Алексей Махров - Господин из завтра

• Название: Господин из завтра
• Автор: Алексей Махров
• Жанр: Альтернативная история

---

— Простите, Ваше Высочество — Ренненкампф смотрит на меня своими прозрачно-серыми глазами прямо и твердо, не отводя взгляд. — Простите, но между собой мы уже давно называем вас «государь». А теперь вот просто как-то само слетело с языка.

Понятно. «Просто слетело с языка» — это здорово. Такой вот изощренный метод подхалимажа. Ну, ладно, надо все-таки узнать, о чем они там советовались…

— Мы тут посоветовались, Ваше Высочество: будет лучше, если вы не сообщите императорской чете, да и всем вашим родственникам о том, что было в Берлине…

Ха, я и сам думал об этом, вот только как это «не сообщать»? Ведь отчет давать все равно придется.

— Как вы себе это представляете, Павел Карлович?

— Все очень просто — он чуть понижает голос. — Это не вы ухаживали за принцессой, а я. Или князь.

А в этом что-то есть. Можно попробовать, по крайней мере иметь, как запасной вариант. Молодцы.

Интерлюдия 3

Яркий свет, напряженный гул голосов…

— Итак, я резюмирую: иновременной донор отказывается добровольно покинуть реципиента, и предпринимает действия, переводящие бифуркационный узел из разряда второго рода в первый. Попытка войти в контакт с ИД, предпринятая магистром Крупиной, чуть было не привела к гибели последней. Считаю необходимым провести операцию по насильственному возвращению ИД в его временной кластер. Проведение поручаю доктору Фалину и доктору Берштейну…

Глава 7

Рассказывает Олег Таругин

Наше возвращение было легким. Васильчиков действительно мужественно принял на себя обвинения в легкости поведения, но теперь, хотя бы, надо мной не висит дамокловым мечем попытка заключить союз с «вероятным противником». И то хлеб. А тем временем я получил еще одно очень важное право: теперь я присутствую на заседаниях Государственного и Императорского советов так сказать официально. Фактически, с правом голоса.

Мой венценосный рара спокойно передал мне часть своих обязанностей. Он лишь поцокал языком и, стиснув мои плечи, прорычал: «Гляди-ка, Николя, человеком становишься! А я-то думал, ты у меня дурачком удался!» Нельзя сказать, чтобы венценосный алкаш был совсем не прав: прежний Ники был не просто дурачком, а вполне законченным кретином. Последний блаженный в русской церкви. М-да уж, нынешнего вряд ли канонизируют, хотя… неисповедимы пути Господни … а уж церковные — и подавно…

Утро. Рука сунулась под подушку, где, начиная с той памятной ночи Светланиного визита, лежит себе, полеживает миленький короткорылый «бульдожка» бельгийской национальности. Так, на всякий пожарный…

Ох, как же неохота вылезать из постели. Вот так бы и проваляться до Петропавловской пушки, ощущая задницей мягкость перины. Как не так! Сам этот порядок завел…

— Ваше Высочество! — грохот каблуков и громкие голоса. — Ваше Высочество, извольте подниматься. Биться пожалуйте.

Это Шелихов с Махаевым явились с утречка пораньше. Ну, вот и повалялся. Прыжком выбрасываю себя из постели. После памятного визита Светланочки, я, наплевав на все условности, сплю в армейском нижнем белье. Так, рожу ополоснуть, шаровары надеть, сапоги на портянки натянуть. Вот он я, готов, оппоненты дорогие…

Мы в хорошем темпе бегом проносимся по коридорам дворца. А вот и зал для фехтования. На стенах еще висят маски, нагрудники, рапиры, сабли, но на пол уже давно навалены маты. Мягкие сапоги-ичиги, казачьи шаровары и льняная исподняя рубаха — отличная форма для занятий рукопашным боем. Привычно надеваю шлем из кожи — необходимая предосторожность. Не прошло и трех месяцев, как я пугал венценосных родителей замечательно громадным бланшем, поставленным мне услужливым Филей Махаевым. Ну, понеслась…

Махаев пытается достать меня крюком справа. Не смотря на свои невеликие года, в родном Саратове он числился в непобедимых кулачных бойцах. Он меня почти достает, негодяй. Можно бы поаплодировать, но некогда. Перекатом ухожу назад, и пытаюсь из положения лежа подсечь ему ноги. Раньше этот фокус проходил на ура, но Шелихов кое-чему подучил своего коллегу, и унтер стрелок успевает подпрыгнуть. Когда он приземляется, я уже стою на ногах. Н-на! Эх, чуть-чуть не дотянулся… Уй! А вот он — дотянулся. Вот ты ж, зараза, как больно своего будущего государя саданул… О-ба! Примите мои уверения в совершеннейшем к вам почтении. Этот удар мне сам Махаев и поставил — полновесный прямой справа. Он как-то задумчиво прикладывается отдохнуть. Нокаут. Что-то я сегодня быстро с ним разделался — придется еще с Шелиховым поспаринговать.

