Александр Бушков - Русская Америка: слава и позор

• Название: Русская Америка: слава и позор
• Автор: Александр Бушков
• Жанр: История

4 апреля 1866 года в Александра II стрелял член тайного революционного кружка Каракаозов. Окажись он метким стрелком, не исключено, что Русская Америка навсегда осталась бы русской. Но, увы, Америку мы потеряли… В марте 1867 года мы продали Аляску и Форт Росс на берегу золотоносной Калифорнии. За смешные деньги, за 7 200 000 долларов. В придачу мы продали и предали всех тех, кто не жалея сил, а порой и жизни, надрывали жилы, голодали и мерзли, сражались и умирали отнюдь не в надежде на щедрое вознаграждение. Эти люди не искали для себя ни золота, ни чинов, ни наград. Они были славой России, ее гордостью, и настала пора восстановить из забвения их имена.

Часть Америки когда-то была русской, но большинство славных имен ее покорителей напрочь забыты в нынешней России. И даже когда об этом вспоминают сегодня, сплошь и рядом в ходу всевозможные дурацкие мифы, ничего общего не имеющие с реальным историческим прошлым.

Новая книга А. Бушкова «Русская Америка» — это попытка ликвидировать одно из «белых пятен истории» — рассказать правду о наших славных предках, нечеловеческими трудами покоривших огромные сибирские и американские пространства и присоединивших эти земли к Российской империи. Как выяснилось, ненадолго…

---

Дурной пример заразителен, а добрый — тем более.

В море рванули наперегонки!

На следующий год уже несколько камчатских купцов, сбросившись, построили шитик «Св. Евдоким», наняли капитана Не-водчикова и послали его за удачей. В этот раз удачи выпало значительно меньше — Неводчиков сцепился с местными алеутами (жертвы были с обеих сторон), возвращаясь, потерпел кораблекрушение (погибли 32 человека), потерял часть добытой пушнины. Но эти досадные мелочи уже не могли остановить могучего движения на восток…

1747 г. — уже четыре промысловых судна четырех купеческих компаний пускаются в плавание. Им, в общем, везло — одни, кроме мехов, открыли месторождение меди на острове, так и названном — Медный. Другие потеряли двух человек в стычке с алеутами, но в конце концов наладили с ними нормальные отношения и даже уговорили принять российское подданство. Третьи разбили судно на том же несчастливом острове Беринга, но перезимовали, выжили, построили ботик и благополучно вернулись. И все они везли домой шкуры драгоценного калана в немалом количестве…

Между прочим, это «принятие российского подданства» алеутами во многих случаях выглядит крайне сомнительно. Потому что алеуты сплошь и рядом попросту не понимали, что их, изволите ли видеть, обращают в подданство и облагают данью. Это в Сибири практически все без исключения тамошние народы прекрасно понимали, что такое «дань» и «подданство» — там все кому-то да платили. Целая куча князьков, мелких и покрупнее, создала натуральнейшую феодальную пирамиду, старательно собирая дань, а в промежутках хлестаясь меж собой за «крышу» и влияние. А то и за пустяковые, с точки зрения современного человека, вещи. Скажем, обитавшие в окрестностях Томска князья-тайши смертным боем бились за право носить почетный титул «кон-тайши», старшего тайши. Уйму времени и сил на это потратили, кучу народу положили — ну, впрочем, именно так европейские рыцари резались за какое-нибудь поместье, дававшее право именоваться не просто рыцарем, а, скажем, бароном…

В Америке сплошь и рядом обстояло иначе. Те самые тлин-киты-колоши создали нечто вроде микроимперии, обложив данью окрестные племена — но значительная часть алеутов жила-поживала совершенно первобытной жизнью, понятия не имея о таких вещах, как «ежегодный налог» и «сеньор».

Вернемся к купцам. Уже к середине восемнадцатого века сложилась отлаженная система организации успешного промысла. В одиночку поднимать такое предприятие было дорого, и купцы объединялись в «компанию на паях» — говоря по-современному, акционерное общество. Компании обычно именовались по фамилии самого крупного акционера. Команды промысловых судов частенько чуть ли не наполовину комплектовались «инородцами» — камчадалами, которые голод и цингу переносили лучше русских, — но охотно нанимали еще и коряков, якутов, эвенков. Из русских предпочтение отдавалось коренным сибирякам, но особенно поморам из Вологодской губернии — народ был привычный к морозам и тяжелому труду. Рабочих привлекали не только деньгами, но и долей в добыче — что, как легко догадаться, стимулировало их пахать по-стахановски.

Работа, конечно, была не сахар: представьте, что вас забросили на годик (а то и два-три) на необитаемый остров в Тихом океане, где вам предстоит прилежно добывать морского бобра — который, между прочим, зверь сообразительный и так просто в руки не дается. Зимние холода, скудное пропитание, угроза нападения алеутов, психологическая несовместимость, полное отсутствие витаминов, работа на износ… Автор этих строк, работавший в свое время в геологических партиях (при относительно тепличных по сравнению с веком восемнадцатым условиях XX века), примерно представляет, чего это стоит.

