Вадим Руднев - Винни Пух и философия обыденного языка

• Название: Винни Пух и философия обыденного языка
• Автор: Вадим Руднев
• Издательство: Аграф
• Жанр: Философия
• Год: 2000
• ISBN: 5-7784-0109-4

Книга впервые вышла в 1994 году и сразу стала интеллектуальным бестселлером (2-е изд. – 1996 г.). В книге впервые осуществлен полный перевод двух повестей А. Милна о Винни Пухе.

Переводчик и интерпретатор текста «Винни Пуха» – московский филолог и философ В. П. Руднев, автор книг «Морфология реальности: Исследование по философии текста» (1996), «Словарь русской культуры: Ключевые понятия и тексты» (1997, 1999), «Прочь от реальности: Исследования по философии текста. II» (2000).

Книга представляет «Винни Пуха» как серьезное и глубокое, хотя от этого не менее смешное и забавное, произведение классического европейского модернизма 1920-х годов. Для анализа «Винни Пуха» применяются самые различные гуманитарные дисциплины: аналитическая философия, логическая семантика, теоретическая лингвистика и семиотика, теория речевых актов, семантика возможных миров, структурная поэтика, теория стиха, клиническая характерология, классический психоанализ и трансперсональная психология.

Книга, давно ставшая культовой для русского интеллектуального читателя, интересна детям всех возрастов и взрослым всех профессий.

---

Как был сделан «Винни Пух»

(Предисловие к третьему изданию)

Впервые будущий переводчик задумался над тем, что «Винни Пух» Милна и «Винни-Пух и все-все-все» Б. Заходера (с замечательными иллюстрациями Алисы Порет) – одно из ключевых, культовых, как сейчас говорят произведений нашего с вами, читатель, детства, – это два совершенно разных текста. В 1990-м году, в Риге, я случайно прочитал по-английски не вошедшую в заходеровского «Винни Пуха» главу о том, как Поросенок и Винни Пух второй раз ловили Слонопотама (в этом издании – глава «Снова Heffalump» книги «Дом в Медвежьем Углу»). Почему Борис Владимирович не перевел эту главу, для меня до сих пор загадка. Видимо, что-то (что?) по тем временам в ней казалось, выражаясь нынешним языком, неполиткорректным. Тогда мне очень захотелось перевести эту главу. Что и было сделано.

В ту пору будущий комментатор «Винни Пуха» с увлечением читал труды по логической семантике, модальной логике, аналитической философии и теории речевых актов – Фреге, Карнапа, Кларенса Льюиса, Джона Остина, Уилларда Куайна, Георга фон Вригта, Яакко Хинтикку и Сола Крипке. Как-то, листая заходеровского «Пуха», он вдруг обнаружил, что «Винни Пух», как ни странно, – именно об этом: о возможных мирах и иллокутивных актах, жестких десигнаторах и индивидных контекстах, о пропозициональных установках и референтно-непрозрачных модальностях. Опыт многочисленных интерпретаций «Алисы в стране чудес» дал изумленному молодому человеку силы поверить в то, что все это не только его фантазии. (Таких «волшебных слов», как интертекст, деконструкция, шизоанализ, мы тогда, можно сказать, еще почти и не знали.)

Тут же на скорую руку была написана статья под названием «Винни-Пух in a Wonderland: Исследование по семантике и модальной логике», которая была опубликована в № 10 журнала «Даугава» за 1990 год [Руднев 1990]. Ученый подзаголовок к своей статье автор позаимствовал из книги Карнапа «Значение и необходимость» [Карнап 1958], желая этим сказать, что «Страна Чудес» – это страна, которую открыли ему замечательные логики и философы XX века и куда они с Винни Пухом, земную жизнь пройдя до половины, вместе неожиданно забрели. К статье был приложен перевод новой главы о Пятачке и Слонопотаме.

Прошло три года. Автор уже переехал в Москву и работал в издательстве «Прогресс». Там были пожилые и в основном старорежимные дяди и тети, но поскольку и им надо было соответствовать времени, то, когда он предложил проект нового, полного и «взрослого» перевода Винни Пуха, к нему отнеслись снисходительно и вроде бы дали даже «добро», правда, устно.

Май 1993 года был одним из самых счастливых месяцев в жизни исследователя «Винни Пуха». Они с женой с энтузиазмом переводили книжку Милна, писали за него стихи и читали все это вслух 9-летней тогда дочери Асе, Потом статья была значительно расширена за счет добавления психоаналитического и характерологического измерений. Слова «деконструкция» и «постмодернизм» к этому времени уже давно завоевали всеобщую популярность и так же давно ее утратили. С другой стороны, перед глазами был «русский Деррида» Борис Михайлович Гаспаров, автор знаменитых работ о «Мастере и Маргарите», «Двенадцати» и «Слове о полку Игореве», автор «мотивного анализа», русского варианта деконструктивной поэтики (подробнее см. [Гаспаров 1995]).

Тем не менее, когда и перевод, статья и комментарии были готовы, «Прогресс» без объяснения причин объявил, что никакого «Винни Пуха» печатать не будет («в стране назревает политический кризис, а вы тут со своими глупостями»), и, подавленный, переводчик уже готов был отослать рукопись в Ленинград Оле Абрамович, соредактору «Митиного журнала», которая была готова помочь опубликовать нового «Винни Пуха» в издательстве «Северо-запад», как вдруг, как бы сказал Пух, СОВЕРШЕННО СЛУЧАЙНО он столкнулся в прогрессовском кафе с директором тогда безусловно самого удивительного московского издательства «Гнозис», Мишей Быковым и рассказал ему о своих планах, после чего, тот выхватил у переводчика рукопись из рук со словами «Зачем посылать в Ленинград – сами издадим». И тогда в судьбе «Винни Пуха» начались самые тяжелые испытания.

