Владимир Романовский - Хольмгард

• Название: Хольмгард
• Автор: Владимир Романовский
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27172-6

Версия с СИ: 27/05/2008.

* * *

Аннотация автора:

Второй роман «Добронежной Тетралогии». Варанг смоленских кровей, поступивший на службу к новгородскому посаднику в связи с неувязками в личной жизни, принимает участие (вместе со своими друзьями) в борьбе заговорщиков с правительством.

* * *

Аннотация издательства:

Какой из городов земли Русской может сравниться по величию и славе с самим Киевом? Только Хольмгард. Сюда стекаются товары из полуночных стран, здесь ищут наживы воинственные норвежцы, а хитроумные греки нанимаются на службу в княжескую казну.

В Хольмгарде даже уличные девки говорят на языке бриттов. И при этом произносят очень странные речи. Похоже, не обошлось без колдовских чар. Вы скажете, вам ничего не известно о столь удивительном городе? А вот и неправда! Ведь именно сюда направился с друзьями на поиски приключений легендарный воин Хелье, иногда ошибочно называемый Ильей Муромцем.

---

— Ой, а серьги какие!

— Серьги мне не очень нравятся, — сообщила Любава. — Серьги он сам мне купил. Какие-то они слишком крикливые. У него совсем нет вкуса, и это даже забавно. Я его всему учу, а он слушает очень внимательно. Запоминает.

— И дом тебе купил?

— И дом, и служанку, и повара.

— А он тебе нравится?

Любава наклонилась к уху Белянки, хотя никто не подслушивал, и тихо сказала:

— Очень.

— Да?

Любава кивнула.

— Но это же просто замечательно! — воскликнула Белянка. — Я за тебя ужасно рада, Любава, ужасно! А если и говорят что про вас, так ты не слушай.

— А никто ничего и не говорит, — заметила Любава. — Пытались говорить, но быстро перестали. У Детина достаточно денег, чтобы о его содержанке говорили только почтительно.

— Но ведь ты не содержанка!

— Видишь ли, Белянка, когда женщина проходит через то, через что прошла я, многое становится понятнее, и многие слова приобретают совершенно новый смысл. Ничего обидного в слове содержанка нет. Большинство мужей так или иначе содержат своих жен.

— Это истинная правда! — горячо согласилась Белянка.

Кулачный турнир на выбывание занял около двух часов. Наличествовал арбитр, и ему пришлось много работать — почти все проигравшие, сбитые с ног, оспаривали победу, уверяя, что победитель применял нечестные приемы.

В состязании свердомахателей приняли участие тридцать человек, тоже на выбывание. В толпе зрителей делали ставки, болели, смеялись, ругались, иногда дрались. Победитель, большого роста молодой варанг, снял шлем, поклонился почтенной публике, и вдруг сказал:

— А теперь я бросаю вызов любому, кто хочет со мною подраться, работая настоящим свердом, а не игрушкой. Есть ли желающие? До первой крови.

Желающие не находились. Победитель дразнил толпу. Но они все равно не находились. Прошла минута, другая. Вдруг из второго ряда выделился долговязый парень с повязкой, закрывающей нижнюю часть лица. Держа сверд в ножнах за прикрытое кожей лезвие, посередине, он перепрыгнул плетень и пошел диагонально по полю к победителю.

— Желаешь? — спросил победитель зычно.

Парень кивнул. Одет он был в соответствии с новгородской модой того года — короткая сленгкаппа, рубаха в нарочитых складках, сапоги рыжие, легкая полудекоративная шапка без околыша. Он вытащил сверд из ножен, поклонился противнику, и принял выжидательную позу.

— Как зовут тебя? — спросил победитель. — Меня зовут Тор.

— Не имеет значения, — ответил вызвавшийся. — Ты готов, Тор?

— Готов.

— И я готов, но я бы не хотел драться просто так. Победивший должен получить награду.

Чемпион подумал, решил, что это справедливо, и снял с шеи амулет.

— Вот, — сказал он. — Победишь меня — твой будет.

Вызвавший усмехнулся одними глазами и кивнул. Победителю принесли его боевой клинок.

Что-то знакомое было в осанке и походке вызвавшего. Любава приглядывалась, но не могла вспомнить, кто он такой. Кто-то из прошлой жизни. Кто-то, кого она хорошо знала.

Противники встали в позицию. Некоторое время сверды перемещались из стороны в сторону и снизу вверх, не соприкасаясь. Вскоре чемпион сделал пробный выпад и промахнулся, но вызвавший не воспользовался оплошностью. Некоторые в толпе поняли — намеренно. Еще один выпад. Клинки скрестились со звоном, с лязгом, чемпион пошел в решительную атаку, но почему-то в нужный момент вызвавший каждый раз оказывался где-то сбоку, а не перед ним. Чемпион начал злиться и рубить наотмашь, делая одну ошибку за другой, и всякий раз противник только парировал удар, отскакивал в сторону, делал обманное движение. Вскоре большая часть зрителей поняла, что он просто играет с чемпионом, и восторженно загудела. Еще удар, и снова противник сбоку. Еще удар, и противник проходит под локтем чемпиона и оказывается чуть ли не за спиной его. Униженный чемпион сорвал с себя шлем, зычно крякнул, и яростно атаковал противника. Противник парировал удар, увернулся от второго, и, улучив момент, шлепнул чемпиона ладонью по открытому лбу. Толпа зрителей захохотала. Чемпион зарычал и закричал нечленораздельно, и бросился в атаку снова, и на этот раз противник выбил сверд у него из руки, ударил поммелем чемпиона в живот и, когда тот согнулся, ногой опрокинул его на спину и приставил лезвие к горлу побежденного.

