Лидия Арабей - Мера времени

• Название: Мера времени
• Автор: Лидия Арабей
• Издательство: Юнацтва
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1982

Повесть «Мера времени» рассказывает о рабочей молодежи, о трудностях, с которыми встречается она на своем пути, об ответственности каждого за свои поступки.

---

— У меня, знаешь, программа-максимум есть, — доверительно рассказывала Валя. Она перешла с Зоей на «ты», потому что видела в ней ровесницу, товарища, а еще полутемный вагон и мерный перестук колес настраивали на задушевность. А может, просто захотелось рассказать случайной спутнице о том, что волновало. — Вот поработаю года три сестрой, немного скоплю денег, чтоб маме оставить. Витька к тому времени подрастет, может, в ремесленное поступит. А я… я в Минск поеду, в медицинский поступать. Папа наш умер от рака желудка. Никак не пойму, неужели ничего нельзя придумать, чтоб люди не умирали от этой болезни?.. Конечно, пока я закончу институт, что-то придумают, найдут средство… Но все равно… Всю свою жизнь посвящу…

Зое теперь казалось, что не такая уж она обыкновенная, эта Валя. И в лице, и в глазах у нее есть что-то особенное. Что-то такое, что и на самом деле может заставить слушаться ее. Слушаться и верить ей.

— А ты, если не секрет, где работаешь? — спросила она Зою.

— Я? — Зоя склонилась под столик, будто что-то там отыскивая. Так, не поднимая головы, тихо ответила. — На часовом работаю…

— На часовом? — переспросила Валя. — Это ведь, наверно, очень интересно.

— Да, интересно…

— Ой, уже поздно, — посмотрела на часы Валя, — а вам завтра рано вставать. Будем ложиться. Спокойной вам ночи.

— Это хорошо, Зоенька, что вы приехали. Поможете мне. Видите, сколько нам с вами придется писем пересмотреть, — говорила Анна Владимировна.

Они стояли в небольшом кабинете перед канцелярским шкафом, набитым разноцветными папками — желтыми, зелеными, розовыми. Папки были толстые и тонкие, новые и старые, с ободранными, измятыми углами.

— Это наш архив. Здесь я храню все письма, которые мы получаем. Пускай будут на память. А некоторые, возможно, пригодятся. Понадобились же сейчас… Только отыскать бы…

Зоя смотрела на папки и представить себе не могла, как к ним подступиться. В самом деле, если во всех этих папках письма, сколько ж это надо времени, чтобы все пересмотреть?

— Сегодня же и начнем, Зоенька, а сейчас пойдем позавтракаем. Раз уж приехали к нам, будьте нашей гостьей.

По узкой деревянной лестнице с перилами, украшенными затейливой резьбой, сошли они вниз. Дальше вел просторный коридор с большими окнами вдоль стены. Анна Владимировна обняла Зою за плечи, и Зое было приятно так идти с ней. Ей казалось, что с этой женщиной она знакома уже давно. Просто не верилось, что впервые они увиделись только сегодня.

Остановились у двери, за которой слышался шум, похожий на шум класса, куда еще не пришел учитель.

— Это наша столовая, — сказала Анна Владимировна, открывая дверь. Гул, стоявший в комнате, казалось, только того и дожидался: в коридор вырвались голоса, стук ложек, тарелок. Зоя на минуту смутилась, не решаясь войти.

— Иди, иди, — ласково подтолкнула ее Анна Владимировна, обращаясь к Зое уже на «ты».

Они пошли вдоль столиков, стоявших с двух сторон.

Вдруг Зоя почувствовала толчок в спину и одновременное испуганное «ах!». Обернулась. Прямо перед ней стоял мальчик в синем лыжном костюме. В глазах у него был самый натуральный испуг, а вихор на макушке, казалось, только что вскочил от страха да так и замер. На подносе в коричневой лужице кофе лежала опрокинутая чашка.

— Извините, — чуть слышно выговорил мальчик.

— Надо же осторожнее, Валерик! — с укором сказала Анна Владимировна. — Разве так дежурные встречают гостей?

— Я не хотел, — оправдывался Валерик.

— Ну, ничего, ничего. Все в порядке. Только больше не носись так, — Анна Владимировна поставила на место опрокинутую чашку. — Подавай, пожалуйста, завтрак и нам.

Они устроились за отдельным столиком у окна, и через минуту перед ним уже стоял Валерик с полным подносом.

— Однако быстрый ты, — улыбнулась Анна Владимировна. — А больше никого с ног не сбил?

— Нет, — помотал головой Валерик.

Он сначала поставил поднос на соседний свободный столик и чистой тряпочкой старательно протер клеенку. По тому, как снимал с подноса и ставил перед Анной Владимировной и Зоей тарелки с кашей и чашки с кофе, было видно, что старается он делать все как можно лучше.

Поставив все на стол, Валерик отошел в сторону, словно дожидаясь, не будет ли еще каких-нибудь распоряжений. Но Анна Владимировна улыбнулась ему:

— Спасибо, Валерик. Можешь возвращаться к своим обязанностям.

Валерик удалился, слегка косолапя.

