Майкл Роботэм - Пропавшая

• Название: Пропавшая
• Автор: Майкл Роботэм
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-352-02082-1

В романе «Пропавшая» читатель вновь встретится с главными героями предыдущей книги Майкла Роботэма «Подозреваемый» – Джозефом О'Лафлином и инспектором полиции Винсентом Руизом, которых опять объединит опасное, чреватое неожиданными поворотами событий, расследование.

Холодные темные воды Темзы, пуля в ноге и чужая фотография в кармане – а за ними потеря табельного оружия, амнезия, подозрения коллег по службе и повторяющиеся нападения неизвестного убийцы. Так, проходя через смертельный риск, боль и одиночество, Руиз продолжает поиски маленькой девочки, бесследно пропавшей три года назад – словно растворившейся в недрах ничем не примечательного лондонского пятиэтажного дома. Все знают, что Микки Карлайл мертва, а ее убийца пойман, осужден и отбывает срок в тюрьме; всем удобно так думать. Всем, кроме Руиза, который не хочет смириться с ее смертью и спустя три года, когда в деле появляется новая зацепка, возобновляет расследование – сперва как инспектор полиции, а затем, после отстранения от службы, как частное лицо. По мере того как оживают его воспоминания о случившемся на Темзе темной сентябрьской ночью, в поле зрения Руиза попадают новые лица, показания которых могут пролить неожиданный свет на события трехлетней давности. Вот только каждому из этих людей приходится вести двойную жизнь, каждый играет в свою рискованную игру, и у каждого есть свои резоны скрывать правду…

---

– Волосы с головы, как правило, самые длинные и имеют одинаковый диаметр. Естественно выпавшие волосы слегка секутся, но в нашем случае они были срезаны… – Она показывает на фотографию: – Этот волос не окрашивался и не завивался.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Вы можете определить ее возраст?

– Нет.

– Девочка может быть жива?

В моем вопросе звучит надежда, но мисс Фостер, кажется, не замечает этого. Показывает на другой увеличенный снимок.

– Когда волос взят с тела, находящегося в состоянии разложения, у корня иногда появляется темный круг. Это называется посмертным волосяным кольцом.

– Я его не вижу.

– И я не вижу.

На следующем наборе фотографий представлена открытка. Мне знаком этот текст, эти ровные строчки больших печатных букв.

– Открытка и конверт почти ничего не дают. Тот, кто послал письмо, не лизал марку. И мы не обнаружили отпечатков пальцев. – Она перебирает фотографии. – Почему вдруг все так заинтересовались этим делом?

– О чем это вы?

– На прошлой неделе нам звонил юрист. Спрашивал о тестах Микаэлы Карлайл.

– Он назвался?

– Нет.

– И что вы сказали?

– Ничего. Сказала, что наши тесты конфиденциальны.

Возможно, это был адвокат Говарда, но тогда возникает вопрос, откуда он узнал. Мисс Фостер убирает папку обратно. Я не могу придумать других вопросов.

– Вы не хотите узнать о втором заказе? – спрашивает она.

Мое смущение длится долю секунды, но ее достаточно, чтобы меня выдать.

– Вы ведь не помните, верно?

Мою шею заливает жар.

– Увы. Со мной произошел несчастный случай. В меня стреляли. – Я показываю на ногу. – Теперь я не помню, что произошло.

– Обширная преходящая амнезия.

– Да. Поэтому я здесь. Восстанавливаю прошлое по кусочкам. Вы должны мне помочь. Что было во втором свертке?

Открыв шкаф под столом, она вытаскивает пластмассовую коробку и достает из нее прозрачный пакет. В нем несколько треугольников из оранжевого и розового полиэстера. Купальник!

Мисс Фостер вертит пакет в руках.

– Я провела небольшое расследование. Микаэла Карлайл была одета в такой же купальник в день своего исчезновения, вот почему, как я полагаю, вы попросили меня его осмотреть.

– Я тоже так полагаю, – говорю я, чувствуя, что у меня пересохло во рту.

– Где вы его взяли?

– Не помню.

Она понимающе бормочет:

– Значит, вы мне не скажете, что происходит?

– К сожалению, не могу.

Прочитав что-то в моих глазах, она смиряется с таким ответом.

– Это купальник Микки?

– Мы не смогли обнаружить генетического материала, но нашли следы мочи и кала. К сожалению, их недостаточно для анализа. Однако я выяснила, что партия таких купальников была произведена в Тунисе и продавалась в магазинах и по каталогам летом две тысячи первого года. Три тысячи единиц были ввезены в Англию и проданы здесь, пятьсот из них были этого размера.

Я пытаюсь быстро обдумать услышанное. Несколько треугольников из полиэстера седьмого размера не доказывают, что Микки жива. Говард мог сохранить купальник как сувенир, или кто-то мог найти такой же. Подробности дела широко освещались в прессе. Была даже напечатана фотография Микки в купальнике.

Достаточно ли этого, чтобы убедить меня, что Микки еще жива? Не знаю. Достаточно ли, чтобы убедить Рэйчел? Более чем.

Сжав зубы, я пытаюсь заставить мозг работать. Нога снова заболела. Я больше не ощущаю ее как часть своего тела. Я словно таскаю за собой чужую конечность после неудачной трансплантации.

Мисс Фостер провожает меня вниз.

– Вам лучше вернуться в больницу, – предупреждает она.

– Со мной все в порядке. Послушайте, вы можете провести еще какие-нибудь тесты… с купальником?

