Жюль Верн - Драма в Лифляндии

• Название: Драма в Лифляндии
• Автор: Жюль Верн
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1957

«Драма в Лифляндии» — последний роман Жюля Верна из цикла его произведений о России. В нем уголовная интрига связана с социальной и политической борьбой местного населения против засилья остзейских баронов.

---

— Нет, ничего не слышал, все это время я спал…

— И ничего подозрительного не заметили, когда уходили?..

— Нет.

Не обнаруживая больше никакого волнения, Дмитрий Николев добавил:

— Я начинаю понимать, господин следователь, что, сам того не зная, я замешан в каком-то серьезном деле и вызван в качестве свидетеля…

— Нет… не свидетеля, господин Николев.

— В качестве обвиняемого! — воскликнул майор Вердер.

— Господин майор, — строгим голосом произнес следователь, — прошу вас не выражать своего мнения до тех пор, пока правосудие не высказалось и не вынесло окончательного решения!

Майор вынужден был сдержаться, а Дмитрий Николев пробормотал про себя:

— Так вот зачем меня сюда вызвали!

Затем уже твердым голосом опросил:

— В чем меня обвиняют?..

— В ночь с тринадцатого на четырнадцатое апреля в трактире «Сломанный крест» совершено убийство — убит банковский артельщик Пох.

— Что! Этот несчастный убит?.. — воскликнул г-н Николев.

— Да, — ответил г-н Керсдорф, — и мы имеем доказательства, что убийцей является постоялец, занимавший комнату, в которой вы ночевали…

— А так как этот постоялец вы, Дмитрий Николев… то… — заявил майор Вердер.

— Значит, это я убийца!..

С этими словами г-н Николев вскочил, оттолкнул стул и направился к двери кабинета, которую охранял унтер-офицер Эк.

— Вы отрицаете это… Дмитрий Николев? — спросил следователь, тоже поднявшись с места.

— Есть вещи, которые нет необходимости отрицать, настолько они бессмысленны… — ответил Николев.

— Смотрите…

— Послушайте!.. Ведь это несерьезно!

— Очень серьезно.

— Мне не подобает спорить, господин следователь, — на этот раз уже с высокомерием ответил учитель. — Но все же позвольте опросить, почему обвинение падает на одного лишь постояльца, проведшего ночь в этой комнате трактира?..

— Потому что, — ответил г-н Керсдорф, — именно на подоконнике этой комнаты обнаружены следы, указывающие, что убийца пролез через него ночью и, взломав ставни комнаты, занимаемой Похом, влез к нему в окно… потому что кочерга, послужившая орудием взлома, найдена именно в комнате этого путешественника…

— Действительно, — ответил Дмитрий Николев, — если обнаружены такие улики, то это по меньшей мере странно.

Затем спокойным тоном, как будто это дело отнюдь его не касалось, добавил:

— Допустим, что различные находки говорят о том, что преступление совершил злоумышленник, проникший через окно, однако они вовсе не доказывают, что убийство произошло еще до моего ухода…

— Вы обвиняете, стало быть, трактирщика… против которого следствие не обнаружило никаких улик?..

— Я никого не обвиняю, господин Керсдорф, — еще более высокомерным тоном ответил Дмитрий Николев, — но я вправе заявить, что я последний, кого правосудие может заподозрить в подобном преступлении!..

— Убийство сопровождалось грабежом, — сказал тогда майор Вердер, — и деньги, которые вез Пох в Ревель, чтобы произвести платеж за счет братьев Иохаузенов, исчезли из его сумки…

— Ну и что ж! Какое это имеет ко мне отношение?..

Следователь поспешил вмешаться в спор учителя и майора Вердера.

— Дмитрий Николев, — сказал он, — вы все еще отказываетесь объяснить цель вашей поездки, а также причину, почему в четыре часа утра вы покинули корчму и куда потом направились?..

— Отказываюсь.

— В таком случае правосудие с полным основанием может сказать: вам было известно, что банковский артельщик имел при себе крупную сумму… Когда почтовая карета сломалась и вы вели Поха в трактир «Сломанный крест», у вас явилась мысль ограбить его… Выждав подходящий момент, вы вылезли через окно вашей комнаты и через окно же забрались к Поху… Убили его, ограбили и в четыре часа утра покинули трактир, чтобы спрятать деньги… где-ни…

— Где мы их в конце концов и найдем! — прервал следователя майор Вердер.

— В последний раз, — продолжал г-н Керсдорф, — ответите вы или нет, куда вы направились по выходе из корчмы?..

— В последний раз говорю — нет! — ответил учитель. — Арестуйте маня, если такова ваша воля…

— Нет, господин Николев, — к полному недоумению майора Вердера произнес следователь. — Улики против вас очень серьезны, но человек вашего положения, с вашим безупречным прошлым вправе рассчитывать на доверие. Я не подпишу приказа об аресте… во всяком случае не сегодня… Вы свободны… Все же прошу вас оставаться в распоряжении правосудия.

11. НЕИСТОВСТВО ТОЛПЫ

Как думал майор Вердер, после допроса должен был последовать приказ об аресте Николева, да и многие так думали. В самом деле, ведь учитель отказался объяснить причину своей поездки. Не дал он и сколько-нибудь правдоподобных объяснений, зачем с такой поспешностью покинул трактир в четыре часа утра, и даже не захотел сказать, где провел три дня до возвращения в Ригу. Безусловно, этот странный — отказ только усиливал тяготевшие над ним улики. Почему же в таком случае Дмитрия Николева не арестовали?.. Почему его оставили на свободе и разрешили вернуться домой, вместо того чтобы отвести в тюрьму?.. Правда, ему запрещено отлучаться из дома… Однако теперь, узнав, насколько он замешан в деле «Сломанного креста», не вздумает ли он бежать, воспользовавшись предоставленной ему свободой?

В России, как и в других странах, независимость суда не может ставиться под сомнение, — она проявляется во всей полноте. И все же, стоит какому-нибудь делу быть хоть в самой незначительной мере связанным с политикой, как тотчас вмешиваются власти. Так произошло-и в случае с Дмитрием Никелевым, обвиненным в чудовищном преступлении в те самые дни, когда славянская партия выставила его своим кандидатом на выборах. Поэтому-то генерал Горко, губернатор Прибалтийского края, и не счел уместным вынести решение об аресте учителя до тех пор, пока виновность его не будет доказана…

Когда во второй половине дня полковник Рагенов принес ему протокол допроса Николева, губернатор пожелал поговорить с ним об этом неприятном деле, о котором должен был дать отчет правительству.

— К услугам вашего высокопревосходительства! — ответил полковник.

Генерал Горко внимательно прочел протокол.

— Виновен или не виновен Дмитрий Николев, — сказал он, — германцы воспользуются его делом для разжигания страстей. Ведь он славянин, и мы выставили его кандидатуру на ближайших выборах против кандидата дворянских и буржуазных немецких слоев, всемогущих в наших областях и в особенности в Риге. И как раз в это время над Никелевым нависло столь тяжкое обвинение, и он так неловко защищается…

— Ваше высокопревосходительство правы, — ответил полковник, — это произошло при самых худших обстоятельствах, когда умы и так возбуждены…

— Вы считаете Николева виновным, полковник?

— Не могу ответить вашему высокопревосходительству так уверенно, как я бы того желал, — ведь речь идет о Дмитрие Николеве, который казался мне всегда достойным всяческого уважения.

— Но отчего он отказывается дать объяснение своей поездки… С какой целью он ее предпринял? Куда ездил? У него должны быть серьезные причины, чтобы умалчивать об этом!..

— Во всяком случае, пусть ваше высокопревосходительство соизволит заметить, что только случай свел его с этим несчастным Похом, только случайно оказались они вместе в почтовой карете, выехав из Риги, только случай привел их в трактир «Сломанный крест»…

— Так-то оно так, полковник, признаю всю серьезность ваших доводов. Вот поэтому-то улики, тяготеющие над Никелевым, потеряли бы силу, если бы он согласился дать объяснения по поводу своей неожиданной поездки, о которой не предупредил даже родных…

— Согласен, ваше высокопревосходительство, и все же это еще не доказывает его виновность… Нет! Хотя он и был в ту ночь в трактире Крофа, не могу, не хочу верить, что преступление совершил Николев!

Губернатора хорошо понимал, что полковник склонен защищать Дмитрия Николева, славянина, как и он сам. В свою очередь и сам губернатор с трудом допускал мысль о виновности Николева. Он поверит этому обвинению лишь в случае неопровержимых доказательств. И, как говорится, нужно будет десять раз доказать это, чтобы убедить его.

— Приходится все же признать, — заметил он, перелистывая дело, — что против Николева имеются серьезные улики. Он не отрицает, что ночь с тринадцатого на четырнадцатое провел в корчме… Не отрицает он и того, что занимал ту самую комнату, на подоконнике которой сохранились совсем свежие отпечатки, комнату, где нашли кочергу, послужившую для взлома ставень, что позволило убийце забраться к Поху…

— Все это верно, — возразил полковник Рагенов, — обстоятельства дела доказывают, что убийцей является путешественник, проведший ночь в этой комнате, и нет сомнения, что путешественник этот Дмитрий Николев. Но вся его жизнь, его безукоризненное и достойное прошлое ограждают его от подобного обвинения. Да и кроме того, ваше высокопревосходительство, ведь не знал же он, собираясь в поездку, что артельщик братьев Иохаузенов везет крупную сумму для ревельского клиента банка и окажется его попутчиком… А для утверждения, что преступная мысль зародилась у него при виде сумки, которую беспечный артельщик выставлял напоказ, надо еще доказать, что Дмитрий Николев находился в затруднительном положении и испытывал столь острую нужду в деньгах, что не колеблясь совершил убийство с целью грабежа!.. Но разве это было доказано и разве достойное и вместе с тем скромное существование учителя Николева позволяет думать, что нужда в деньгах могла толкнуть его на преступление, вплоть до убийства?