сумел более или менее сфокусировать взгляд на лице юнги.

— Что?

Господи, неужели это его голос — хриплое карканье, похожее на звук, который издает плита песчаника, которою тянут по сухой палубе.

— Ну, в чем дело?

Усилие, понадобившееся для того, чтобы заговорить, рывком вернуло Рэймиджу память. Глупый вопрос: дело в том, что на исходе солнечного сентябрьского денька в 1796 году от рождества господа нашего Иисуса Христа семидесятичетырехпушечный французский линейный корабль «Баррас» заманил в ловушку двадцативосьмипушечный фрегат его королевского величества «Сибилла»…

— Бог мой, сэр, это ужасно, — забормотал юнец. — Они все убиты, сэр, а в капитана попали прямо…

— Короче, парень: кто тебя прислал?

— Боцман, сэр. Сказал, чтобы я передал вам, что вы теперь капитан, сэр — все остальные убиты. А помощник плотника сказал, что в трюме четыре фута воды, и помпы разбиты. Сэр, не могли бы вы подняться на палубу? Я помогу вам, — умоляюще добавил он.

Настойчивость и испуг, сквозящие в голосе юнги, и фраза «вы теперь капитан, сэр» помогли мыслям Рэймиджа проясниться (в голове его началась пульсация в ритм с ударами сердца), но смысл их был пугающим. Любой младший лейтенант мечтает командовать фрегатом во время сражения, но этот ужасный грохот, раздававшийся в нескольких сотнях ярдов от них, как если бы мифический гигант метал в корпус фрегата молнии, круша без разбора дерево и людей, означал, что французский линейный корабль производит бортовой залп, а это три с половиной десятка тяжелых орудий. Отрывистый кашель и рев, раздавшиеся вблизи, принадлежали тому, что осталось от жалкой бортовой батареи фрегата, состоявшей из четырнадцати легких пушек.

Да уж, такое не очень вписывается в мечты младшего лейтенанта о славе, как и то, что командование возлагается на него в тот момент, когда в результате удара по голове большая часть его мозгов оказалась весьма далеко, и не спешит возвращаться.

— Пойдемте, сэр, я помогу вам подняться.

Рэймидж снова открыл глаза, и, узнав лицо одного из матросов — это был его земляк-корнуэллец, по имени Хиггинс, или Бриггинс, или как-то в этом роде, понял, что снова провалился на некоторое время в беспамятство, а может это жажда лишила его мышцы сил и затуманила рассудок.

Так Хиггинс или Бриггинс? Впрочем, неважно. Рэймидж почувствовал запах пота, резкий, но не идущий в сравнение с обжигающим ноздри пороховым дымом. Когда они подняли его, Рэймидж вынужден был закрыть глаза, чтобы остановить головокружение и слышал, как Хиггинс, он же Бриггинс, обрушился на другого моряка: «Заведи его чертову руку себе за шею, а не то он упадет. Теперь хватай за запястье. Вот так. А теперь повели его, проклятый ирлашка!»

Ноги Рэймиджа заплетались, но корнуэллец с одной стороны и ирландец с другой продолжали споро его тащить: вероятно, у них имелся богатый опыт по части доставки своих перебравших товарищей из таверны.

Перед ними, проскальзывая сквозь облачка дыма, витающие между палубами и образующие, повинуясь порывам ветра, проникающего через пушечные порты, причудливые завитки, приплясывал мальчишка, в котором Рэймидж наконец узнал вестового первого лейтенанта. Покойного первого лейтенанта, поправил он сам себя.

— Ну и что дальше? — сказал мальчишка, — Как вы потащите его вверх по трапу?

Трап, ведущий с главной палубы на мостик и квартердек, насчитывал восемь ступенек — Рэймидж почувствовал гордость из-за того, что припомнил это, но был так узок, что пройти по нему мог только один человек. «Подняться на восемь ступенек означает сделать девять шагов вверх, и каждая из восьми ступенек принадлежит мне как капитану корабля», — подумал Рэймидж. Нелепость этой мысли заставила его осознать, что вместе они подняться не смогут, моряки дальше его не понесут. Эти восемь ступенек, ведущие на квартердек, где теперь его пост, где множество людей ждет его появления, как командира, предстоит преодолеть ему самому.

— Где ведро? — спросил он, освобождаясь от держащих его рук.

— Вот оно, сэр.

Он сделал по направлению к нему пару неуверенных шагов и опустился на колени. Когда на корабле бьют боевую тревогу, рядом с пушками ставят ведерки с водой, чтобы орудийная прислуга могла намочить в них банники, которыми чистят канал ствола.

Окунув голову в ведро, он почувствовал приступ боли, а прощупав рану пальцами, обнаружил длинный и широкий разрез, идущий через затылок. Рана не была глубокой, но достаточной, чтобы он лишился сознания. Скорее всего, его задело отлетевшей щепкой.

Еще раз окунув голову, он прополоскал рот, откинул мокрые волосы со лба, сделал несколько глубоких вздохов и встал. Резкое движение вновь вызвало приступ головокружения, но теперь он чувствовал себя окрепшим, мышцы ног снова повиновались ему.

У подножья трапа он остановился на секунду, ощутив внезапный приступ страха: там, наверху, его ждал кровавый хаос. Ему, кто большую часть боя провел, командуя батареей внизу, где обзор ограничен размерами пушечного порта, а остальное время провалялся без сознания, предстоит теперь принимать решения, судьбоносные решения, и отдавать приказы.

Поднимаясь по трапу, Рэймидж поймал себя на мысли, что размышляет вслух, как ребенок, который учит урок наизусть:

«Капитан, первый и второй лейтенанты убиты, поэтому я остался старшим. Юнга сказал, что его послал боцман, так что, скорее всего, штурман тоже мертв, в противном случае мальчика послал бы он. Ну что же, слава Богу, боцман жив, и будем надеяться, что хирург также уцелел и еще не напился.