Это, как водится, была лотерея — для всех ее участников. Промысел мог оказаться неудачным, провальным. При удаче акционеры получали несколько десятков тысяч рублей, при неудаче — разорялись совершенно. Точно так же и рядовой промысловик в случае удачной «командировки» мог обеспечить себя на всю жизнь, получив две-три тысячи рублей, зато в случае провала оставался в неоплатном долгу у хозяев «до конца дней своих».

Как это сплошь и рядом бывает, в выигрыше оставалось исключительно государство. Без разрешения администрации ни одно судно не могло отправиться на промысел (вот интересно, «лицензии» власти выдавали бесплатно или как? Лично я по цинизму своему в их бескорыстие что-то не верю). С добытой пушнины власти получали десять процентов — а потом брали еще пошлины с мехов, вывозимых с Камчатки и Алеутских островов в Китай. В общем, государство, в отличие от «бизнесменов», убытков не несло никаких, а прибыль получало с каждого «хвоста»…

Очень быстро отдельные хитрованы стали задумываться о монополии. История сохранила имя того, кому уже в 1753 г. пришла в голову эта светлая идея — иркутский купец Югов. Именно он предложил властям некое новшество: платить он будет не десятую часть, а треть, но зато ему предоставят исключительные права промышлять в определенном районе.

Власти, недолго раздумывая, согласились — поскольку, как уже говорилось, ничегошеньки не теряли. Выгода получилась обоюдная: монопольно промышляя на острове Беринга три года, иркутянин, вернувшись, честно заплатил треть — и ему осталось ровным счетом шестьдесят тысяч рублей. Правда, на том же острове Югов, лично руководивший промыслом, и умер — после чего идея монополии как-то стала забываться.

Освоив Алеутские и Командорские острова, русские стали прицеливаться и к материку, к самой Аляске — давно было известно, что и там всевозможный пушной зверь водится в изобилии. Осенью работавший на компанию купца Бечевина мореход Пушкарев первым из русских достиг Аляски и остался там на зимовку. Правда, первооткрыватель этот был «чистым» коммерсантом, в отличие от многих своих предшественников совершенно не озабоченный научными интересами и думал только об одном: как бы раздобыть побольше мехов. Субъект был, прямо скажем, неприятный — и очень быстро рассорился с алеутами. Причина опять-таки житейская: бабы. Должно быть, не вынеся длительного воздержания, Пушкарев вместе с подчиненными обошелся с несколькими алеутками самым хамским образом, называя вещи своими именами, полюбил силком… Алеуты (в чем их трудно упрекнуть) напали на русских, нескольких убили, сожгли временный лагерь. Русские в ответ казнили семерых взятых ранее заложников. Тогда алеуты атаковали новый лагерь уже большим отрядом, с трудом удалось отбиться огнестрельным оружием, но стало ясно, что нормальной жизни тут Пушка-реву уже не будет. Он вернулся на Камчатку с мехами на сумму 52 000 руб. К чести русских, в безобразиях не замешанные по возвращении подали жалобу на остальных за их бесчинства над алеутами. К чести камчатских властей, они отреагировали достаточно жестко: все сорок виновных были лишены права выходить на промысел «на вечные времена», и их обязали заниматься хлебопашеством. Сам Пушкарев тоже стал «невыездным» и впоследствии зарабатывал на жизнь, нанимаясь в качестве проводника к государственным морским экспедициям.

Что греха таить, в действиях промышленников порой не было ни капли «прогрессивного», а их отношение к туземцам мало чем отличалось от действий английских протестантов против краснокожих. Удивляться тут особенно нечему: очень уж пестрым оказался контингент. Хватало добропорядочных людей но попадались и отморозки, о которых писал знаток проблемы Головнин: «Будучи народ распутный и отчаянный, большей частью из преступников, сосланных в Сибирь, они собственную жизнь ни во что не ставили, то же думали и о жизни других, а бедных алеутов они считали едва ли не лучше скотов…»

По крайней мере англичане в Северной Америке вели продуманную и систематическую политику истребления индейцев — иными словами, это была стратегия. Не пытаясь оправдывать иных, наших соотечественников, все же уточню, что подобной стратегии у них не было. Все зависело от конкретной личности. Вот два прекрасных примера…

Капитан «Св. Иоанна Устюжского» Василий Шошин (компания Чебаевского), приплыв на остров Булдырь, увидел алеутов, заготовлявших для себя мясо и рыбу. Немедленно приказал открыть по ним ружейный огонь, убил двоих, остальные разбежались, после чего Шошин, глазом не моргнув, забрал все припасы себе. Мало того, поставил перед своими людьми задачу: полностью истребить алеутов на острове — чтобы, не дай бог, не напали. Подчиненные, мать их за ногу, задачу выполнили. Шошин устроил еще несколько набегов на соседние острова, убивая и там всех встречных. Навел на алеутов такой страх, что они, едва завидев судно Шошина, выкладывали на берег меха и сушеную рыбу, а сами укрывались где придется. Острова эти были маленькие, безлесные, прятаться было негде…