Сергей Антонов - Васька

• Название: Васька
• Автор: Сергей Антонов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-235-00146-Х

Книга лаурета Государственной премии СССР Сергея Антонова состоит из двух повестей — «Овраги» и «Васька», рассказывающих о становлении активного характера комсомольца тридцатых годов. Действие первой повести происходит в деревне в годы коллективизации, второе — на строительстве Московского метрополитена. Одно из центральных действующих лиц — Митя Платонов — сын председателя колхоза, двадцатипятитысячника. В «Оврагах» он — свидетель начала строительства колхозов, а в «Ваське» — бригадир, комсорг шахты Московского метро.

---

Техничка — грузовой «газик» с фанерной будкой и верстаком — была ярко освещена. Ящик, о котором мечтала Чугуева, служил ступенькой. И когда глыба сена медвежьей тушей застряла в вырезе двери, ребята-слесари перетрухнули. Они не поверили, что такую ношу притащил один человек, да к тому же девчонка. При свете лампочки-переноски увидели, как тяжело всем своим грузным телом дышит Чугуева. Подивились, разделили сено на три охапки и понесли Мите.

А Чугуева дышала, открывши рот, как рыба, собиралась встать, да сил не было.

Ее окликнули.

В машине, в фанерной будке слесарей, пригрелись еще двое, Осип и парнишка, мечтавший о втузе.

— Эх ты, зенки бесстыжие, — попрекнула она. — Ребята вкалывают, а он копчик греет.

— А кто меня из строя вывел? — Осип усмехнулся половиной губы. — Ты мне травму нанесла, ты за меня и отрабатывай.

— Погоди! Увидит Митька!

— Не найдет.

— Я скажу. Он тебя перелопатит.

— Скажи. Мы ему тоже кой-чего скажем.

Он сунул руку за ворот брезентовой спецовки и из внутреннего кармана тельняшки, который сама Чугуева пришивала ему, вытянул склеенный из газеты конверт.

К письмам Чугуева привыкла. Как только появился Гошин очерк, ей писали со всех сторон. Красноармейцы, студенты, моряки и кубанские казаки объяснялись в любви, девчата допытывались, что такое счастье. Одно письмо пришло на английском языке из города Вашингтона. Письма валялись сперва в управлении на Ильинке, потом в конторе 41-бис под ненадежным надзором секретарши Нади. Поначалу Чугуева читала их, потом и брать не стала.

Это письмо было особое. Только отец, и больше никто, умел клеить из газеты такие квадратные конверты, только отец, и больше никто, писал «о» так же, как произносил, колесиком.

— Отдай, а? — прогудела она жалобно.

— Митьке скажешь?

— Не скажу. Отдай.

Он сунул конверт под тельняшку.

— Ишь ты какая быстрая! Травму нанесла, а я ейные письма доставляй.

— Отдай! — гудела Чугуева жалобно. — Я тебе что хошь…

— А что с тебя взять? Чего у тебя осталось? — Он обернулся к парнишке. — Думает, мне ее интерес нужен… Не нужон мне от тебя никакой интерес, и сама ты мне не нужна, сучка. Письмо я тебе, конечно, отдам, поскольку его никто не купит. Только прежде исполни номер…

— Какой?

— Обыкновенно какой. Письмо пришло, пляши. По закону бы за все твои письма тебе полные сутки плясать надо. А я ладно. Полчаса хватит.

— Да ты что!

— Как хошь… — Он застегнулся на все пуговицы.

— Ладно, ладно! — Она полезла в техничку.

— Э-э, нет! На настиле мы и без писем спляшем. На воле давай!

— Тут склизко… И дождь.

— Как хошь.

Чугуева уперлась одной рукой в бок, другую изогнула над головой дужкой, принялась переступать тяжелыми метроходами и поворачиваться. Тяжело ей было до слез. Глина приваривала к земле подошвы, ноги вынимались из сапог. Повернулась разок и поняла, до какой степени устала. Колени дрожали. Повернулась еще через силу, упала в грязь. Проговорила, не поднимаясь:

— Не могу боле. Ноги не стоят, отдай.

— Не-е, халтура. Какой это пляс! Давай «Курку»! Дело лучше пойдет.

— Ей-богу, не могу… лучше я тебе пайку отдам.

— Как хошь.

Она собрала последние силы, принялась топтаться на месте, заголосила по-старушечьи:

Эх, курка бычка родила,
Поросеночек яичко снес…

Поскользнулась, снова плюхнулась в грязь и услышала, как взвизгнул парнишка:

— Вы не смеете! Я Гусарову доложу!

Она увидела маленькие кулачки, сказала обреченно:

— Шел бы ты отсюда, пацан. Нечего тебе тут глядеть… Наглядишься еще!

— Это издевательство! — Парнишка ломал пальцы. — Это же… Это же, в конце концов, не по-комсомольски!

— Кому касается! — протянул Осип ржавым голосом. — Сматывайся отсюдова!

Послышались быстрые голоса. Чумазый, как черт, слесарь влетел в техничку.

— Кепка! — завопил он. — Подай домкрат! Укосину завалило!

Все-таки не зря дали Гусарову высшее образование, не зря читали ему лекции про угол естественного откоса. Он знал, что кран-укосина без надежной опоры долго не выдержит. Поэтому и не дал разрешения ставить подъемный механизм на проседающей бровке. Но и не запретил, поскольку не желал лишний раз прослыть маловером.

