Сергей Шхиян - Турецкий ятаган

• Название: Турецкий ятаган
• Автор: Сергей Шхиян
• Издательство: АСТ, Северо-Запад Пресс
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-032173-2, 5-93698-274-6

Он хотел всего лишь съездить на пикник. Но врата времени отворились и забросили его в далекое прошлое. И теперь он не простой российский парень. Он — БРИГАДИР ДЕРЖАВЫ. В его руках — штурвал истории. В его памяти — будущее России.

* * *

Впервые Алексей Крылов встречает тех, кто хочет использовать его удачливость в конкретных делах. Ему предложено отправиться в Смутное время, начавшееся со смерти царя Бориса Федоровича Годунова и воцарения на Московском престоле мнимого сына царя Ивана Грозного, царевича Дмитрия или, как его еще называют, Лжедмитрия I. Тем более, что в это же время случайно попала и его жена.

Правда, необходимо сначала пройти серьезную подготовку, а потом можно и в путь…

---

— Ты это того! Ты кончай! — кричали в два голоса конвоиры.

Я поднял одну из ножек, она по виду напоминала бейсбольную биту, только была тяжелее и длиннее. Теперь у меня оказалась могучая дубовая палица с тонким концом. Она была не совсем, правда, по руке, но выбирать было не из чего. Оба свидетеля моего имущественного преступления начали медленно отступать к дверям, заворожено глядя на дубину. Дальше взывать к покорности и благоразумию они не решались.

— Ну, смотри у меня! — испуганно крикнул лакей, исчезая за дверью.

Я остался один. «Экзекуционная» зала была пуста, рассматривать тут было нечего. Я подошел к входу и прислушался, что делается за дверьми, чтобы хоть как-то контролировать развитие событий. Дубина дубиной, но ситуация складывалась довольно скверная. Я ничего не знал о противниках, ни сколько их, ни как они вооружены. Окажись у них огнестрельное оружие, они запросто смогут расстрелять меня как мишень. Однако умереть с дубиной в руках все-таки лучше, чем быть запоротым садистами-любителями.

В доме было тихо, потому я без труда уловил шум шагов и движение в коридоре. К двери подкралось сразу несколько человек, но открывать ее они не спешили. Я услышал, как под чьими-то переминающимися ногами скрипит пол.

Я запоздало подумал, что мне нужно было подпереть дверь сломанной скамьей и хотя бы на время затруднить проникновение нападающих в зал. Впрочем, что лучше, что хуже, пока было совершенно непонятно. Оставалось ждать, чем все это кончится, и действовать сообразно обстоятельствам.

Они не замедлили начать реализовываться. По поду забухали тяжелые уверенные шаги. Я отскочил на середину зала, чтобы не лишиться свободы маневра. Для куража сел на обломки скамьи. Двойные двери распахнулись настежь, и в зал ввалилось шесть человек. Двое давешних, вчерашняя троица и последним — богатырского сложения человек с бородой лопатой, в шелковой кумачовой рубахе.

«Их превосходительство» явился со своей коварной тростью, которой я вчера получил по голове. У кумачового в руке были настоящие плети. Это замечательное орудие наказания, пришедшее в России на смену совершенно изуверскому кнуту, состоит из короткой деревянной рукоятки и плетива из кожаных ремешков в палец толщиной, заканчивающегося двумя хвостами.

«Генерал» стоял во главе своего воинства, которое жалось за его широкими плечами. Как большинство больших начальников, глядел он высокомерно-брезгливо.

— Эй, ты, — обратился он ко мне, — ты что, бунтовать вздумал?

По правилам я должен был немедленно повалиться ему в ноги, прося прощения за дерзость. Тогда его клевреты разом смогли бы оценить величие, моральное превосходство и силу духа начальника. Я же раскаиваться и молить о снисхождении не спешил, сидел на искалеченной скамье и нагло ухмылялся. Их превосходительство удивилось, но уверенности в себе не потеряло:

— Встать! — рявкнул он поистине генеральским голосом и выпучил на меня и без того выпуклые глаза.

Я в диалог вступать не спешил, сидел, глядя на гостей веселым волком.

— Послушай, ты, как там тебя, — вступил в разговор ревнивый муж Марфы Никитичны, Василий Иванович, — нехорошо-с! Ты зря бунтуешь, тебе же будет хуже. Ты один, а нас много, сам посмотри!

Я, не отвечая, с показным интересом рассматривал странную компанию, и это ее начинало заметно нервировать.

— Это что же такое делается? — обиженно воскликнул предводитель. — Это как так понимать? Кто разрешил? Прекратить немедленно!

— Брось палку, — приказал кумачовый палач, потряхивая в руке плетьми. — Делай, что тебе приказано!

Он начинал наливаться злобой, лицо его покраснело в тон рубахе, и по челюстям загуляли желваки. Мужик он был крупный, с широкой грудью и плечами, так что зрелище получалось не самое приятное. Мне стало неуютно, но другого выхода, как продолжать их провоцировать, у меня не было.

— А ты сам забери, — посоветовал я.

— И заберу! — сказал он и вопросительно посмотрел на предводителя.

Тот едва заметно кивнул головой.

— Давай сюда, хоть прямо, хоть проселком, — пригласил я, как мне казалось, весело скаля зубы.