Невысокий Егор катится вокруг меня, как мячик, состоящий из мускулов. Ну-ка, ну-ка, что это ты замыслил, казачья твоя душа? Ага, ты меня, значит, на бросок решил поймать! Так это мы еще будем поглядеть, кто кого поймает… Поглядели, мать твою так! Поймал, зараза! В последний момент поменял направление броска и кинул меня влево, хотя обозначал атаку вправо. Э-эх, все! У него не вырвешься…

— Хорош, Егор, хорош. Сдаюсь! Посмотри, там Махаев не очухался? Филимон, ты живой?

Слабое мычание означает, что унтер-офицер Махаев приходит в себя. Рядом яростно валяют друга-дружку Васильчиков и Ренненкампф. Ну, это у них надолго. Странно: Егор с Филимоном не ревнуют меня, напротив — каждый старается показать приятеля в выгодном свете. А вот князь Сергей и Павел Карлович — друзья, друзья, а до дела дойдет — ревнуют меня хуже, чем Отелло Дездемону. Вот и сейчас каждый старается выйти победителем, ведь я вижу схватку.

Хотя во всех остальных случаях действуют они дружно, так сказать единым фронтом. К внутреннему, ближнему кругу добавились еще два человека: капитан Хабалов,[53] который не знает, да, надеюсь, никогда и не узнает, что в феврале 1917 он будет, фактически, единственным человеком, пытавшимся штыками столичного гарнизона переломить ситуацию, и военно-морской адъютант — лейтенант Эссен.[54] Этого скоро придется отпустить в академию, но пусть запомнит, что государь у него — я! Именно сейчас Хабалов активно загоняет чуть растерявшегося Эссена в угол зала. Ничего, ничего, Николай Оттович, держитесь! Учитесь выпутываться из сложных боевых ситуаций…

Так, пора заканчивать этот марлезонский балет. Кажется Ренненкампф стал сдавать, и теперь он становится способен на любые, абсолютно противозаконные действия. Эдак ведь ухлопает еще Васильчикова сгоряча. Или тот его…

— Господа офицеры! — ох, ты! Подскочили, как ошпаренные котята. — Вольно, вольно! На сегодня достаточно. Пойдемте завтракать, господа.

Вот так. Эта парочка снова не выяснила, кто же из них сильнее. И не выяснит, уж я-то постараюсь. Нечего их в искус вводить.

Мы шагаем по переходам Зимнего дворца. Адъютанты переговариваются, а ординарцы жарко обсуждают перипетии сегодняшней тренировки. Можно пока расслабиться. Что у нас там на сегодня запланировано? Вроде бы к Титову[55] на верфь собирался съездить…

Одно из первых производств, которые мне удалось совершить с помощью «Водки Плюс» было присвоение Петру Акиндиновичу Титову чина генерал-майора по флоту. Этот громадный человечище, похожий на былинного Илью Муромца — талантливый судостроитель-самоучка. Я постараюсь его использовать по полной программе. Он у меня еще министром военного кораблестроения станет…

… В моей комнате нас ждет завтрак. Ну что ж — на семерых даже вроде и не очень много. Яичница аппетитно шипит, копченое мясо в меру солоно, а чай просто изумительно ароматен. Мы все дружно набрасываемся на еду. Это мой порядок: офицеры и унтера — за одним столом. Так надо. Тонняга[56] Ренненкампф сперва морщился, но потом смирился, и, по непроверенным данным иногда завтракает со своим ординарцем. Привычка — хуже болезни…

Мы уже заканчиваем, когда Васильчиков неожиданно меняется в лице. Князь Сергей смотрит на всех оторопелым взглядом, потом хватается руками за голову, и трясет ей так, словно пытается оторвать.

— Князь, что с вами? Что случилось?!

Взвыв, он валится на пол, яростно сжимая свои виски. Припадок? Только этого не хватало…[57]

— Филимон, коньяку, живо! Бегом, твою мать!

Мы с Ренненкампфом больно стукаемся лбами, одновременно наклоняясь к Васильчикову. Да что же это?

— Государь! Вот коньяк! — Хабалов, отбросив к чертям и этикет, и секретность, протягивает мне бутылку, которую мгновенно раздобыл где-то Махаев.

— Зубы ему разожмите! Да не ножом, Николай Оттович, ложкой! Вот так… Голову приподнимите, — коньяк янтарной струйкой течет в приоткрытый рот. — Сергей, вы меня слышите?.. Слышишь меня, Серега?!

По лицу Васильчикова разливается мертвенная бледность, и тут же сменяется лихорадочным румянцем. Он изумленно смотрит на нас и тих спрашивает:

— А где этот? Ну, который…

— Какой «который», Сергей? — Ренненкампфа просто-таки трясет от переживаний за друга-соперника. — Здесь никого не было.