Укосина стала накреняться, когда Митя запихивал в промоину последние пучки сена. Работа подавалась быстро. Он был увлечен и не замечал ни новой угрозы, ни грохотавшего грома, ни того, что бадья стала валиться на борт. Только потухшая фара образумила его. Он понял, что трос сорвало с блока. Если бы не стопорный ломик, загремела бы бадья на дно, а вместе с бадьей и он бы загремел. Да и загремит скоро. Ломик не долго выдержит.

Первым сориентировался Круглов. Он осторожно выбрал на лебедку трос. Непосильная часть веса была снята с ломика. Что делать дальше, никто не знал. Митя висел в бездонной ночной темноте. Под ливнем метались электрические лампочки. Подъехали пожарники, умножая тревогу колоколами и сиренами. Сколько ни звони, аварийную лестницу не подвести ни снизу, ни сверху.

Митя заставил себя загонять на место последнюю доску заборки — работа глушила страх. Метрах в двух под ним тянулся швеллер, один из сотни швеллеров, распирающих стальные сваи. Спрыгнуть бы на него и попытаться дойти до стремянки. Швеллер был двадцать четвертый номер, горизонтальная полка двенадцать сантиметров шириной. На земле Митя не только прошел бы, а пробежал по такой полке с закрытыми глазами. Мальчишкой по рельсу бегал, не срывался. А вот когда швеллер не на земле, а на высоте, другое дело. Если точно не угадаешь или угадаешь, да не удержишь баланса, придется лететь с трехэтажной высоты без пересадки до самого донышка.

Хорошо бы перед началом работы настлать две-три доски, одним концом на швеллер, другим на обвязку. Тогда бы можно было спокойно прыгать…

Взорвался гром. И в небе, и в самом котловане сверкнула зеленая молния. И в это мгновение Митя увидел парящего в воздухе человека.

Ему не почудилось. Человек, конечно, не висел в воздухе, а шел по швеллеру. Это была Чугуева. Под мышкой она несла доску. Как только слесарь крикнул про укосину, она бросилась в котлован. Еще в пути она придумала то же, о чем только чтодумал Митя: выбрала двухдюймовку понадежнее и пошла. От усталости она не чуяла высоты и шла вроде бы в забытьи. За спиной в суматохе ливня мерещились ей призрачные голоса — то голос матери, то брата, то еще чей-то умоляющий «Пожалуйста, побыстрей… Побыстрей, пожалуйста…»

Идти по швеллеру надо было метров шесть. Когда она прошла половину пути, погас свет. Кто-то вскрикнул дурным криком, и света в котловане не стало. И застыла Чугуева, как столпник над черной бездной. Стоять на высоте оказалось во сто крат трудней, чем двигаться. По спине и по бокам наотмашь хлестал ливень, выдергивал из рук распухшую от воды доску.

— Монтера! — закричала Чугуева.

И внизу закричали:

— Монтера! Монтера!

Дожидаться света было нестерпимо. Чугуева стала тихонечко скользить подошвой: одна нога вперед сантиметра на три, другая вперед сантиметра на два. Двигалась, двигалась, а конца не было. И ей вдруг подумалось, что рисковый переход этот, и мука ожидания конца, и мука оттяжки его до смешного напоминают ее нелепую, страшную жизнь.

— Ты далеко хоть? — спросила она, не надеясь на ответ.

— Ку-ку! — раздалось над головой совсем рядом. — Не спеши, Васька!

Свет наладили. Чугуева стояла у самой дощатой заборки. Митя выглядывал из бадьи, как мокрый скворец из гнездышка. Рыжие лохмы его можно было тронуть доской. Чугуева подмостилась и пригрозила, как мать несмышленышу:

— Сиди, не рыпайся. Сейчас мост настелю.

А перед ней уже качалась в воздухе еще одна двухдюймовка. Это Круглов догадался, стал спускать материал на веревке. Чугуева испытала настил своим весом, сказала:

— Хоть пляши. — И разрешила прыгать.

А внизу кучками собирались люди. За Чугуевой, оказывается, кинулся паренек, пробежал сгоряча два метра, а на третьем сорвался. Это он и молил: «Побыстрее, пожалуйста». И свет потух оттого, что он, падая, порвал провода. Ударился так, что один сапог нашли в трех метрах от него, другой — в пяти.

А очки не разбились.

В нем еще сбереглось несколько минут жизни. Когда его укладывали на носилки, он прошептал:

— Мерси…

Вынесли его из котлована поспешно, не дожидаясь ни врачей, ни «скорой помощи». Гибель в котловане была бы чрезвычайным происшествием. И пункт соревнования не выполнили бы. А наверху Метрострой ни при чем.

Часам к шести утра подошла смена: отоспавшиеся бригадиры дистанции и мобилизованные управленцы. Отработавшие ребята толпами бродили по улице, стреляли у прохожих сухую папироску. Гусаров бормотал: за провода не хвататься… на изоляцию не надеяться… кувалды проверить… А бухгалтеры и техотдельцы растерянно поглядывали на мокрую кучу. Куча эта, сданная Митей под расписку, представляла собой двадцать один комплект брезентовой спецовки.