В. Стамбулов - Намык Кемаль

• Название: Намык Кемаль
• Автор: В. Стамбулов
• Издательство: Журнально-газетное объединение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1935

Вашем вниманию предлагается биографический роман о турецком писателе Намык Кемале (1840–1888). Кемаль был одним из организаторов тайного политического общества «новых османов», активным участником конституционного движения в Турции в 1860-70-х гг.

Из серии «Жизнь замечательных людей». Иллюстрированное издание 1935 года. Орфография сохранена.

Под псевдонимом В. Стамбулов писал Стамбулов (Броун) Виктор Осипович (1891–1955) – писатель, сотрудник посольств СССР в Турции и Франции.

---

Мидхад вошел в кабинет в качестве министра без портфеля, но всем было ясно, что первая роль в новом правительстве принадлежит ему.

Первая паника дворца могла скоро пройти. Необходимо было действовать, пока султан и его камарилья не опомнились. Однако, Мидхат медлил, все еще надеясь добиться от султана конституции мирным путем. Но настроение масс испугало правительство. Несмотря на весь его либерализм, революционное выступление населения вовсе не входило в его расчеты. Поэтому было решено совершить переворот без участия масс.

Наиболее решительным и боевым человеком в кабинете был сераскер (военный министр) Хуссейн Авни-паша. Это был известный боевой генерал, солдафон, менее всего симпатизировавший либеральным идеям Мидхата, но смертельно ненавидевший Абдул-Азиса за ряд ссылок и унижений, которым он подвергался от султана и камарильи. Распоряжаясь армией, он имел теперь всю силу в своих руках. В то время, как Мидхат писал великому визирю о своих надеждах договориться с султаном, прося скрыть это от Хуссейн-Авни, последний потребовал немедленного низложения. Настояния Хуссейн-Авни подействовали в конце концов на Мидхата и его коллег. Чтобы придать акту свержения законность в глазах отсталых элементов, шейх-уль-ислам выдал торжественную фетву, гласившую:

«если глава правоверных выказывает расстройство ума и неспособность управлять государством, если он употребляет государственные средства для личных расходов, если его пребывание у власти вредит государству и нации, может ли он быть низложен?

Ответ: Священный закон говорит: „Да“.

Написано смиренным Хасан-Хайрулла. Да окажет ему аллах свое милосердие.

30 мая 1876 года».

Некоторые разногласия произошли между Мидхатом и Хуссейн-Авни в вопросе о способе низложения султана. Сераскер предлагал прибегнуть к обыкновенному пронунциаменто.[87] Мидхат хотел придать этому акту характер народной санкции. Для этого он предлагал созвать софт и стамбульское население к мечети Нурие Османие, сообщить им о мотивах низложения и получить их одобрение на перемену режима. Большинство министров также высказывалось за эту процедуру, но неожиданный инцидент заставил изменить этот план.

Накануне решительного дня, назначенного на 31 мая, одна из знакомых дворцовых женщин известила Мидхата, что султан о чем-то подозревает и заговор может быть открыт с минуты на минуту. Эти сведения подтверждались и тем, что дважды в этот день Хуссейн-Авни вызывался во дворец, несмотря на то, что он отговаривался нездоровым. Узнав об этом, министры-заговорщики решили действовать немедленно. 30 мая, в полночь, великий визирь и Мидхат, каждый в сопровождении слуги с фонарем, отправились в Сиркеджи[88] и, сев в каик, поплыли в Паша-Лимани – маленькое местечко на берегу Босфора, где жил Хуссейн-Авни.

Была темная ночь, шел проливной дождь, гребцам с трудом удалось отыскать берег. Хуссейн-Авни ждал их с нетерпением. После недолгой беседы, последние решения были приняты, и каждый поехал в назначенное ему место. Хуссейн-Авни отправился во дворец Долма-Бахче, а Рюштю с Мидхатом в военное министерство. Там должны были собраться министры и высшие сановники и ждать прибытия наследника Мурада, которого взялся привезти Хуссейн-Авни. По прибытии наследника, его должны были немедленно провозгласить султаном и зажечь огни на высокой белой башне сераскериата, чтобы сообщить флоту о совершившемся перевороте, после чего залпы броненосцев адмирала Ахмед-паши должны были известить город о событии.

Хуссейн Авни-паша.

Сообщить султану об его низложении было поручено маршалу Сулейман-паше[89] – главному начальнику военной школы в Пангальти.[90] Это был ревностный сторонник Мидхата и партии реформ, которому можно было доверить опасное и рискованное предприятие. В казармах Таш-Кишла и Гюмюш-Сую войска получили уже приказ начальника стамбульского гарнизона Редиф-паши и были расположены так, чтобы защищать подступы с суши. Броненосцы, находившиеся под непосредственным командованием морского министра, выполняли ту же задачу со стороны моря.

Оставалось лишь обезоружить караулы у самого дворца. Сулейман-паша повел туда избранный отряд пангальтских юнкеров. Выполнив быстро, но не без борьбы, эту операцию, он поспешил в аппартаменты наследника, который хотя и был предупрежден заранее и с нетерпением ждал этого момента, но теперь струсил и заколебался. Однако, Сулейман-паша понимал, что каждый момент промедления может стоить всем заговорщикам жизни; почти насильно он усадил Мурада в карету, стоявшую у ворот дворца, где его ждал Хуссейн-Авни.

После этого Сулейман-паша вновь бросился во дворец. Отталкивая караульных и лакеев, которые пытались его удержать, он ворвался к Абдул-Азису, которому сообщил о его низложении, прочитав ему затем фетву шейх-уль-ислама.

В то время как Абдул-Азис в ярости осыпал Сулейман-пашу самыми отборными ругательствами, залпы броненосцев извещали уже население о событии. Только тогда султан понял, что все кончено, и подчинился, после чего его немедленно перевезли в старый дворец Топ-Капу.

Переворот был совершен. Через два дня, рескриптом на имя великого визиря, новый султан заявлял, что: «империя будет реорганизована в соответствии с нуждами народа и таким образом, чтобы предоставить всем без различия подданным насколько возможно полную свободу». Далее говорилось о «благосклонном внимании к Совету министров, о справедливом применении законов и об уменьшении цивильного листа».

Первые дни после переворота были буквально праздником для всей империи. В Стамбуле ликование населения не знало пределов. Мало кто подозревал, что смена Абдул-Азиса менее всего означала ликвидацию деспотизма. Турки радовались как-будто наступившей весне свободы. Заговорила пресса, перед политическими заключенными открылись двери тюрем. Магозская крепость также выпустила своего узника в тот момент, когда Намык Кемалю уже казалось, что он не выйдет живым из своего мрачного заключения.

Мидхат-паша был слишком умный и прозорливый человек, чтобы не видеть всего ничтожества только что возведенного им на престол султана. Но ему казалось, что достаточно окружить безвольного и поддающегося всем влияниям Мурада энергичными и преданными людьми – и опасность того, что он пойдет по стопам предшественника, будет устранена. Вот почему, в первые же дни после переворота, по требованию Мидхата, личными секретарями Мурада были назначены Зия-паша и Намык Кемаль.

Несколько лет спустя, в своей «почетной» ссылке в Адане, Зия-паша рассказывал:

«Был первый день моей работы во дворце. Мурад вызывал меня, давал различные поручения. Наступил вечер. Мне казалось, что вся работа окончена, когда внезапно мне сказали: „Вас требует падишах“. Когда я вошел, Мурад любезно сказал мне:

– Я порадую тебя хорошей вестью. Я немедленно возвращаю сюда твоих друзей.

Я не догадывался, о чем идет речь. Он понял это и, улыбнувшись, пояснил:

– Иди, немедленно скажи садразаму, пусть дадут телеграмму о вызове сюда Намык Кемаля и его товарищей.

Я так обрадовался этому распоряжению, что, позабыв об этикете, выбежал из залы и, несмотря на позднее время, отправился к великому визирю, находившемуся еще в министерстве.

Рюштю-паша встретил меня весьма холодно:

– В чем дело?

Не обращая внимания на его тон, я передал ему распоряжение Мурада. Рюштю страшно рассердился. Он заорал:

– Эфенди, мы покончили наши дела, время ли заниматься такой ерундой. Конец света, что ли, настанет, если эти баловники приедут на десять дней позже? Вы думаете мир рухнет от этого? Все это ваша затея. Неужели вы не нашли ничего другого сказать падишаху?

До конца жизни я не забуду этой сцены. Для меня стало ясно, что Рюштю-паша был злейшим врагом Намык Кемаля и всех нас. Я тоже вспылил и безо всяких обиняков дал хорошую отповедь садразаму, а на следующий день подал в отставку. Таким образом, я не оставался в должности главного секретаря султана даже и 24 часов».

Но все же распоряжение об освобождении Намык Кемаля было дано. Больной, истощенный лихорадками и начавшейся легочной болезнью, которая 12 лет спустя свела его в могилу, он плыл теперь на пароходе к любимому Стамбулу, радуясь, что пора испытаний кончилась и что для отечества, которому он готов был отдать свою жизнь, начиналась эпоха свободы и прогресса. Но в столице он застал совсем не то, чего ожидал и на что надеялся.

Как всякий верхушечный переворот, в котором не принимают участия широкие массы, переворот 30 мая не имел прочного фундамента. Мидхат и его сторонники низложили султана, являвшегося слишком махровым деспотом, но не осмеливались посягнуть на самый принцип самодержавия. Как когда-то янычары остановились перед уничтожением последнего Османа, так и одержавшая на короткий миг победу буржуазия не решалась покончить с династией. Такое положение могло удовлетворить лично недовольную султаном бюрократическую верхушку, но ни в коей мере не отвечало интересам и требованиям широких масс населения и даже наиболее передовой части национальной буржуазии.