Алексей Каплер - «Я» и «МЫ». Взлеты и падения рыцаря искусства

• Название: «Я» и «МЫ». Взлеты и падения рыцаря искусства
• Автор: Алексей Каплер
• Издательство: Искусство
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-212-00341-Х

Алексей Яковлевич Каплер. Обаяние этого яркого, доброго я смелого человека памятно многим – несколько лет он входил в каждый дом в роли ведущего «Кинопанорамы». А вся его жизнь десятилетиями связана с историей советского кинематографа. В его мемуарных очерках перед нами встают первые задорные годы становления молодого советского кино, когда он сам входил в него вместе с такими же молодыми его творцами – Эйзенштейном, Козинцевым, Юткевичем. Вереницей проходят одесситы – герои его молодости. Живописные эпизоды жизни страны переплетаются с рассказом очевидца исторических съемок «Броненосца „Потемкин“.

Другие срезы истории страны предстают в обжигающих документах эпохи – его военных очерках, лагерных рассказах – прозе, годами писавшейся «в стол». Скромный автор меньше всего пишет о себе, но судьбы страны освещены светом его личности.

Предисловие, составление и подготовка текста Ю. В. Друниной

---

– Это Анатолий, – сказала Верка.

– Очень приятно, – неприязненно ответил Сажин. – Вам не кажется, товарищ Анатолий, что вы мусорите тут… неудобно, улица как-никак… за своей одеждой вы ведь, вижу, следите, даже моды вроде придерживаетесь, а вот улица – она ничья… так?

– Насчет моды – это как считать – остротой?

– Просто наблюдение.

– Если хотите, я эти штаны сам скроил из маминого пикейного одеяла. Могу и вам такие, а то до вас, если судить по костюму, я вижу, еще не дошла свежая новость, что война уже пять лет как кончилась… если уж говорить за моду одежды…

– Толик… товарищ Сажин… – пыталась сбить пламя Верка, – успокойтесь, что это вы…

– Пошли, – сказал Сажин и направился ко входу в кинотеатр. – Скажите, пижон… – сердито договорил он по пути.

У входа Сажин остановился и стал искать по карманам билеты. Ни в правом, ни в левом кармане их не было. В нагрудных тоже не было… Сажин задерживал поток входящих. В кино шли мальчишки, многие прямо со своими лотками с папиросами и ирисками.

– Дети, вход только для взрослых, – безнадежно пыталась остановить их билетерша.

– Так мне, тетенька, уже сорок, – хрипло отвечал мальчишка.

– А я вообще инвалид, – подхватил другой, и все пацаны гурьбой двинулись на штурм билетерши.

– Чертовы билеты, – бормотал Сажин, – только что держал…

Он извлекал из карманов галифе различные бумажки, они падали, и ветер их подхватывал. Сажин бросался вдогонку, ловил, рассматривал. Тут упали очки, но Сажин, к счастью, поймал их на лету.

Стоявшая рядом билетерша наблюдала за нескладным чудаком, потом оглянулась по сторонам и, озорно, по-девчоночьи подмигнув, шепнула:

– Валяйте, сядете на свободные…

Сажин удивленно взглянул на нее. Они улыбнулись друг другу. Ни для кого это не было заметно – ни для Верки, ни для других входящих в зал зрителей.

Женщина была немолода, некрасива, но было в ней какое-то обаяние.

Верка прошла уже вперед, а эти двое все еще улыбались друг другу… И зрители входили, не предъявляя билетов.

Наконец Сажин сказал:

– Спасибо. Найду – отдам…

Прозвучал последний звонок. Погас свет, и перед экраном появился вульгарный толстяк в клетчатом костюме. На голове у него была красная турецкая феска с кисточкой. Он запел про свое якобы путешествие в Турцию, про знакомство с турецким пашой.

…Паша любезен был. Он был мне даже друг. И он мне подарил Одиннадцать супруг… Одиннадцать, мой бог! – А я всего один. И кто бы мне помог Из смелых здесь мужчин?…

Последние слова, обращенные в зал, сопровождались умоляющим движением протянутых к публике рук. Одесситы немного похлопали.

Началось кино. Первые ряды были заняты только мальчишками. Видовую они смотрели индифферентно, большинство ковыряло в носу. Дальше от экрана сидела взрослая публика – обыватели, красноармейцы, матросы с девицами.

Сажин сидел, как всегда, очень прямо, положив руки на колени, и Верка с удивлением поглядывала на него. Другие парочки – перед ними, за ними, рядом с ними – вели себя нормально, как принято в кинотеатре: обнимались, целовались. Кавалеры запускали руки за вырезы кофточек… в общем, шла жизнь. И только этот очкастый тип в френче сидел как истукан.

По временам Сажин кашлял, прикрывая рот, боясь помешать соседям.

Кончилась видовая, Анатолий зажег в зале свет, сменил бобину и отдал ее одному из своих помощников – Биму:

– Дуй в «Ампир»!

Тот схватил пленку и бросился вниз по лестнице. Картины демонстрировались «впереноску» – сразу в двух кинотеатрах.

Аппарат заряжал второй помощник – Бом.

Зрительный зал грыз семечки. В антрактах – а они бывали после каждой части – зрители принимались за семечки.

На этом сеансе было только одно исключение – Сажин.

Анатолий проверил, как заряжена пленка, и сказал Бому:

– Ну, с богом, начинай… Не подведешь?

Бом взялся за ручку аппарата:

– Что вы, дядя Толик, у меня же такой учитель…

– Не подхалимничай. Этому я тебя как раз не учил. Ну, давай. Помни: рука ходит свободно… вот так…

И Бом начал свою карьеру: завертел ручку аппарата.

На экране, прямо из стены, появился вампир в черном и стал подкрадываться к мирно спящей в кровати блондинке…

Возвратясь домой, Сажин и Верка прошли через кухню. Здесь были те же женщины, что и утром. Вошедших встретили недоброжелательно, ироническими взглядами. Лизавета открыла было рот, собираясь произнести что-то в высшей степени ехидное, но Верка опередила ее, бросив на ходу:

– Можете нас поздравить с законным браком… – и ушла вместе с Сажиным.

Тут произошло нечто подобное немой сцене в гоголевском «Ревизоре»: все намертво застыли в тех позах, в каких застал их этот удар грома. Длилась и длилась мертвая пауза. Наконец Лизавета первой стала приходить в себя:

– Нет, я от этой девки с ума сойду – это как минимум…

Верка сидела на кровати и с недоумением смотрела на то, как Сажин укладывает на пол тюфячок. В открытое окно вливались звуки знойного танго. Не такой уж была Верка сложной натурой, чтобы нельзя было разгадать по выражению лица ее мыслей. А думала она, глядя на действия Сажина: «Неужели этот чудак вправду собрался лечь спать отдельно?»

Между тем Сажин, выкладывая бумаги из кармана френча, достал и билеты в кино, которые не мог найти.

– Вы ложитесь, Сажин?

– Да. И вам советую. Поздно.

– А у вас папироски не найдется?

– Вы разве курите?

– Бывает. Когда есть с чего.

– Возьмите на подоконнике. Я набил вчера.

Верка закурила. Легла на кровать поверх одеяла.

– Я не смотрю, – сказал Сажин, – можете раздеться.

– А зачем? И так полежу… Как божья матерь.

– Я потушу? – спросил Сажин.

– Тушите, – с некоторой иронией ответила Верка.

И в комнате стал виден только огонек ее папиросы.

В Посредрабисе дел было невпроворот. К повседневным заботам – формированию концертных бригад, трудоустройству технического персонала, организации выступлений и поездок на коллективных началах – на «марках» вместо твердых ставок, к разбору бесконечных трудовых конфликтов – прибавились еще киноэкспедиции.

Их было в Одессе уже две, когда приехала третья.

Сажин увидел ее, идя утром на работу. Как и все прохожие, он остановился и глядел на шумный кортеж извозчичьих пролеток, двигавшихся со стороны вокзала. Нагруженные чемоданами, корзинами, ящиками, осветительными приборами, зеркалами и отражателями, пролетки двигались медленно, и сидевшие в них молодые люди перекрикивались, чему-то смеялись, что-то передавали «по цепи».

– Киношники приехали! – слышалось в толпе. – Мало нам своих одесских!..

– Все мальчишки, ни одного солидного человека!..

– А этот лохматый, интересно, кто у них? Бухгалтер, что ли?

– Режиссер, говорят.

– Бросьте. Такой режиссер? Смешно.

– Это Эйзенштейн, что вы, не читали?

– Представьте, не читал.

В Посредрабисе Сажин застал Полещука, сидящего на своем месте. Посетителей еще не впускали.

– Там вас в кабинете угрозыск дожидается, – сказал Полещук. – Они тут задержали иллюзиониста Назарова.

В кабинете Сажина действительно находились сотрудник угрозыска Свирскин, милиционер и седенький старичок иконописной внешности в старомодном сюртуке.

– Кто это, по-вашему? – спросил Свирскин.

Сажин посмотрел на старичка.

– Назаров. Иллюзионист.

– Верно. А вы знаете, какие такие иллюзии показывает этот Назаров-Белявский-Куколка-Костромич-Рыбка-Пузырев? Медвежатник это. Отпетый медвежатник. Сейфы вскрывать – вот его иллюзии. А вы ему добренькие справочки даете – артист.

– Это действительно правда? – обратился к старичку Сажин.

Тот пожал плечами:

– А что это такое – правда? Вы знаете? У господа нашего Иисуса Христа одна правда. У Моисея другая. Магомет отрицает обе, а ваше ВКП (б) объявляет все их правды опиумом для народа.

– Ну, вы, Назаров-Пузырев, собачью эту чепуху тут нам не разводите, – сказал Свирскин, – четыре сейфа за один только этот месяц… Магомет… В общем, пошли. И учтите, Сажин, я доложу, что у вас тут за артисты ошиваются.

Звонок оторвал Полещука от работы, и он вошел к Сажину.

– Скажите, товарищ Полещук, каким образом мы можем выяснить, кто у нас действительно артист, а кто примазался?

– Проще простого. Провести переквалификацию.

– Это что такое?

– Ну, экзамен. Посадить авторитетную комиссию – режиссеров, актеров, и пусть каждый покажет перед ней свой номер. Если, конечно, вы хотите чистку устроить…

– Да, именно чистку.

– Вообще-то у нас действительно есть от кого избавляться. Справка им нужна. Другой раз просто не отобьешься.

– Что ж, составляйте комиссию.

– Разрешите? – раздался взволнованный голос, и в кабинет вошли три актера.

– Я вас слушаю… – Сажин пригласил их сесть, но актеры были крайне возбуждены и окружили стол.