Джон Толкин - ДЕТИ ХУРИНА (НАРН И ХИН ХУРИН)

• Название: ДЕТИ ХУРИНА (НАРН И ХИН ХУРИН)
• Автор: Джон Толкин
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: ISBN-10: 0618894640, ISBN-13: 978-0618894642

Последнее произведение великого Джона Рональда Руэла Толкина.

Книга, рукопись которой подготовил к публикации и отредактировал сын Толкина Кристофер.

История короля Хурина и его сына, проклятого героя Турина Турамбара, жребием коего было нести погибель всем, кого он полюбит.

История черных дней эльфийских королевств Средиземья, одного за другим падавших под натиском сил Темного Властелина Моргота…

История лучшего друга Турина — эльфийского воина Белега Куталиона — и его сестры Ниэнор…

История великого подвига и великой скорби.

---

Джон Рональд Руэл Толкин ДЕТИ ХУРИНА (НАРН И ХИН ХУРИН)

Перевод А. Хромовой

Детство Турина

Хадор Златовласый был владыкой аданов и верным другом эльфов. Он всю жизнь служил Финголфину, который отдал ему во владение ту часть Хитлума, что звалась Дорломин. Дочь Хадора Глорэдель вышла замуж за Халдира, сына Халмира, владыки людей Бретиля, и в тот же день сын Хадора, Галдор Высокий, женился на Харет, дочери Халмира.

У Галдора и Харет было два сына, Хурин и Хуор. Хурин был старше на три года, но невысок ростом, меньше других людей своего племени — этим он вышел в родичей матери, но всем прочим был он подобен своему деду Хадору: белокожий, златовласый, могучий телом и пылкий духом. Пылкий, но не вспыльчивый — нрав у него был ровный и непреклонный. Замыслы нолдоров были ему ведомы лучше, чем всем прочим людям Севера. Брат его, Хуор, был высок — из всех аданов он уступал ростом лишь сыну своему Туору. Хуор был хорошим бегуном — но если путь был долог и труден, Хурин опережал брата, ибо умел сохранить силы до конца пути. Братья очень любили друг друга, и в юности почти не разлучались.

Хурин взял в жены Морвен, которая была дочерью Барагунда, сына Бреголаса из дома Беора, и потому приходилась близкой родней Берену Однорукому. Она была высокая, черноволосая, и за ее красоту и дивный свет очей люди прозвали Морвен Эледвен, Прекрасная, как эльф. Но нрав у нее был суровый и гордый. Горести дома Беора омрачили ее сердце — ведь она пришла в Дор-ломин беженкой из Дортониона, после Браголлах.

Турином звали старшего из детей Хурина и Морвен. Родился он в тот год, когда Берен пришел в Дориат и повстречался там с Лутиэн Тинувиэль, дочерью Тингола. У Хурина и Морвен была еще дочь, по имени Урвен, но все, кто знал ее за ее короткую жизнь, звали девочку Лалайт, Смешинка.

Хуор взял в жены Риан, двоюродную сестру Морвен. Риан была дочерью Белегунда, сына Бреголаса. Злой рок судил ей родиться с нежным сердцем в те страшные годы — она не любила ни охоты, ни войны, лишь леса да полевые цветы были дороги ее сердцу. Она хорошо пела и умела слагать песни. Два только месяца прожила она с Хуором — а потом он ушел вместе с братом в Нирнаэт Арноэдиад, и Риан не видела его более.[1]

После Дагор Браголлах и гибели Финголфина страшная тень Моргота расползалась все шире с каждым годом. Но на четыреста шестьдесят девятый год от возвращения нолдоров в Средиземье в сердцах эльфов и людей вновь пробудилась надежда, ибо разнесся слух о деяниях Берена и Лутиэн и о том, как Моргот был посрамлен на самом своем троне, и говорили, что Берен и Лутиэн то ли еще живы. то ли умерли и воскресли из мертвых. В тот год великие замыслы Маэдроса были близки к исполнению, эльдары и аданы набрались новых сил, и удалось остановить наступление Моргота и выбить орков из Белерианда. Пошли разговоры о грядущих победах. о мести за поражение в битве Браголлах, о том, что Маэдрос соберет все силы эльфов и людей, и загонит Моргота под землю, и заколотит Врата Ангбанда.

Но мудрые беспокоились — им казалось. что Маэдрос поторопился обнаружить свою растущую мощь, и теперь Моргот успеет приготовиться.

— В Ангбанде вечно плетутся какие-нибудь новые козни, которых не ждут ни эльфы, ни люди, — говорили они.

И в самом деле, той же осенью с Севера, из-под свинцовых туч, налетел дурной ветер. Злым поветрием прозвали его, ибо он принес чуму, и в северных землях, что примыкали к Анфауглит, был большой мор среди людей, и умирали прежде всего дети и подростки.

В тот год Турину, сыну Хурина, было всего пять лет, а сестре его Урвен исполнилось три ранней весной. Когда она бегала по лугу, волосы ее мелькали в высокой траве, словно желтые лилии, и смех ее звенел, как веселый ручеек, что сбегал с холмов и струился за домом ее отца. Ручеек тот звался Нен Лалайт, и девочке тоже дали прозвище Лалайт, и весь дом любил ее.

