Мариан Брандыс - Мария Валевская

• Название: Мария Валевская
• Автор: Мариан Брандыс
• Издательство: Ставрополь
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-86722-067-2

В мировой истории много интересных судеб. Литература часто обращается к описанию жизни королей, великих полководцев и других сильных мира сего. Но не менее интересны и судьбы людей, окружавших их.

В центре внимания видного польского писателя Мариана Брандыса художественная и вместе с тем строго документированная реконструкция внутреннего мира героя – любовницы и верного друга Наполеона Марии Валевской.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Граф Орнано приводит в своей книге два письма Наполеона, посланные Марии Валевской вскоре после ее отъезда из Финкенштейна. Император сообщает в них о взятии Гданьска и боевых подвигах польской дивизии. Одновременно он заверяет любовницу в своих чувствах: «Всем сердцем я призываю близящийся день нашего соединения, когда мы снова сможем жить друг для друга». К сожалению, подлинность обоих этих документов остается под вопросом. Но в это же самое время из Финкенштейна было отправлено третье любовное письмо, достоверность которого оспаривать уже нельзя, так как оно приводится в официальных собраниях, неоднократно проверенных историками. В этом письме император успокаивает ревнивую жену. 10 мая 1807 года, то есть спустя несколько дней после разлуки с Марией, он пишет Жозефине:

…Я люблю только мою маленькую Жозефину, хорошую, надутую и капризную, которая даже ссориться умеет с обаянием, присущим всему, что она делает. Потому что она всегда мила, за исключением минуты, когда бывает ревнива. Тогда она становится сущей дьяволицей…

Нелегко быть биографом!

XIII

Два года между отъездом Валевской из Финкенштейна и приездом ее в Шенбрунн, где наступил апогей любовной идиллии, это период особенно трудный для того, кто отыскивает правду. В это время происходит много такого, что нас живо интересует, но что трудно проверить. Комментатор личных архивов Валевской, хранящихся в замке Браншуар, граф Орнано делает из своих таинственных бумаг захватывающий историко-любовный фильм с чисто сенсационными моментами. Мы видим Валевскую в Париже в первые месяцы 1808 года. Наполеон – «неузнаваемый в простонародной шляпе и огромном шарфе» – водит подругу по улицам столицы. Тайные встречи любовников в маленьких кафе, прогулки в сумерках по тихим аллейкам городских парков, ночные поездки в подозрительные гостиницы в предместьях, страстные политические дискуссии в кабинете императора в Тюильри. Потом весна 1809 года – австрийская кампания. После капитуляции Варшавы Валевская появляется в обозе князя Юзефа Понятовского в Праге. Снова тяжкое испытание для польского биографа, так как «сладостная Мари» ведет себя энергично и не очень тактично: тычет главнокомандующего носом в ошибки, допущенные им в кампании, поносит его от имени императора, а в довершение навязывает ему «наполеоновский план» галицийского наступления…

Граф Орнано упорно заверяет, что все, что он пишет, является «точным соответствием правде». Французская версия его книги выдержана в почти документальной форме. Развитие любовного романа Валевской часто подкрепляют дословные выдержки из ее «Записок» и письма Наполеона. Некоторые из этих документов производят весьма убедительное впечатление, особенно на читателей более или менее знакомых с наполеоновской перепиской. Для примера приведу письмо Наполеона, касающееся сражения под Сомосьеррой, документ для поляков бесценный, если он… подлинный.

Вальядолид, 14 января 1809 года

Моя маленькая Мари!

Ты резонерка, а это очень плохо; ты слушаешь людей, которые лучше бы танцевали полонез, вместо того, чтобы вмешиваться в дела страны. Я потерял четверть часа, объясняя тебе, что то, что кажется противоречивым, принесет пользу. Прочитай меня еще раз и поймешь. Французский кодекс сдал экзамен, даже за пределами Франции.

Благодарю тебя за поздравление в связи с Самосьеррой, можешь гордиться своими сородичами, они вписали яркую страницу в историю. Я наградил их вместе и по отдельности.

Скоро буду в Париже; если останусь там надолго, ты сможешь приехать. Мысленно с тобой.