Дело в том, что в «Гнозисе» не было редакторов в обычном советском понимании этого слова. Каждый сотрудник назывался «менеджером проекта», то есть он должен был вести книгу от начала до конца, от оригинала до магазина. Но самым печальным для создателя нового русского «Винни Пуха» было то, что изготовлять оригинал-макет на компьютере тоже должен был менеджер, то есть, применительно к «Винни Пуху» – сам переводчик. Напомню, что тогда еще не было теперешних удобных «подвиндоувских» вордов, а был крайне громоздкий и неудобный досовский ворд пятый. Обучение шло мучительно. Практически макет первого «Винни Пуха» делался почти год (для сравнения: книга, статьи, перевод и комментарии были написаны за три месяца).

Все же книгу с грехом пополам (редакция в целом особенно в успех «Винни Пуха» не верила) отдали в типографию, ее там напечатали – и она разошлась за два месяца (в газете «Книжное обозрение», она была отмечена как интеллектуальный бестселлер августа 1994 года).

Интересная особенность книги «Винни Пух и философия обыденного языка» состояла в том, что она с легкостью «ложилась» в любой контекст, в любую серию. Первое издание входило в серию «Аналитическая философия в культуре XX века». Включать «Винни Пуха» в такую серию было, конечно, хулиганством, но тем не менее это была самая успешная книга серии, на которой, впрочем, серия благополучно и закончилась по причине наших с Пухом идеологических разногласий с издательством «Прогресс». Второе издание «Винни Пуха и философии обыденного языка» вошло в серию «Пирамида» издательства «Гнозис». В эту серию входили, например, такие книги, как «Введение в математическую философию» Бертрана Рассела, сборник «Язык и бессознательное» Р. О. Якобсона, книга Сергея Зимовца «Молчание Герасима: Психоаналитические и философские эссе о русской культуре». Пух с честью выдерживал конкуренцию. Надо надеяться, что так он поступит и сейчас, войдя в серию «XX век +». Очень бы хотелось, чтобы он именно так и поступил.

В. Р.

Введение в прагмасемантику «Винни Пуха»

0. Вводные замечания

В отличие и даже в противоположность кэрролловской «Алисе», вызвавшей в XX веке массу откликов общефилософского или по меньшей мере междисциплинарного характера, «Винни Пух» А. А. Милна (в дальнейшем ВП) долгое время считался чисто детским произведением, мировая слава которого вызвана, как писали или могли бы писать критики, «самобытным изображением детского мира»; собранием веселых и забавных историй про игрушечного медвежонка «с Опилками в голове» (кстати, опилки ВП «пририсовал» Б. Заходер – первый и до настоящего издания единственный переводчик этого текста на русский язык; в оригинале говорится просто об отсутствии мозгов, один раз упоминается fluff (шерсть, свалявшийся пух или, в крайнем случае, мякина)).

В 1963 г. появляется книга «The Pooh perplex» («Пухова путаница») [Crew 1963] (Ссылки даются на список литературы в конце книги с указанием фамилии автора, и там, где необходимо, страницы), где, как тонко пишет советский литературовед, «происходит пародийное исследование этой саги с позиций всевозможных критических „измов“ – формализма, фрейдизма и т. д.» [Урнов 1983:15]. В 1976 г. выходит книга «The Tao of Pooh» («Дао Пуха»), в которой с опорой на текст (к сожалению, видоизмененный) ВП толкуются положения одного из направлений древней китайской философии. В 70-е годы оксфордский энтузиаст переводит первую книгу ВП на латынь.

Задача настоящего издания сложнее. Она состоит в том, чтобы на основе новой переводческой концепции текста ВП, философских комментариев и семиотической интерпретации отнюдь не заставлять читателя находить в ВП то, чего там нет, но попытаться обратить его внимание на то, что в нем, на наш взгляд, может быть.

1. Автор

Алан Александр Милн (1882-1956) был достаточно типичным английским писателем средней руки, автором многочисленных пьес, детективных романов, скетчей, комических рассказов и детских стихов в духе Эдварда Лира. Долгое время Милн был заместителем главного редактора сатирического журнала «Панч». ВП, по его собственным воспоминаниям, не играл особенной роли в его жизни. В его автобиографии [Milne 1939] ВП упоминается один раз, да и то в довольно ироническом контексте. Детские книги принесли А. Милну славу (ВП – безусловно мировую). Однако для Милна это были всего лишь книги, написанные в связи с ранним детством его сына, которые, как ему казалось, должны были забыться сразу после того, как они были написаны. Однако они не забывались и все время напоминали о себе бесконечным потоком читательских писем, от которых страдали не только Милн с женой, но в дальнейшем и их сын, который, став взрослым, для всех людей продолжал оставаться Кристофером Робином из ВП. Милн просто мечтал избавиться от ВП, но не мог. В мировой культуре он так и останется как автор ВП, подобно авторам «Дон Кихота», «Гаргантюа», «Гулливера» или «Горя от ума». Алан Милн во многом просмотрел ВП (или притворялся, что просмотрел). Кристофер Милн, его сын, относился к ВП более адекватно, но также мечтал от него избавиться (см. его книгу «The Enchanted Places» («Зачарованные места») [Milne 1976]). Быть живым персонажем, вероятно, очень трудно, так как на тебя смотрят как на нечто завершенное, трансгредиентное, внеположное внешнему миру, как бы сказал М. М. Бахтин. Однако сам факт борьбы между Кристофером Милном и Кристофером Робином показывает, что сама эта проблема взаимоотношения персонажа и прототипа вполне реальна и требует своей философской интерпретации. Мы еще вернемся к этой проблеме, а пока обратимся к тексту ВП.