Тяжело поднявшись, посрамленный побежденный стащил с шеи амулет и протянул незнакомцу, нижнюю часть лица которого все еще закрывала повязка. Незнакомец принял приз, поклонился побежденному, и зашагал — не к выходу, но к изгороди, к первому ряду. Безошибочно определив Любаву, он зацепил клинком амулетную цепь и протянул ей приз через изгородь — на конце сверда. Любава, растерявшись, переводила взгляд с глаз победителя на амулет, но в конце концов сняла цепочку с острого лезвия. Победитель поклонился ей и подмигнул — как показалось ей, грустно. И тогда она вспомнила, кто это. Она хотела обратиться к нему, задержать, заговорить, но он поднял руку, призывая ее к молчанию, еще раз поклонился, и зашагал — на этот раз к выходу.

* * *

Вечер был неурочный, Детин должен был придти только завтра, и Любава решила провести время за чтением какого-нибудь фолианта, благо их у нее теперь имелось целых восемь грунок. Служанка и повар ушли — первая спать, второй в город. Поэтому, когда в дверь постучали, открывать пришлось самой Любаве.

Она спустилась вниз, поправляя поневу и волосы.

— Кто там?

— Это я, — раздался за дверью знакомый баритон.

Любава отодвинула засов. Войдя, Рагнвальд подождал, пока она запрет дверь, и только после этого снял с лица повязку.

— Возможно, я не должен был приходить к тебе, — сказал он мрачно. — Возможно за мной следят. Не знаю.

— Ты в немилости? — спросила Любава, кивком приглашая его пройти в гостиную.

— Пожалуй, что так. Но мне необходимо знать, что здесь происходит, и, увидев тебя давеча на состязаниях, я понял, что именно ты можешь мне об этом рассказать без всякой корысти.

— А дом этот ты как нашел?

— А я следил, куда ты шла.

Любаве это не очень понравилось. Но, в конце концов, это ведь Рагнвальд. Ну, следил и следил. Мог бы просто спросить, но, может быть, было не с руки.

— Пить, есть хочешь?

— Нет. Не до того. Где князь? Почему его не было на состязаниях?

— Его нет в Новгороде. Он в Верхних Соснах.

— Что он там делает?

— Живет.

— С молодой женой.

— Да. Неужели ты до сих пор ее не забыл? Не виделись больше года.

— Это не так.

— Между вами ничего не было?

Рагнвальд улыбнулся грустно и молча взглянул на Любаву.

— Было? — спросила она.

Он кивнул и перестал улыбаться.

— Меня давно не было в городе, — сказала она. — Я нынче вдова и содержанка.

— Листья шуршащие! — сказал Рагнвальд. — Это как же? Что случилось с мужем твоим?

В двух словах она поведала ему о своих недавних злоключениях.

— А потом меня приютил хозяин этого дома.

— Приютил? Вот оно что. Вояка какой-нибудь престарелый? До чего ж люди… все-таки… Хм.

— Нет. Купец.

— Купец? Ну, знаешь… Тебе нужно было обратиться ко мне.

— Да, — сказала она. — Вот только ты, когда мы последний раз виделись, не сказал, где ты будешь меня ждать. Чтобы к тебе обратиться можно было.

Рагнвальд присел на ховлебенк, тяжело вздохнул, и сказал, глядя в сторону:

— Ну, прости. Хочешь, я тебя куда-нибудь увезу прямо сейчас? Только…

— Только?…

Он посмотрел на нее затравлено. Она и сама все понимала прекрасно.

— Все мое состояние, все мои земли к твоим услугам, — сказал он. — И сколько угодно ратников.

— Со мною все в порядке, — заверила его Любава. — Мне нынче весьма привольно живется. Мне никогда раньше так привольно не жилось.

— Ты серьезно?

— Да. Не мучайся ты так. Ты мне ничем не обязан. Что у тебя на душе, Рагнвальд, выкладывай.

Он поерзал, встал, прошелся по комнате, и снова присел на ховлебенк.

— Не могу я больше, вот что. Дай мне слово, что никто не узнает о том, что я тебе сейчас скажу.

— Вот уж мило! — ответила Любава. — Милее не придумаешь. Нет уж.

— Почему?

— Тайны раскрываются иногда так внезапно. Кто-то что-то подслушает где-нибудь, или кто-то кому-то скажет в нетрезвом виде, а виноват всегда тот, с кого взяли слово.

— Но мне нужно тебе сказать!

— Говори просто так, без клятв. У меня нет привычки посвящать посторонних в тайны, которые мне не принадлежат. Но всякое может быть. Вдруг я напьюсь и выболтаю что-то, или схватят меня и начнут пытать, а может кто-то еще, посвященный в твою тайну, откроет ее всей округе, а ты подумаешь на меня.

Рагнвальд еще раз вздохнул. Лицо его осунулось, глубоко посаженные и одновременно выпуклые глаза застыли, глядя в одну точку.