У этого письма есть все признаки подлинности. Оно по-наполеоновски лапидарно и одновременно богато содержанием. Оно говорит об очень хорошем проникновении в польские дела, так что кажется просто невозможным, чтобы это был беллетристический вымысел французского писателя. Но в этой странной истории ни за что нельзя ручаться. В рассказе семейного биографа, являющемся «точным соответствием правде», много явно недостоверных элементов. Особенно это относится к датам, которые легче всего проверить. Большинство дат, приводимых Орнано, не выдерживает очной ставки с достоверными записками польских хронистов. Например, пребывание Валевской в Париже в первом квартале 1808 года. Орнано ясно пишет, что его прабабка, верная обещанию, даденному в Финкенштейне, приехала в Париж в последних числах января 1808 года и оставалась там до 1 апреля 1808 года, то есть до отъезда Наполеона в Байонну. Но существуют трудноопровержимые польские свидетельства, которые противоречат этому. Валевская не могла приехать в Париж в последних числах января 1808 года, так как егце 29 января ее видели на балу в Варшаве; ее прекрасный танец в костюме «женщины из Багдада» отметили, как карнавальную сенсацию, тогдашние хронистки светской жизни столицы – жена Станислава Грабовского и Анна Накваская. Не могла она также быть в Париже до 1 апреля, так как зоркая пани Накваская записала 26 марта в дневнике: «Супруга Анастазия Валевского (возлюбленная Наполеона) выступала во дворце князя Юзефа Понятовского в мимической сцене…» Контраргумент очевидный: следует помнить, что самолетов тогда не было и путешествие из Варшавы в Париж длилось почти десять дней. А если крайние даты парижской эскапады неверны, то перестаешь верить и в самую суть этой эскапады: в сентиментальные прогулки по паркам, в политические разговоры в Тюильри, в тайные встречи в кафе и гостиницах. И даже на письма Наполеона, по виду самые убедительные, начинаешь смотреть с подозрением.

То же самое у Орнано с датами, относящимися к 1809 году. Мариан Кукель в своем очерке «Правда и вымысел о пани Валевской» доказывает, что родовой биограф, излагая деятельность своей прабабки весной и летом 1809 года, совершенно пренебрегает исторической хронологией. Из точных расчетов ученого ясно следует, что Мария Валевская не могла оказывать приписываемого ей влияния на судьбы австрийской кампании.

Прошу поверить, что постоянная дискредитация Валевской отнюдь не доставляет мне удовольствия. Передо мною как раз ее изображение карандашный набросок Давида, перепечатанный из книги Орнано. Ни на одном другом портрете «сладостная Мари» не выглядит такой красивой и впечатляющей. На мягком сером фоне выступает нежный овал едва намеченного лица под волной светлых волос, большие глаза с рекордно длинными ресницами, благородный нос с чуть заметной горбинкой, губы, приоткрытые в очаровательной улыбке. Это единственное изображение Валевской, оправдывающее восхищение мемуаристов и позволяющее верить, что Наполеон мог действительно влюбиться с первого взгляда. Набросок постоянно лежит рядом с моей пишущей машинкой, так как я во время работы люблю на него смотреть. Но последнее время этот портрет меня раздражает. Я не могу избавиться от впечатления, что «польская Даная» издевается над моими тщетными стараниями, что она поглядывает на меня из-под длинных ресниц с укоризненной. иронией, что ее прелестная женская улыбка все больше похожа на улыбку Сфинкса. И я чувствую, что мне как-то не по себе перед этой красавицей с картинки. Чего я, собственно, от нее хочу? Непрестанно лишаю ее сияния легенды, почти ничего не давая взамен. Поведение мое явно неблагородно.

И все же я вынужден продолжать эту неблагодарную «антибиографию», потому что она, вопреки видимости, имеет определенную цель. Где-то в далекой французской Турени существует таинственный замок Браншуар, в одном из его зал, в ампирном секретере хранятся под замком несколько пачек пожелтевших документов и писем, написанных порыжелыми чернилами. Видение запрятанного архива доводит меня до исступления, как нечто навязчивое, от чего я не могу избавиться. В этих старых бумагах скрыта правда о моей героине, если не историческая, то хотя бы психологическая. Я верю, что эта правда будет когда-нибудь опубликована, и в глубине души питаю робкую надежду, что мой труд в какой-то мере послужит этому.

Но хватит отступлений, приближается вдохновенный момент для искателя правды. Победа под Ваграмом завершила австрийскую кампанию. Наполеон переходит от проблем войны к проблемам мира. Он делает главной квартирой летнюю резиденцию австрийских императоров Шенбрунн под Веной. Теперь у него есть время для любви, и он призывает к себе любовницу. С момента приезда Валевской в Шенбрунн биограф вступает на твердую почву проверенных фактов. Прекращается мучительная противоречивость между источниками, «антибиография» превращается в биографию.

«После битвы под Ваграмом в 1809 году император отправился в Шенбурнн, – сообщает камердинер Констан. – Сразу же он посетил мадам В. в чудесном доме в одном из предместий Вены. Я тайно ездил каждый вечер в закрытой карете без гербов и ливрей, с одним лакеем. Провожал ее во дворец тайным ходом прямо к императору. Дорога, хотя и краткая, была не очень хорошая, особенно после дождя, выбоины на каждом шагу. Император почти ежедневно тревожился из-за этого и наказывал: „Будь осторожен сегодня, Констан, шел дождь, и дорога раскисла. Ты уверен в кучере? Карета в хорошем состоянии?“ Этого рода вопросы свидетельствовали об искренней и настоящей привязанности к мадам В. Но император был прав, напоминая мне каждый раз об этом, как-то раз мы выехали позже обычного и возница нас перевернул. Я сидел справа от мадам В., а поскольку карета упала направо, к счастью, только я и пострадал, мадам В., упав на меня, осталась невредимой. Свою благодарность за спасение она выразила мне с присущим ей обаянием. Со смехом она рассказала сразу же по приезде во дворец все это приключение императору…»