Турина любили меньше. Черноволосый, как его мать, он и нравом походил на нее: он редко смеялся и мало говорил, хотя говорить научился рано и вообще выглядел старше своих лет. Турин не забывал обид и насмешек. Горячностью он вышел в отца, и мог быть несдержан и даже жесток. Но умел он и сострадать, и не раз плакал, видя чужую боль и слезы — в этом он тоже походил на отца: Морвен была сурова к себе, и к другим тоже. Мать он любил — она говорила с ним коротко и ясно. Отца он видел мало — Хурин редко бывал дома, он охранял восточные рубежи Хитлума вместе с воинством Фингона. Когда отец приезжал домой, его быстрая речь, пересыпанная непонятными словами, намеками и шуточками, смущала Турина, и потому он побаивался отца. Больше всего Турин любил свою сестренку Лалайт. Он редко играл с ней — чаще прятался где-нибудь и смотрел, как она бегает по лугу или по лесу, напевая песенки, что сложили дети аданов в те дни, когда язык эльфов был еще нов их устам.

— Лалайт прекрасна, как маленький эльф, — говаривал Хурин жене, — только, увы, кратковечнее! Но оттого она еще прекраснее — еще дороже…

Турин слышал слова отца, и долго думал, что это значит, но так и не понял. Он никогда не видел маленьких эльфов — в те времена в землях Хурина не было эльфийских поселений, и Турину лишь однажды удалось повидать эльфов: как-то раз король Фингон со своей свитой проезжал через Дор-ломин, и Турин видел их на мосту через Нен Лалайт — белые с серебром одеяния эльдаров сверкали на солнце.

Но слова Хурина подтвердились еще до исхода той зимы. Злое поветрие нагрянуло на Дор-ломин, и Турин заболел. Он долго метался в горячке и темном бреду, а когда очнулся — ибо он был силен и крепок, и судьба повелела ему жить, — спросил, где Лалайт. Но нянька ответила:

— Забудь имя Лалайт, сын Хурина, а о сестре твоей Урвен спроси у матери.

Когда пришла Морвен, Турин сказал:

— Я здоров, и хочу видеть Урвен. А почему нельзя говорить "Лалайт"?

— Потому что Урвен умерла, и нет больше места смеху в этом доме, — ответила Морвен. — А ты жив, сын Морвен. Жив и Враг, что причинил нам это зло.

Она не старалась утешить сына, ибо сама не искала утешения: она несла горе молча и холодно. Но Хурин открыто предался скорби. Он взял арфу и хотел сложить жалобную песнь, но у него ничего не вышло. И Хурин разбил арфу и, выбежав из дома, погрозил кулаком Северу и крикнул:

— Ты, что терзаешь Средиземье, — хотел бы я встретиться с тобой лицом к лицу и истерзать тебя, как мой владыка Финголфин!

Турин горько плакал по ночам, но при Морвен больше ни разу не упоминал имени сестренки. В это время он нашел себе друга, и лишь ему поверял свои печали и тоску, что томила его в опустевшем доме. Друга его звали Садор. Садор был домашним слугой Хурина. Он был калека, и с ним мало считались: в молодости Садор был дровосеком и нечаянно отрубил себе правую ступню. Турин прозвал его Лабадал — это значит «Одноножка», но Садор не обижался — ведь Турин звал его так с жалостью, а не в насмешку. Садор работал в мастерских — чинил дешевую утварь: он немного умел работать по дереву. Турин часто сидел рядом с ним и подавал нужные вещи, чтобы хромому не вставать лишний раз. Иногда, когда Турин находил какие-нибудь инструменты или деревяшки, что валялись без присмотра, он приносил их Садору, думая, что они могут пригодиться его другу. Но Садор только улыбался и приказывал мальчику отнести подарок на место.

— Будь щедр, но раздавай лишь свое, — говорил он Турину.

В награду за помощь Садор вырезал мальчику фигурки людей и зверей. Но Турин больше всего любил его рассказы. Ведь юность Садора пришлась на дни Браголлах, и он любил вспоминать те времена, когда еще не был жалким калекой.

— Да, сын Хурина, говорят, то была великая битва. Меня взяли из лесов и послали на войну, но в самой битве я не был — а поспей я в битву, быть может, заслужил бы себе увечье попочетнее. Мы пришли слишком поздно, нам только и осталось, что отвезти домой тело старого государя Хадора — он пал, защищая короля Финголфина. После этого я служил в Эйтель Сирион, могучей крепости эльфийских королей. Много лет провел я там — или это теперь так кажется, оттого что больше в моей жизни нечего вспомнить, такая она была серая и тусклая? Я был в Эйтель Сирион, когда ее осадил Черный король — Галдор, отец твоего отца, держал эту крепость от имени верховного короля. Он погиб во время осады, и я сам видел, как твой отец встал на его место, хотя был еще совсем молод. Говорили, что дух его пылает столь жарко, что меч накаляется в его руке. Он повел нас, и мы оттеснили орков в пески — с того дня и до сих пор не смеют они приближаться к стенам Эйтель Сирион. Но я, увы, был по горло сыт битвами и сражениями — вдоволь нагляделся я на кровь и раны. Я затосковал по родным лесам, и меня отпустили домой. Пришел я домой — и изувечил себя сам: бежишь от беды — а она навстречу.

Вот что рассказывал Садор Турину. Турин же, подрастая, начал задавать вопросы, на которые Садору бывало трудно ответить. Старик часто думал, что такие вещи мальчику лучше бы узнать от родных. Однажды Турин спросил: