Майкл Роботэм - Пропавшая

• Название: Пропавшая
• Автор: Майкл Роботэм
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-352-02082-1

В романе «Пропавшая» читатель вновь встретится с главными героями предыдущей книги Майкла Роботэма «Подозреваемый» – Джозефом О'Лафлином и инспектором полиции Винсентом Руизом, которых опять объединит опасное, чреватое неожиданными поворотами событий, расследование.

Холодные темные воды Темзы, пуля в ноге и чужая фотография в кармане – а за ними потеря табельного оружия, амнезия, подозрения коллег по службе и повторяющиеся нападения неизвестного убийцы. Так, проходя через смертельный риск, боль и одиночество, Руиз продолжает поиски маленькой девочки, бесследно пропавшей три года назад – словно растворившейся в недрах ничем не примечательного лондонского пятиэтажного дома. Все знают, что Микки Карлайл мертва, а ее убийца пойман, осужден и отбывает срок в тюрьме; всем удобно так думать. Всем, кроме Руиза, который не хочет смириться с ее смертью и спустя три года, когда в деле появляется новая зацепка, возобновляет расследование – сперва как инспектор полиции, а затем, после отстранения от службы, как частное лицо. По мере того как оживают его воспоминания о случившемся на Темзе темной сентябрьской ночью, в поле зрения Руиза попадают новые лица, показания которых могут пролить неожиданный свет на события трехлетней давности. Вот только каждому из этих людей приходится вести двойную жизнь, каждый играет в свою рискованную игру, и у каждого есть свои резоны скрывать правду…

---

Все более крутой спуск и стремительное течение не позволяют мне остановиться. Если тоннель сузится, я окажусь в ловушке. Спина трется о потолок, кажется, он стал ниже, и вода прибывает. Или же у меня начинается паранойя.

Руки снова теряют опору, и я падаю вперед, барахтаясь в грязи, извиваюсь и пытаюсь остановиться, но не могу. Ногам не за что зацепиться. Меня подбрасывает на каком-то возвышении, а потом я чувствую, что куда-то падаю. Приземлившись в липкую грязь, по запаху безошибочно определяю, что это канализация. Меня тошнит.

Глаза залепила густая грязь. Я соскребаю ее, пытаясь хотя что-нибудь разглядеть, но тьма вокруг непроницаема. Фонарик потерян, и искать его бесполезно – он все равно испорчен.

Я сажусь и проверяю, не сломал ли себе чего во время падения. Руки дрожат от холода, пальцев я вообще не чувствую. Из отверстия над головой течет вода. Пора отсюда выбираться.

Сосредоточившись, я пытаюсь прикинуть, где нахожусь относительно Долфин-мэншн. Часов мне не видно, и поэтому я не знаю, как долго пробыл под землей. Карниз был узким, и я двигался медленно. Возможно, я прошел всего несколько сотен ярдов. Я чувствовал вибрацию от движения транспорта, вероятно проходя под дорогой. Однако, сколько я ни прислушиваюсь теперь, до меня не доносится ни звука. И вдруг я ощущаю кожей щеки что-то вроде легкого ветерка.

Встав слишком резко, я ударяюсь головой о потолок. Больше так не делай! Согнувшись, я шарю руками по кирпичной стене, нащупывая путь, как слепой, периодически останавливаясь и ожидая нового дуновения. Но рассудок издевается надо мной. То мне кажется, что ветерок окончательно стих, то наоборот – что он дует с другой стороны.

Я чувствую, как постепенно мною овладевает отчаяние. Быть может, мне стоит повернуть назад. В темноте я могу угодить в какую-нибудь дыру, из которой мне в жизни не выбраться.

И вдруг впереди мерцает свет. Это похоже на сказку, но в центре тоннеля светится призрачная голограмма. Я вхожу в нее и поднимаю голову. Через квадратную решетку на верху шахты виднеется небо. Края решетки не совсем ровные, так как она засыпана землей. Я вижу футбольные бутсы, щитки и грязные коленки. За игрой наблюдает группа школьников и учителей. Кто-то кричит: «Поднажми!», кто-то орет: «Офсайд!»

Поблизости от люка одинокий школьник читает книгу.

– Помогите!

Он начинает растерянно озираться.

– Я внизу!

Он смотрит через решетку.

– Помогите мне выбраться.

Он падает на колени и приближает лицо к решетке.

– Эй! Что вы там делаете?

– Я полицейский.

Я знаю, что это не ответ на его вопрос, но этих слов оказывается достаточно. Мальчик идет за учителем. Я слышу голос:

– Сэр, там кто-то в люке. Думаю, он застрял.

Над решеткой склоняется другое лицо, на этот раз старше и ответственнее.

– Что вы там делаете?

– Пытаюсь выбраться.

Новые лица склоняются над люком. О матче все, кажется, забыли. Большинство игроков толпятся у решетки, чтобы посмотреть на «того парня, который застрял в трубе».

Из машины приносят лом. От краев люка отгребают почву.

Наконец решетка поднята, вниз тянутся сильные руки. Я оказываюсь посреди английской осени, щурясь на свету и стирая с лица следы своего пребывания в канализации.

Из намокшего кармана я добываю последние капсулы морфина. Словно по волшебству, боль уходит, а на меня накатывают чувства. Обычно мне не нравится это состояние. Эти сентиментальность, слезливость, размягченность только и годятся что для поцелуев после секса и встречи одноклубников по регби, но – знаете что? – я обожаю этих ребят. Только посмотрите: на них клубные шарфы, и они гоняют мяч по полю. Такие милые. Даже разрешают мне принять душ в раздевалке, а кто-то дает мне рубашку, спортивные штаны и кроссовки. Теперь я похож на пенсионера, собравшегося совершить пробежку.