– Что вы хотите знать?

– Не знаю: следы краски для волос, волокна, химические вещества…

– Я могла бы попробовать.

– Спасибо.

В каждом полицейском расследовании есть упущенные детали. Большинство из них не имеет значения, и, если удается получить признание подозреваемого или приговор присяжных, эти детали остаются не более чем фоновым шумом. Теперь я постоянно возвращаюсь к первому расследованию, прикидывая, что мы могли упустить.

Мы поговорили с каждым жильцом Долфин-мэншн. У всех, кроме Говарда, было алиби. Он не мог знать точную сумму денег в копилке Микки, если только она ему не рассказала. А вот Кирстен вполне могла знать такую подробность.

Мне нужно снова увидеть Джо. Возможно, его склад ума поможет отыскать во всем этом какой-нибудь смысл. Подчас он соединяет друг с другом разрозненные, несвязанные детали, и все становится простым, как картинка из точек, по которым способен рисовать даже ребенок.

Я не люблю звонить ему в субботу. Большинство людей посвящают этот день семье. Он берет трубку раньше, чем включается автоответчик. Где-то на заднем плане слышен смех Чарли.

– Вы пообедали? – спрашиваю я.

– Да.

– Уже?

– Вспомните, у нас маленький ребенок: кормление и игры по расписанию.

– Не хотите посмотреть, как ем я?

– Всю жизнь мечтал.

Мы договариваемся встретиться в «Перегрини», итальянском ресторанчике в Кэмден-тауне, где кьянти вполне сносен, а шеф-повар с моржовыми усами и оглушительным тенором как будто только что сошел со сцены.

Я наливаю Джо бокал вина и передаю ему меню. Он изучает окружающую обстановку, бессознательно собирая информацию.

– И почему вы выбрали это место? – спрашивает он.

– Оно вам не нравится?

– Почему же, здесь очень мило.

– Ну, здесь хорошо кормят, оно напоминает мне о Тоскане, и я знаю семью владельцев. Альберто здесь с шестидесятых. Это он сейчас на кухне. Уверены, что не будете ничего есть?

– Я закажу пудинг.

Пока мы ждем официанта, я рассказываю профессору о ДНК-тестах и купальнике. Теперь очевидно, что были и другие письма.

– Что бы вы с ними сделали?

– Отнес бы на анализ.

– А потом?

– Спрятал бы в надежное место, на случай, если со мной что-то случится.

Джо кивает и смотрит на свой бокал.

– Хорошо, покажите мне свой бумажник. – Он протягивает руку через стол.

– У меня нечего красть.

– Просто дайте мне его.

Он роется в отделениях и карманах, извлекая квитанции, визитки и кусочек пластика, который оплачивает мою жизнь.

– Итак, представьте на минуту, что вы не знаете этого человека, а просто нашли бумажник на дороге. Что он расскажет вам о своем владельце?

– Что владелец не носит с собой много наличных.

– Что еще?

Это одна из психологических игр Джо. Он хочет, чтобы я ему подыграл. Я беру квитанции, слипшиеся в комок (бумажник побывал вместе со мной в реке) и начинаю отделять их друг от друга. Некоторые прочесть невозможно, но я нахожу несколько чеков за еду на вынос. Вечером 24 сентября – в тот злополучный вечер – я заказывал пиццу. Когда Джо пришел ко мне в больницу и спросил, что я помню последним, я сказал ему об этом.

Глядя на стол, я чувствую тоску. Вся моя жизнь свалена передо мной в кучу. Визитки приятелей по регби, уведомление из Британской газовой компании, что отопительная система в моем доме нуждается в ремонте, почтовая квитанция на заказное письмо, водительские права, фотография Люка…

Этот снимок сделан на побережье в Блэкпуле[68]. Мы ездили туда на день, и Даж упакована в десять юбок и туфли на завязках. Ее волосы спрятаны под шарфом, и она скалится на фотографа, потому что отчим попросил ее улыбаться. Люк висит у нее на руках и смеется. Я стою поодаль, глядя себе под ноги, словно на что-то наступил.

– Ты всегда смотрел вниз, – говорила мне Даж. – И все равно умудрялся падать на ровном месте.

Я помню тот день. На пляже шел конкурс талантов. Сотни людей сидели на солнышке и слушали, как всевозможные Джо Блоу[69] поют песни и рассказывают анекдоты. Люк тянул Даж за руку и ныл, что хочет петь. Ему было всего четыре. Она велела ему замолчать.

Потом мы наблюдали за тем, как парень в клетчатом пиджаке с прилизанными волосами строил гримасы и шутил. Внезапно он запнулся, потому что на сцену вышел маленький ребенок. Это был Люк – со своим светлым вихром и в заляпанных мороженым шортах. Комик поднял ужасную суету, опуская микрофон, чтобы задать ему вопрос.

– Так-так, мальчик, как тебя зовут?

– Люк.

– Ты здесь отдыхаешь, Люк?

– Нет, я здесь с мамой.

Все засмеялись, а Люк нахмурился. Он не понимал, почему вокруг смеются.

– Зачем ты сюда вышел, Люк?

– Я хочу спеть песню.

– И что ты будешь петь?

– Не знаю.

Все снова засмеялись. Я на его месте умер бы, но Люк только стоял и таращился, загипнотизированный толпой. Даже когда Даж стащила его со сцены и все зааплодировали, Люк не помахал и не отреагировал. Он просто смотрел.