И вот Зоя уже третий день в Калиновке. Сразу после завтрака поднимается наверх в маленький кабинет и открывает шкаф с папками. Как много их она уже просмотрела и как много еще остается! Письма, письма… В конвертах и без конвертов, написанные чернилами или карандашом, выведенные красивым почерком и нацарапанные неумелой, нередко детской рукой. Писем, еще недавних, на свежей белой бумаге, и очень старых. Многие листки пожелтели, пожухли, чернила расплылись, карандаш стерся, и трудно уже разобрать написанное. И откуда только их нет! Из Москвы и Вильнюса, из Дорогобужа и Алма-Аты, из Полоцка и Мозыря, из Гродно и Вилейки, из Ялты и Воронежа.

Анна Владимировна предупредила Зою, чтоб особенно внимательно читала подписи — в конце писем и на конвертах. Надо отыскать фамилию Новаторова. И Зоя искала. В основном только на это она и обращала внимание, но временами какое-то слово или фраза невольно привлекали внимание, и тогда Зоя начинала читать все письмо — одно, второе. В основном письма были адресованы Анне Владимировне и Ивану Гавриловичу. Некоторые начинались словами: «Дорогие товарищи!»

Писали родители, которые искали своих детей, родители, которые уже нашли их. Писали сами дети, уезжая куда-нибудь или насовсем покидая Калиновку.

«Дорогая Анна Владимировна! — прочла Зоя в одном письме. — Хочу написать вам о своей большой радости. У меня родилась дочь, очень красивая, здоровенькая и большая. Ей три месяца, а в консультации говорят, что она как пятимесячная. Дочку мы с мужем назвали Аннушкой, в вашу честь. Я своему мужу много о вас рассказывала, и он вас уже знает. Если будет у вас время, приезжайте к нам в гости. Муж у меня очень хороший и мы будем вам очень рады.

Катя Веремейчик».

Зоя понимала, что у нее нет времени перечитывать письма: ей не хватит тогда и нескольких недель. У нее и так уже начинает кружиться в голове — от неразборчивых почерков, от пыли, накопившейся в старой бумаге, от напряжения и внимания, с которыми она проделывала свою работу. Временами ей начинало казаться, что ничего она здесь не найдет, что не могут сохраниться письма, написанные столько лет назад, что они либо затерялись, либо истерлись в пыль и тогда руки опускались. Но она вспоминала больную мать, потерявшую здоровье еще тогда, когда потеряла Шурика, вспоминала фотографию юноши, которую видела у Рени, и снова начинала искать.

«Дорогой Иван Гаврилович! — прочла она в одном письме. — Это письмо я пишу вам своими собственными руками. Научился. В этом году я даже поступил в педагогический институт. Есть у меня и девушка. Зовут ее Лена. Она мне настоящий друг и верный товарищ. Так что жизнь у меня только начинается, а я не забыл, что однажды сказал вам, что она уже кончилась. Спасибо вам за все, что вы для меня сделали. На всю жизнь я считаю вас своим отцом.

Эраст Горделадзе».

— Анна Владимировна, а почему тут один человек хвастает, что своими руками письмо написал? — заинтересовалась Зоя.

— Где?

— Вот, — показала Зоя письмо.

— А, это наверно, от Эрика Горделадзе. У него, Зоенька, нет обеих рук. Оторвало миной.

Анна Владимировна сняла очки, в задумчивости поднесла дужки к губам. Она смотрела на письмо, которое было у Зои в руке, и словно что-то припоминала, что-то в этом письме она видела такое, чего не видела Зоя.

— Как ему трудно было учиться, — рассказывала Анна Владимировна, глядя на письмо, — по два года в одном классе сидел. Пока был маленький, кажется, не так страдал, а стал подрастать, совсем отчаялся. Перестал есть, разговаривать ни с кем не хотел, школу бросил… Но вот как-то Иван Гаврилович сумел с ним, не жалостью, не сочувствием, а как-то по-мужски, по-человечески. Сумел убедить… Парнишка совсем переменился, в школу вернулся, закончил. А сейчас, видишь, и в институт поступил…

Зоя бережно складывала листок. Он теперь казался ей необыкновенным. Ей даже захотелось положить его отдельно, чтоб не затерялся в кипах других писем.

И снова письма. Дорогая Анна Владимировна! Дорогой Иван Гаврилович! Дорогие товарищи! У Зои уже появились знакомые среди тех, кто жил здесь когда-то. Некоторых она уже узнает по почерку. Потому что не однажды встречался уже ей этот почерк. Вот ровные, словно под линейку выписанные строчки. Круглые буквы с нажимом. Под ними обязательно будет подпись — Оля Свиридова. Ну, так и есть. А вот этот мелкий и густой-густой — это не иначе как Таир Сатибалдин из Алма-Аты… Но тех, нужных ей писем, все нет и нет. И как все тут перепутано! Вот письмо, датированное 1952 годом, а с ним вместе — написанное в 1946. Зое же нужны те, которые писались в 1942. Еще не попадалось ни одного из тех давних лет. Хотя вот одно — от 12 января 1944 года.