Михаил Арцыбашев - У последней черты

• Название: У последней черты
• Автор: Михаил Арцыбашев
• Жанр: Русская классическая проза

Книга о наступивших после первой русской революции годах упадка духа, сладострастного самоуслаждения и отчаянных самоубийств. На многих ее страницах запечатлелось растущее в писателе ощущение болезненности, человеческой своей хрупкости, недолговечности. Как и чахоточный студент Семенов из «Санина», со слезами умиления, а подчас и жалости к самому себе, глядит гордый духом, но хилый телом Арцыбашев на мир, словно в последний раз, и наглядеться не может, стремясь «одним взглядом охватить все и страдая, что не может до мельчайших подробностей удержать в памяти весь мир, с его небом, любовью, зеленью и синеющими воздушными далями».

Такие же чувства испытывали в те годы многие. В романе «У последней черты» как раз и отразились отчаяние, надломленность, разочарованность людей в идеалах борьбы, их жажда умиротворенности, душевного просияния и тишины после только что кроваво прошумевшего урагана революции.

Т. Ф. Прокопов «Возвращение Михаила Арцыбашева».

---

Чиж сидел в уголке и тоже мучительно приглядывался ко всем: он не знал, известна ли им его история с Трегуловым, боялся намеков и все время был настороже, как затравленный. Почему-то ему казалось, что именно Арбузов непременно заговорит об этом и заговорит в самой издевательской, оскорбительной форме. Поэтому он все время порывался уйти, но решительно не мог: воспоминание о своей маленькой комнате с голыми стенами и тусклой свечой, с мучительными одинокими думами и тоской вызывало в нем чувство, близкое к ужасу.

Тренев пил и кричал больше всех. Он чувствовал себя превосходно: дома было тихо, жена сама послала его развлечься, и Тренев с нежностью думал, что она встретит его ласково и радостно. Поэтому он был влюблен в нее снова, и ему страстно хотелось кому-нибудь рассказать, как он любит свою жену и какая она прелестная женщина.

Он все время приставал к Краузе.

Длинный корнет пил мало, был бел, как картонный, и окончательно молчалив. Косые брови особенно резко шевелились на его мефистофельском лице. Видно было, что им владеет какая-то напряженная мысль.

— Краузе, пейте! — кричал Тренев, наливая. Вы — славный товарищ, хотя и большой руки чудак!.. Вы не обижайтесь, ей-Богу, чудак!.. Но я вас очень люблю, право!.. Что вы все такой задумчивый? Выпьем лучше!.. Ну, что там думать… всего не передумаешь!.. И не слушайте вы этого…

Он ткнул пальцем в Наумова.

— Он все врет, ей-Богу!.. Ведь ты все врешь, батенька, а? — с пьяным дружелюбием на «ты» обратился он к мрачному инженеру.

Наумов холодно и криво усмехнулся, но ничего не сказал.

Тренев повернулся к Михайлову и с таинственным видом, но так громко, что все слышали, сказал:

— Умный человек, ей-Богу!.. Но все врет!.. Это он просто со злости: ему, бедняге, должно быть, самому в жизни не повезло, вот он и кричит, что жизнь надо уничтожить!.. А я не хочу!.. Зачем?.. Жизнь славная штука!..

Тренев в решительном восторге размахнул руками.

— Но многое и верно, ей-Богу!.. Он все-таки молодец, и я его очень люблю… Наумов, я о вас говорю… а?

Наумов уже совершенно зло улыбнулся, но опять промолчал.

— Кто врет?.. Сам ты врешь! — вдруг привязался Арбузов, через стол расслышав конец фразы. — Все верно!.. Дрянь жизнь, и больше ничего! По-моему, тут и философии никакой не надо и идей не надо, а просто сама по себе дрянь!.. Ну ее к черту!.. Ты как думаешь, Сережа?

Михайлов блестящими глазами посмотрел на него, хотел что-то сказать, но только махнул рукой. Его прекрасное лицо было весело и ласково, как у ребенка. Ему все нравилось, и все казалось удивительно интересным.

— Нет, врешь сам! — стучал кулаком по столу Тренев. — В жизни все-таки много хорошего!

— Ну?.. Что? иронически спросил Арбузов. — Как что?.. Да много… Ну, женщины, любовь, товарищи, природа… Мало ли!

— Тю! — крикнул Арбузов мрачно и зло. — Счастливая любовь пошлость, а несчастная — страдание!.. Вот!.. Запиши!.. А товарищи… где ты их видел, ротмистр?.. Все друзья-приятели до черного лишь дня!.. Пить вместе — можно, а что у кого на душе делается, черт его знает!.. И никогда не узнаешь!.. А коли не узнаешь, так какое же тут товарищество?.. Ты думаешь, он тебе друг, а он, может, жизнь твою разбить собирается… Ты, Сережка, как думаешь? — спросил он вдруг таким зловещим, почти грозным голосом, что Михайлов оглянулся.

Но Арбузов уже не смотрел на него и, глядя почему-то на одного Рыскова, очень этим польщенного, продолжал:

— Раз кто на месте стоит, уж туда не станешь, не столкнув… так что уж тут!.. Товарищи! Друзья!.. Ты знаешь, что я о тебе думаю?.. Ну, вот, что Краузе думает, знаешь?.. Нет. У, немчура длинная!.. Маска, а не лицо… от одного носа жуть возьмет!.. А… любовь, говоришь?. Э, брат!..

Арбузов махнул рукой и заорал:

— Вот водка это — дело!.. Не вино и не водку, я кровь мою пью, ею горе мое заливаю!.. Плюнь!.. От хорошей жизни не запьешь, голову дурманом от счастья не заливают!.. Человек первый раз тогда и напился, когда невтерпеж стало!..

Тренев яростно отмахивался от него.

— Нет, ты там что ни говори… — хотя в эту минуту ему ровно ничего хорошего в голову не приходило, а было, напротив, очень скверно, одиноко и тяжело. Он поймал вилкой на тарелке какой-то скользкий грибок, положил в рот и поморщился.

— Правду я говорю? — не унимался пьяный Тренев, не довольствуясь молчаливым согласием.

— Конечно, правду… подтвердил маленький студент.

Арбузов злобно захохотал.

— Если кто и виноват, так люди сами… продолжал Тренев.

— Какие люди? — подхватил Арбузов, прищуриваясь. — Те, которые бьют, или те, которых бьют?.. Как вы на этот счет, Кирилл Дмитриевич?

Чиж почувствовал, что вся кровь бросилась ему в лицо. Он растерялся и жалобно оглянулся кругом.

— Глупо! — сказал он.

— Что-о? — зловеще переспросил Арбузов и привстал. Его черные воспаленные глаза загорелись бешеным огнем. Он точно обрадовался предлогу сорваться с цепи.

Чиж искоса взглянул на него и позеленел.

— Вы слишком мною себе позволяете… — вставая, пробормотал он каким-то жидким цыплячьим голосом.

— Много?.. Ах, ты… — крикнул Арбузов, но Михайлов схватил его за руку.

— Захар, ну что ты! — крикнул он.

— Оставь! — бешено рванулся Арбузов. — Не твое дело!

— Перестань… или я уйду!.. Как тебе не стыдно? — продолжал Михайлов.

Арбузов быстро повернулся к нему и с минуту неподвижно смотрел прямо в глаза.

— Ну, садись, пей!

Арбузов молчал и не спускал с него неподвижных глаз. Михайлов вдруг тоже замолчал и тоже пристально стал смотреть в глаза Арбузову, не выпуская его руки. Рука эта дрожала все сильнее, но не вырывалась. И почему-то Михайлов почувствовал, что если выпустить руку, Арбузов ударит его. Он побледнел, но еще крепче перехватил руку.

Вдруг рука перестала дрожать и бессильно обмякла в пальцах Михайлова. Арбузов машинально освободил ее и не глядя сказал:

— Другой раз не делай… не люблю…

И заорал на весь клуб:

— Ну, пей, ребята!.. Что там!.. Кирилл Дмитриевич, выпьем… Я так… я пьян!.. Ну!.. Руку!

Чиж не подал руки, но его обступили, начали уговаривать. Арбузов сам подошел к нему, добродушно улыбаясь:

— Да полно… Ну, что там!.. Помиримся!

— Оставьте, Кирилл Дмитриевич, стоит внимание обращать!.. Ведь он же пьян! — говорил над ухом Чижа огорченный Тренев.

Чиж со страшным усилием подал руку, не подымая глаз.

— Ну, вот и ладно! — сказал Арбузов, крепко тряхнул руку Чижа и сейчас же забыл его. Некоторое время он молчал и пил как-то странно, внутрь себя глядя.

Тренев уселся возле Чижа и, дружелюбно обняв его за плечи, говорил:

— Вы напрасно придаете этому такое значение… Мало ли на кого может бешеная собака броситься…

Арбузов вдруг захохотал.

— Это я — бешеная собака?.. Браво, ротмистр!.. Верно!.. Кланяйся своей жене, ротмистр!..

Тренев оглянулся на него и добродушно сказал, повернувшись к Чижу:

— Ну, вот… видите, какой он?.. Ко всем лезет!.. Но я его очень люблю!..

— А я тебя, ротмистр, терпеть не могу! — подхватил Арбузов.

Его словно дергало. Видимо, он искал ссоры.

— Ну, вот, — так же миролюбиво и опять-таки конфиденциально, одному Чижу, сказал Тренев, — я говорил?.. И ничего ему от меня не надо… дурак!..

Арбузов почесал затылок с самым мирным видом.

— Ну, пусть… Не всем таким умным быть, как ты!.. И вдруг всколыхнулся весь.

— А знаете, господа, что с нами будущий знаменитый писатель сидит!.. Вот уж где ума палата!

Рысков обомлел. Арбузов смотрел прямо на него и злобно усмехался.

Казначейский чиновник сразу же из желтого сделался красным, поперхнулся куском и пробормотал:

— Захар Максимыч, вы обещали никому…

Арбузов сделал удивленное лицо.

— А ты почем знаешь, что я о тебе?.. Может, это я — знаменитый писатель?.. А, так это — ты?.. А я и не знал!.. Ну, если сам выскочил, так, значит, — ты… Господа, имею честь представить вам будущего Толстого!.. Вы не смотрите, что он только казначейский чиновник и мордой не вышел!

Рысков заметался, как заяц.

— Нет, я не потому, что я… я, напротив… что это вы?

Арбузов его не слушал.

— Хотите, господа, прочту последнее произведение знаменитого нашего писателя? А?

— Это любопытно! — отозвался толстый поручик Иванов, которому с самого начала вечера было весьма неприятно присутствие какого-то казначейского чиновника.

— Читайте, читайте, Захар Максимыч! — крикнул хорошенький мальчик-корнет.

Арбузов немедленно важно полез в карман и вытащил тоненькую синюю тетрадку, которую сейчас же узнал Чиж.

— Вот… Слушайте, господа!.. «Любовь», рассказ Александра Рыскова…

— Захар Максимыч, пожалуйста… как же такое… я прошу!.. Зачем же издеваться?..

— Я не издеваюсь, я слух хочу усладить!