Вызван профессор, который находит меня в раздевалке. Он сразу же подходит ко мне как к пациенту, берет обеими руками мое лицо и оттягивает мне веки.

– Сколько вы приняли?

– Последние две.

– Боже мой!

– Нет, все прекрасно, в самом деле. Послушайте. Я был внизу… в реке. Как же мы это упустили три года назад!

– О чем вы говорите?

– Я знаю, как ее забрали из Долфин-мэншн. Она спустилась вниз через нору – как Алиса в Страну чудес.

Я знаю, что порю бессмыслицу, но Джо терпеливо слушает. Наконец я рассказываю ему все, но он почему-то не воодушевляется, а злится. Он называет меня глупым, упертым, неосмотрительным и импульсивным, но перед каждым утверждением сообщает мне о «своем глубоком уважении». Меня еще никогда не ругали так вежливо.

Я смотрю на часы. Почти одиннадцать. В полдень я должен быть в суде.

– Мы успеем.

– Только сначала мне нужно кое-куда заехать.

– Переодеться.

– Нет, рассказать одному мальчику, что случилось с его фонариком.

25

Королевский суд на Стрэнд состоит из тысячи комнат и трех миль коридоров, большинство которых заставлено темными деревянными шкафами, поглощающими свет и прибавляющими зданию мрачности. Архитектура – викторианская готика, ведь основная функция судов – вышибать дурь из людей, с которыми они имеют дело.

Однако для Эдди Баррета это здание – очередная сценическая площадка. Он мчится по коридорам, распахивая двери и расталкивая группы перешептывающихся юристов. Для человека с такими короткими ногами и бульдожьей походкой он движется удивительно быстро.

Баррет в юриспруденции выполняет ту же функцию, что и гиены в африканских саваннах: он задирает живых и питается падалью. Он берется за дела не ради денег, а ради славы и использует каждую лазейку в законе, каждую двусмысленность, неустанно повторяя при этом, что британская судебная система – «самая совершенная и справедливая в мире».

Для Эдди закон представляется гибким инструментом. Его можно согнуть, скрутить, расплющить или растянуть, пока он не станет тем, чем можно с удобством пользоваться. Эдди даже может заставить его исчезнуть, изящно вильнув боком.

За Барретом на расстоянии десяти шагов идет Чарльз Рэйнор, королевский советник, получивший прозвище Грач из-за черных волос и длинного носа. Однажды во время перекрестного допроса он довел до слез бывшего члена кабинета расспросами о его пристрастии к женскому нижнему белью.

Эдди замечает меня и кидается мне навстречу.

– Боже, кого мы видим: инспектор Руууиииз! Я столько о вас слышал! Слышал, что ваша жена спит с кем-то другим: раз, два – и в дамки. Я здорово разозлился бы, если бы моя приятельница спала со своим боссом. В богатстве и бедности, в болезни и здравии – разве не это они обещают? И ничего не говорят о том, что дадут любому в интересах фирмы.

Мои зубы стискиваются, глаза застилает красный туман.

Эдди отступает на шаг.

– Да, а вот и знаменитый нрав, о котором я слышал. Желаю приятно провести время в суде!

Я знаю, что он нарочно меня заводит. Таков стиль Эдди – он забирается людям под кожу, выискивая самое слабое место.

В зале столпились зрители, три ряда занимают журналисты, включая четырех газетных рисовальщиков. На мебели и оборудовании установлены микрофоны, поэтому повсюду змеятся провода, прикрепленные к полу изолентой.

Я ищу глазами Рэйчел, надеясь, что она может оказаться здесь, но вижу только Алексея, который смотрит на меня так, словно ждет, что я рассыплюсь в пыль от его взгляда. Слева от него сидит уже знакомый мне русский, справа – энергичный молодой негр с ясными глазами.

Грач поправляет свой парик и смотрит на оппонента, королевского советника Фиону Хэнли – приятную женщину, напоминающую мне мою вторую жену Джесси своей спокойно-отстраненной манерой и глазами цвета меда. Мисс Хэнли занята тем, что складывает на столе папки и бумаги, словно возводя вокруг себя небольшую крепость. Она поворачивается и неуверенно улыбается мне, как будто мы уже где-то встречались (раз десять, не больше).

– Всем встать.

Появляется лорд Коннелли, главный судья; он медлит, обводя взглядом зал, словно ждет, что сейчас раскроются райские врата. Наконец садится. Все садятся.

Следом заходит Говард, взбирается по ступенькам на площадку. Он поджал губы и посерел, волосы безвольно падают на лоб, он рассеянно хмурится, словно потерял ориентир. Эдди что-то шепчет ему, и они смеются. Мне везде мерещатся заговоры.

Кэмпбелл думает, что события последних недель – результат деятельности Говарда. Требование выкупа, локон волос Микки, ее купальник – это все части тщательно продуманного плана, призванного поставить под сомнение виновность Говарда и вытащить его на свободу.

Я не разделяю этой точки зрения, потому что она не объясняет того, о чем Джо постоянно спрашивает меня: зачем нужно было ждать три года?

Лорд Коннелли поправляет под спиной подушечку и прочищает горло. С мгновение он изучает потолок зала заседаний, потом начинает: