Сергей Шхиян - Время Бесов

• Название: Время Бесов
• Автор: Сергей Шхиян
• Жанр: Альтернативная история

С большим трудом отбившись от преследования сатанистов Крылов возвращается в город Троицк, в котором начались его приключения.

Однако там его ожидает арест и неопределенно долгое заключение в тюрьме по ложному обвинению. Что бы отделаться от «оборотня» полицейского, он опять использует «машину времени», пытаясь вернуться в свое время, но вместо этого попадает в наше недавнее революционное прошлое. Там его встречают и суровые комиссары в кожаных куртках, и легендарные герои революции, беззаветно преданные новым идеалам коммунизма.

---

Спустя несколько минут мы разомкнули объятия и просто легли рядом, молчали, не касаясь друг друга.

— Я дочь сельского священника, отца Федора, — неожиданно сказала Капитолина, — жила при родителях, пока не началась революция. После этого все у нас поломалось.

Она замолчала и внутренне напряглась от каких-то своих воспоминаний. Спустя минуту мышечная волна или, вернее будет сказать, спазм, пробежал по ее красивому сильному телу. Капа легла на спину, вытянулась и, не мигая, смотрела на низкий деревянный потолок.

— Когда начали реквизировать церковное имущество, пришли с обыском и в наш храм. Тогда-то я и приглянулась товарищу Трахтенбергу.

Я ничего не спрашивал и не подгонял рассказ, сочувственно молчал, чувствуя рядом ее живое, горячее тело.

— Он хотел на мне жениться, во всяком случае, пришел к отцу с таким предложением. Сказал, что за комиссаром я буду, как за каменной стеной. Отец его прогнал, а через две дня приехал Ревтрибунал, папу обвинили в контрреволюционном заговоре и застрелили прямо возле церкви. Сделал это Аким.

Что случилось дальше, Капа рассказывать не стала. То, что с ней произошло, было понятно и так: разорили семью и под угрозой расстрела или высылки принудили стать проституткой.

— А вторая девушка, Алена? — спросил я.

— Ее семья умирала с голоду, и, чтобы спасти остальных детей, отец продал Аленку за зерно комиссарам, — уложила в одну фразу целую человеческую драму Капитолина.

Потом мы долго лежали молча. Ни о каких любовных порывах больше не могло быть и речи. Мне нужно было встать и найти Ордынцеву, хотя она могла и сама постоять за себя, но мало ли какая дурь втемяшится в голову товарищу Опухтину. Однако, Капитолина не шевелилась, и я чувствовал, что сейчас крайне ей необходим. Потому тянул время, лежал, молчал и давал ей время прийти в себя.

— Почему ты отказался от меня? — вдруг спросила она, поворачиваясь на бок.

Вопрос был неожиданный, и просто на него было не ответить. Потому я не стал мудрить, объяснил просто и понятно:

— Не хотел, чтобы вы меня возненавидели, как остальных мужчин, с которыми вас принуждают спать.

— Нет, — подумав, ответила она, — ненавижу я одного товарища Трахтенберга. Да вот еще раньше ненавидела Акима. Но вы правильно сделали. Грех все это и блуд. Гореть мне в гиене огненной, как блуднице Вавилонской.

— Глупости все это, — сказал я. — В чем тут ваша вина, в том, что решили жить, а не умереть? Господь простит невольный грех, если вообще такое можно назвать грехом.

— Не скажите, — задумчиво ответила она, — иногда и меня смущала похоть.

Слово «смущала», в этом случае было неточно и неправильно, но я не стал углубляться в теологические и филологические тонкости, погладил ее круглое плечо и встал с дивана:

— Нужно идти. Ордынцева осталась одна в доме, боюсь, как бы Илья Ильич чего-нибудь ей не сделал.

— Он сейчас с Аленой, ему не до вас. К тому же Опухтин расстрелами не занимается, это работа Акима.

— Нашел же время прислать его, — сказал я и кивнул я в сторону входной двери.

Упоминание об убитом стороже заставило вспомнить о том, что он по-прежнему лежит тут же у порога.

— Что с ним делать? — спросил я. — Не оставлять же его в бане.

— У них здесь рядом есть место, где они топят убитых. Пусть покормит рыб вместе с теми, кого убил.

Мы оделись и не без труда в четыре руки дотащили здоровенного, тяжелого сторожа до омута где покоились расстрелянные им же «контрреволюционеры». Когда мы вытаскивали его из бани, я старался не смотреть в обезображенное пулей и смертью лицо. Потом в темноте ночи, это стало неактуально.

Для тайного и быстрого погребения врагов революции здесь существовали специальные наклонные мостки из продольных досок, начинающиеся на берегу и на несколько метров уходившие в озеро. В их конце лежало два куска известняка с привязанными к ним веревками.

— Нужно привязать к Акиму камень, а то через несколько дней всплывет, — деловито сказала поповская дочка.

Так долго я оставаться здесь не собирался, но спорить не стал. Превозмогая отвращение, кое-как привязал груз к толстой шее и по мокрым, скользким доскам спихнул тело в воду. Оно упало с громким всплеском, и по озеру пошли круги, хорошо видные в лунном свете. Капитолина перекрестилась, но ничего приличествующее случаю из священного писания не сказала.

— Пойдемте в дом, — сказал я, — посмотрим, что там делает товарищ Опухтин.

Глава 10

В пустой гостиной по-прежнему ярко горели большие керосиновые лампы. Уходя, их даже не притушили. В самом доме было тихо.

— Где ночует Ордынцева? — спросил я Капу.

Она молча взяла меня за руку и повела в неосвещенную глубь дома, Мы прошли каким-то коридором и поднялись по лестнице на антресольный этаж.

— Это здесь, — шепотом сказала Капитолина, останавливаясь около невидимой в темноте двери. Я нашарил ручку замка и неслышно нажал ее вниз. Дверь тихо подалась и в образовавшуюся щель стала видна небольшая комната с узкой кроватью у стены и столом возле окна. Кровать была разобрана и измята, но на ней никого не было.

— Ее здесь нет, — шепотом сказал я Капе — Где она еще может быть?

— Посмотрим в комнате Ильи Ильича, это внизу, — подумав, сказала она. — Мы с Аленой живем вместе здесь наверху, в соседней комнате.

— Может быть, она там, давайте посмотрим.

— Давайте, — согласилась Капа.

Мы подошли ко второй невидимой двери, которую открыла уже она сама. Здесь тоже никого не оказалось.

— Значит, Алена у Ильи Ильича, — решила Капитолина. — Там же, наверное, и твоя подруга.

Мы вернулись к лестнице, спустились вниз и остановились у закрытой двери, из-за которой были слышны голоса.

— Погоди входить, — попросила Капа, — послушаем, о чем они говорят.

В этом был резон, и мы прижались с двух сторон к дверной щели. Слышимость оказалась отличная.

— Ты все равно, товарищ Ордынцева, отсюда просто так не выйдешь! — напористо говорил Опухтин. — А смиришься, будешь послушной, может, я тебя и пожалею! Чем плоха здесь жизнь, спроси хоть у Аленки, чего ей тут не хватает? Баба ты или не баба?

— Вы за это ответите, Опухтин, — упуская извечное дополнение «товарищ», резко ответила Даша, — я уже не говорю, что вы предали идеалы революции. У вас их, похоже, никогда не было. Но за то, что вы здесь творите, вас нужно поставить к стенке!

— Ты, что ли, меня к стенке поставишь, морда эсерская? Даже если ты вернешься в свой Губком, все равно тебе пути дальше Чеки не будет. А там с тобой долго говорить не станут, сразу поставят к стенке. Мне только слово сказать, от тебя ничего не останется!

Разговор ненадолго прервался, после чего послышались женские стоны. Я хотел уже войти в комнату, но Капитолина меня удержала:

— Это он с Аленой балуется, нарочно твою подругу заводит. Погоди еще минуту.

Действительно опять послышался довольный голос Опухтина:

— Ну что, хочешь, так же и тебе сделаю? Сладко тебе, Аленка?

— Ох, сладко, Илья Ильич, — фальшивым голосом ответила девушка.

— А давай я тебя посеку! — предложил Опухтин.

— Посеки, Илья Ильич, это мне тоже в сладость!

Послышались громкие шлепки и теперь уже не искусственные, а натуральные женские стоны.

— Куражится, — шепотом прокомментировала Капа, — это его любимая забава, уважает баб посечь, без этого ему блуд не в сласть.

Удары делались все громче, стоны начали переходить во вскрики.

— Прекратите издеваться над женщиной, вы, палач! — закричала Ордынцева.

— Не любо смотреть? А самой плетку попробовать любо? Мало вы нашей кровушки, господа чистые, попили! Теперь наш черед! Аленка, сдирай с нее одежу!

Даша пронзительно закричала.

— Погоди еще минуту, — попросила Капитолина, до боли сжимая мне руку. — Он теперь с наганом сидит, может выстрелить. Я скажу, когда можно.

— Уберите от меня руки, что вы делаете! — опять закричала Даша, теперь уже испуганно.

— Ори, ори, это мне только в радость! — воскликнул со смешком Опухтин. — Аленка, разводи ей, твари, ноги! Люблю, когда орут! Вы, господа, мне за все заплатите!

— Иди, — подтолкнула меня Капа, — теперь можно!

Я неслышно открыл хорошо смазанную дверь и вошел в комнату. Спиной ко мне стоял коротконогий, с провисшими боками Илья Ильич с плеткой в руке. Связанная, как будто распятая, Ордынцева в порванной или порезанной в лоскуты одежде лежала поперек широкой кровати. Голая Алена, упираясь ей в колени, старательно разводила ноги.

— Шире, шире! — приказывал Илья Ильич, от нетерпения похлестывая себя плеткой по ноге. — Во! Так! Хорошо!

Первой меня увидела Алена, вскрикнула и отпустила Дашины колени. Та, извиваясь, пыталась освободиться от веревок, которыми были прикручены ее запястья к металлическим спинкам кровати. Как только девушка отпустила Дашины ноги, она тотчас отшвырнула растерявшуюся Алену ступней.