— Так не отдашь мне палку? — опять спросил он, отделяясь от всей компании.

— Не отдам!

Он пошел на меня, клокоча от злобы. Остальные на мое счастье остались стоять в дверях.

— Так сам возьму.

— Попробуй!

Кумачовый шел, потряхивая рукой бесполезные в такой ситуации плети. Глаза его сузились, и он выбирал момент броситься на меня и смять своей массой. Я поднял биту и ждал, готовясь к удару. Однако противник оказался умнее, чем я думал, и едва не перехитрил меня. Помогло мне только то, что перед броском он выпустил из руки плети. Это привлекло внимание, и когда он вместо того, чтобы броситься на меня сверху, применил подкат, я успел перескочить через него и зацепить концом дубины по голове. Удар получился, в общем-то, не очень сильный, но достаточный, чтобы раздался звук разбивающегося кувшина. Свидетели с разочарованным стоном гулко выдохнули воздух.

— Петруша! — отчаянно закричал генерал. — Бей его, Петруша!

Однако Петруша ударить меня уже никак не мог, он мычал, стоя на четвереньках, и тщетно пытался встать на ноги. Как это было ни противно, но другого выхода, как показать свою силу и решимость у меня не оставалось. Бить пришлось по-настоящему, единственное, что я сделал во имя гуманизма — в последний момент чуть придержал удар, чтобы череп Петруши не разлетелся как кокосовый орех.

Мужик, не издав ни звука, свалился на бок и затих. Впрочем, звуков хватило и от удара дерева о гулкую кость черепа.

— Ты что это сделал, мразь! — закричал «генерал», который оказался то ли слишком смелым, то ли глупым, и кинулся на меня со своей залитой свинцом тростью.

Однако я был и моложе и ловчее, бросился ему навстречу и подставил под удар свою биту. После чего его трость с хрустом переломилась пополам.

— Аааа! — взвыл «генерал» и пихнул в мою сторону кулаком с ее остатками.

Я отмахнулся и без особого пыла, но коротко и жестко ударил его дубиной ниже предплечья.

— А-а-а-а! — теперь уже не кричал, а выл от боли «генерал». — А-а-а! Помогите, убили!

Все происходило очень быстро, и оставшаяся компания даже не попыталась помешать разгрому своих рядов.

Вчерашние знакомые толклись на месте, переводя испуганные взгляды с меня на «генерала». Слуги, те совсем стушевались и прятались за их спинами. Я уже разошелся и, не теряя темпа, бросился на толпу, размахивая дубиной:

— Убью, вашу мать!

Всю оставшуюся четверку как ветром сдуло. Я захлопнул за ними дверь.

Теперь мы остались один на один с зачинщиком. «Генерал» держался левой рукой за предплечье правой, кривился от боли и смотрел на меня ненавидящим взглядом.

— Ну, мразь, тебе теперь несдобровать, — проскрипел он, до крови кусая нижнюю губу. — Живым ты отсюда не уйдешь!

— Тебе, говнюк, до того света гораздо ближе, чем мне, — в тон ему ответил я.

— Как ты меня назвал? — растеряно спросил он. — Ты меня, генерала, назвал гов…. Да как ты смеешь, меня, дворянина, кавалера ордена святого Станислава называть, — он хотел повторить обидный эпитет, но не решился произнести такое пакостное слово: стоял столбом и грозно смотрел на меня выпученными глазами. Моральное унижение оказалось значительно сильнее, чем физическая боль, и генерал даже приободрился, встал в позу и отпустил поврежденную руку.

Я, не обращая на него внимания, подобрал вторую отбитую ножку скамьи и засунул ее между дверных ручек, заблокировав вход. Генерал, ничего не предпринимая, молча наблюдал за моими суетливыми метаниями по залу. Обезопасив вход, я подобрал с пола плети.

— А теперь я тебя, кавалер, буду пороть, как Сидорову козу, — негромко сказал я. — Сам посмотришь, какое это удовольствие!

— Ты? Меня пороть? — бледнея, спросил он, кажется, начиная приходить в себя после первоначального шока. — Ты посмеешь меня ударить?!

— Очень даже посмею, — уверил я и в подтверждение своих слов хлестнул его по голове плетью.

Удар получился неудачный, у меня не был никакого навыка в обращении с таким специфическим оружием, но, тем не менее, на полном лице несчастного тотчас вспух кровавый рубец.

— Нет, нет! — закричал он и отскочил в конец залы. — Нет, ты не смеешь! Меня нельзя сечь!

Мне так не казалось. Напротив, беззащитный вид жертвы всколыхнул какую-то незнакомую муть в глубине души и на мгновение ослепил вспышкой сладкой ярости. Дурной пример оказался заразителен Жертва между тем подняла для защиты свою здоровую руку и «источала флюиды ужаса», это подстегнуло, и я ударил снова. Рука не помогла, и новый кровавый рубец вспыхнул на апоплексическом лице. Генерал покачнулся и без звука осел на пол.

В этот момент в дверь ударили чем-то очень тяжелым. Раздался сильный треск, ручки, удерживаемые засунутой в них ножкой, отлетели, обе створки дверей распахнулись настежь, и в зал ввалились кроме знакомых слуг еще несколько здоровенных мужиков. Этих я еще здесь не видел,