Виктор Дихтярев - Вся жизнь - поход

• Название: Вся жизнь - поход
• Автор: Виктор Дихтярев
• Жанр: Путешествия и география

---

На Урал мы выезжали после нашего туристского лагеря, все оборудование которого я перетащил из прежнего интерната в нынешний. Это был мой последний лагерный сезон: налаженная работа могла быть передана другим людям. А я занялся подмосковными походами, подготовкой команд к районным и городским слетам и дальними путешествиями.

Структура лагеря осталась прежней, но теперь отряды были разновозрастные, и командирами в них, естественно, оказались старшие воспитанники. Это значительно облегчило работу руководителей походов. Все-таки в прежнем лагере, при всей организованности туристов из четвертых-пятых классов, они многого не умели, да и многое им было просто не по силам. Завалить сушину или быстро поставить в непогоду палатки - с этим у малышей всегда были трудности. И нести продукты даже на четыре дня они не могли. А теперь в каждом отряде было несколько человек по 15 - 17 лет. У них самые тяжелые рюкзаки, они помогут отстающим, приструнят озорников - в общем, сделают все, как положено взрослым людям.

Но лагерь с разновозрастными отрядами запомнился не только этим.

Мне сказали, что километрах в шести от нас, в деревне Дютьково, есть какой-то музей с потрясающим экскурсоводом.

Я привел туда один из отрядов. Нам указали на обычную деревенскую избу с табличкой "Народный музей на общественных началах имени А.П. Чехова, И.И. Левитана и С.И.Танеева". Встречает нас невысокий плотный мужчина, уже в достаточных летах. Застиранная серая рубашка, поношенные брюки - видно, оторвали мы его от огородных дел или строительных работ.

- Павел Федорович Колесов, - представляется он. - Директор, хозяйственник и смотритель всего этого. Проходите, пожалуйста, в дом, осмотритесь, присаживайтесь, а я буду через несколько минут.

Ребята входят в большую комнату и удивленно оглядываются на меня. На бревенчатых стенах - репродукции картин в самодельных рамках, множество переснятых фотографий незнакомых людей, какие-то документы. Такие музеи, и даже побогаче, мы видели во многих школах. Незаметно вошел Павел Федорович в парадном синем костюме и тихо встал у окна. Я прошу ребят рассаживаться по лавкам, потому что сейчас начнется вступительная беседа. Но я ошибся: не было вступительной беседы, а был необыкновенный рассказ влюбленного в свое дело человека.

- Итак, мы находимся в музее имени Чехова, Левитана и Танеева, голосом доброго сказочника начинает Павел Федорович. И постепенно раздвигаются стены бревенчатого дома, и перед нами старая Москва с извозчиками, дремлющими под газовыми фонарями. Снег искрится на их черных армяках, фыркают и тихо вздрагивают лошади. Мимо снуют лотошники, гуляет "чистая публика"...

Вместе с Павлом Федоровичем мы идем темными коридорами Строгановского училища, где под лестницей ночует мальчишка Исаак Левитан, потому что в Москве ему жить негде. А вот суровый сторож, - Павел Федорович горбится и берет с подокойника тяжелый подсвечник, - а вот суровый сторож шаркает валенками по паркету. "Исаак", говорит он, заглядывая под лестницу, "а ну выходи!"

Павел Федорович прикрывает свечу рукой, наклоняется - и мы вместе с ним вглядываемся в воображаемую темноту...

... - Динь, динь, динь, - Павел Федорович трясет колокольчиком, - это едет к Танееву в гости Антон Павлович Чехов...

... Мы входим в торжественный зал московской консерватории, сидим на репетициях Художественного театра, и те, кого мы только видели на портретах - Чайковский, Шаляпин, Саврасов, Станиславский - становятся ближе и понятнее нам...

Не знаю, сколько времени длилось это волшебство. Павел Федорович закрывет глаза, склоняет голову - и мы снова очутились в большой комнате, где на бревенчатых стенах теснятся репродукции в самодельных рамках...

С давних лет скромный бухгалтер Павел Федорович собирал репродукции левитановских картин, а выйдя на пенсию, купил заброшенный дом в деревне, где летом отдыхал Танеев, и открыл бесплатный, ни от кого не зависящий музей.

Я начал отправлять к Павлу Федоровичу отряд за отрядом, а после музея ребята брались за лопаты, грабли и молотки - чинили крышу, приводили в порядок участок. Через год на стенде с перечнем друзей музея был вписан и номер нашего интерната, а у меня сохранился пожелтевший от времени документ: приглашение приходить с ребятами в музей без очереди, которая часто выстраивалась вдоль деревенской улицы. Дружба с Павлом Федоровичем Колесовым продолжалась до его кончины. Мы помогали строить большой амбар, торжественно именуемый концертным залом - выступать в нем почитали за честь многие известные музыканты. Павел Федорович бывал у нас в интернате, ездил с ребятами в Ленинград, и тогда не надо было томиться у касс Эрмитажа директора ленинградского и дютьковского музеев обеспечивали нам зеленую улицу.

У меня всегда был пунктик: отчаянное стремление приобщить ребят к литературе, истории, театру и живописи. Поэтому знакомство с таким людьми как Павел Федорович Колесов и Сергей Михайлович Голицын, я принимал как подарок судьбы. Мне же, дремучему дилетанту, приходилось вертеться. Ночами я готовился к экскурсиям, просматривая альбомы с репродукциями

и перечитывая нужные книги. Обычно я сам вел ребят по музеям, поэтому выглядеть неподготовленным было никак нельзя.

В Третьяковке и в Пушкинском музее мы не только лицезрели картины: по манере письма мы старались определять художественный почерк авторов и спорили, к какому направлению они принадлежат. В лексиконе туристов появились такие слова, как импрессионизм, дадаизм, экспрессионизм. Часто я останавливал ребят и говорил:

- Эту картину вы не видели. Кто автор?

И радовался почти безошибочным ответам: Ренуар, Манэ, Пикассо, Робер...

Когда в походах ребята любовались подмосковными пейзажами, я почти всегда спрашивал:

- Красиво?

- Красиво.

-А почему?

Туристы смотрели сквозь сделанную из пальцев рамку, чтобы найти завершенность сюжета, и говорили об уравновешенности кадра, о переходах цвета, о передних и задних планах. Не думаю, что мы только "поверяли алгеброй гармонию". Ребята учились видеть Прекрасное, видеть то, на что раньше не обращали внимания.

В нашем путешествии по Уралу картинных галерей не планировалось. Но я был уверен, что тайга, скалистые хребты и озера не оставят ребят равнодушными. Помимо прочего, целью путешествия был сбор геологической коллекции и составление крупномасштабной карты маршрута - подробных карт, по соображениям секретности, в то время не выпускалось. Когда на Ильменьской турбазе старший инструктор увидел нашу карту, он заявил, что ни под каким видом не отдаст ее. Еще бы! По масштабу в одном сантиметре пятьсот метров можно было идти только что не с закрытыми глазами.

Старший инструктор был потрясен не только нашей картой.

Перед заходом на базу мы послали вперед двух десятиклассников попросить разрешения поставить на территории палатки и, если можно, выдать справки о прохождения маршрута второй категории сложности. Посмотрев на могучих ребят, инструктор сказал, что организует торжественную встречу, пусть только группа задержится на полчаса.

И вот мы входим в ворота между двумя шеренгами отдыхающих на базе взрослых туристов. За мной идут старшие, а дальше - все мельче и мельче, и так до замыкающего-второклассника, племянника Людмилы Яковлевны.

- Это они прошли вторую категорию?! - поражается инструктор.

- Они.

Ломается строй взрослых: смех, аплодисменты, крики "Ура!"

У малышей снимают рюкзаки, старших распрашивают о маршруте. Приходит директор базы и приглашает в столовую - уж как-нибудь таких героев сегодня бесплатно покормят...

Утром ко мне в палатку заглянул старший инструктор:

- У нас после завтрака туристская полоса препятствий. Не захотят ли дети участвовать? Заодно и поучатся на таких соревнованиях.

- Захотят, - говорю я.

Дети, чемпионы московских первенств, сразу вырвались вперед. Один этап, другой, третий - и стоп! Нужно разжечь костер и вскипятить воду в котелке. Об этом этапе нам забыли сказать.

Пока собирали с дорожки какой-то мусор, пока кто-то подкинул нам несколько хворостинок, соперники уже ставили перед финишем палатки. А когда вечером началось награждение, победители отдали нам противень с пирогом, а мы им - свой кулек конфет за третье место.

- Таких орлов можно и в третью категорию выпускать, - сказал старший инструктор.

Ну, до маршрутов третьей категории сложности нам еще надо было расти, но свой мы прошли полностью.

В этом уральском путешествии появились у нас новые законы и традиции. Известно, что законы - понятие юридическое. Они принимаются каким-либо руководящим органом с указанием санкций за их нарушение. Были у нас законы туристского лагеря, из которого в походы перешло "Правило 12 секунд" и безоговорочное выполнение распоряжений дежкома. Как говорили ребята "дежурный командир отдает приказание через плечо". Это значит, что любое приказание, отданное дежкомом даже мимоходом, должно выполняться. А что последует за неподчинение? Каюсь, пресловутая чистка ведер у нас так и осталась. С придумыванием наказаний у меня всегда не вытанцовывалось потому что не мог разобраться в чем, собственно, их смысл. Доставить человеку неприятность? А что дальше? Расчитывать, что больше проступок не повторится? Тогда всю педагогику надо свести к одному только реестру наказаний. И как только накажем по последнему пункту - готово, получайте нравственно сформированную личность! Но ведь если человека постоянно наказывать, он постарается скрывать проступки, чтобы избежать неприятностей. И результат наказания получится обратным: не осознание неправильных действий, а сокрытие их. Сколько школьников подтирают оценки в дневниках, чтобы избежать домашних скандалов и воспитывающего отцовского ремня! Ну вот швырнул пятиклассник в спальне ботинком в товарища - игра у них такая - и попал в оконное стекло. Что теперь с этим швыряльщиком делать? Ругать? Заставить неделю драить длинющий коридор на этаже? Но ведь пацан и сам понимает, что набедакурил, уже напереживался - ведь не нарочно он стекло высадил, а мы ему еще и коридор или что-нибудь понеприятней. Не проще ли смыться из спальни - пойди узнай теперь кого наказывать!