Дмитрий Горчев - Сволочи

• Название: Сволочи
• Автор: Дмитрий Горчев
• Жанр: Юмористическая проза

Можно, конечно, при желании увидеть в прозе Горчева один только Цинизм и Мат. Но это — при очень большом желании, посещающем обычно неудовлетворенных и несостоявшихся людей. Люди удовлетворенные и состоявшиеся, то есть способные читать хорошую прозу без зависти, увидят в этих рассказах прежде всего буйство фантазии и праздник изобретательности. Горчев придумал Галлюциногенный Гриб над Москвой — излучения и испарения этого гриба заставляют Москвичей думать, что они живут в элитных хоромах, а на самом деле они спят в канавке или под березкой, подложив под голову торбу. Еще Горчев придумал призраки Советских Писателей, которые до сих пор живут в переделкинском пруду, и Телефонного Робота, который слушает все наши разговоры, потому что больше это никому не интересно. Горчев — добрый сказочник и веселый шутник эпохи раннего Апокалипсиса.

Кто читает Горчева — освобождается. Плачет и смеется. Умиляется. Весь набор реакций, которых современному человеку уже не даст никакая традиционная литература — а вот такая еще прошибает.

---

Дмитрий Горчев Сволочи

СВОЛОЧИ

Сволочи

Иногда в мою дверь звонят сволочи.

Хорошие правильные люди не звонят никогда, потому что не могут найти звонка. Я сам-то его однажды нашёл совершенно случайно, где-то на лестнице.

Хорошие правильные люди в мою дверь всегда стучат. Или тихо скребутся. Или тяжело под ней вздыхают, потому что если хорошего человека не впустить вовремя, он запросто может умереть и ровно никто на всём этом белом свете его не хватится, потому что он и при жизни-то никому мозги не ебал.

А вот сволочи, они не такие. Они давят толстым бестрепетным пальцем на мой звонок, и ничегошеньки у них внутри не дрогнет. Я может и сам-то на этот звонок давить опасаюсь — мало ли чего: вдруг откроется дверь совсем не той квартиры, и выйдет оттуда коля, да как спросит: "А ты кто? Не иначе как мою жену ебать пришёл?"

Или хуже того, пригласит с собой выпить.

Нет, не жму я никаких звонков, и вам не советую.

Блядь

Клавдия Ивановна была страшная блядь.

Бывало, бухгалтер Василий Андреевич подойдёт к ней после работы, ущипнёт: "А не предаться ли нам, любезнейшая Клавдия Ивановна, плотской любви?" Клавдия Ивановна от такой радости тут же на стол валится и вся пылает. А Василий Андреевич в штанах пороется, вздохнёт, очёчки поправит: "Пошутил я, Клавдия Ивановна, вы уж не обессудьте. У меня же семья, дети, участок. Приходите лучше в гости, я вас икрой баклажановой угощу, сам закатывал". "Дурак вы, Василий Андреевич, — отвечает Клавдия Ивановна, вся красная, неудобно ей. — И шутки у вас глупые. У меня у самой этой икры сорок две банки. Подумаешь, удивили".

Ещё Клавдия Ивановна часто водила к себе домой мужчин. Ей было всё равно — хоть кто, хоть забулдыга подзаборный, никакой в ней не было гордости.

Приведёт такого, чаю ему нальёт. А он сидит на табуретке, ёрзает: "Может по рюмочке, для куражу?"

Ну, нальёт она ему водочки в хрустальную рюмочку и огурчик порежет. "А вы что же не выпиваете?" — спросит мужчина. "Ах, я и так как пьяная", — отвечает ему Клавдия Ивановна низким голосом, и грудь у неё вздымается. Мужчина прямо водкой поперхнётся и, пока Клавдия Ивановна постель расстилает, залезет он в холодильник и всю остальную бутылку выжрет без закуски. Вернётся Клавдия Ивановна в прозрачном розовом пеньюаре, а мужчина уже лыка не вяжет. Дотащит она его до кровати, он ей всю грудь слюнями измажет и захрапит.

Таких мужчин Клавдия Ивановна рано утром сразу же прогоняла, даже оладушков им не испечёт.

Однажды Клавдия Ивановна пошла давать объявление в газету. Так, мол, и так, хочу мужчину. Вот до чего довела блядская её натура.

А в газете сидит тоже женщина, но немного помоложе: "Нет, — говорит, — у нас культурная газета, мы такого объявления дать не можем".

«А какое можете?" — интересуется у неё Клавдия Ивановна. «Ну, какое… — задумывается та, — Женщина ищет высокооплачиваемую работу… Женщине нужен спонсор…" «Это что же, — удивляется Клавдия Ивановна, — за это ещё и деньги брать? Да нет, я же просто так, задаром". «Что? — удивляется женщина из газеты, — задаром? Неужели так приспичило?" И смотрит на Клавдию Ивановну с отвращением: вот, думает, блядь какая! Саму-то её главный редактор по пятницам прямо на ковролане ебёт, а она ничего, зубы стиснет и терпит, потому что детей-то кормить надо. Работу где сейчас хорошую найдёшь? Да и редактор, в общем-то, неплохой, не извращенец какой-нибудь.

«Нет, — говорит, — вы, женщина, лучше ступайте себе подобру-поздорову, не приму я от вас никакого объявления".

Так и ушла Клавдия Ивановна из газеты ни с чем.

А по дороге домой напал на неё сексуальный маньяк.

Выскакивает он из кустов, плащ распахивает: "Ха!" — кричит. "Ах! — восклицает Клавдия Ивановна. — Глазам своим не верю!" "Это Хуй! — говорит маньяк. — И сейчас я этим Хуем буду вас по-всякому насиловать!" "Ах, по-всякому!" — совсем уже млеет Клавдия Ивановна и падает в обморок.

Приходит она в себя, а маньяк рядом стоит: "Что это вы тут в обморок валитесь, — спрашивает он её строго. — Я бесчувственное тело не могу по-всякому насиловать". "А какое тело вы можете насиловать, мой зайчик?" — спрашивает Клавдия Ивановна и стягивает рейтузы.

Маньяк от этих рейтузов совсем сник. "Нет, — говорит, — вы уж идите, женщина, только не рассказывайте про меня никому, а то подкараулю и убью зверски".

«Да что вы, — отвечает Клавдия Ивановна и сумочку подбирает. — Зачем мне рассказывать. Пойдёмте лучше ко мне, я вас чайком напою. Замёрзли тут, наверное, в кустах, в плащике-то на голое тело. Ещё простудитесь".

Привела она его к себе домой, напоила чаем с яблочным пирогом, рюмочку налила и всё смотрит с надеждой: может, насиловать начнёт? А он пригрелся и на жизнь свою маньяческую жалуется: как одна женщина его дихлофосом обрызгала, как подростки на дерево загнали… Пожалела его Клавдия Ивановна, дала ему кальсоны отца своего покойника и постелила ему в зале. Всю ночь прислушивалась: не подкрадывается ли? А он посапывает, спит как убитый, видно и правда несладкая у маньяков жизнь, намаялся.

Утром маньяк снова было к себе в рощицу засобирался, но вдруг раскашлялся, температура у него поднялась, видать действительно простыл совсем. Клавдия Ивановна напоила его чаем с малиной, дала аспирину и строго-настрого приказала лежать под одеялом. Замочила его плащик в тазике и на работу пошла, будь что будет. Ограбит — значит судьба её такая.

Возвращается вечером, волнуется — а как правда ограбил? Нет, стоит маньяк на кухне в кальсонах и глазунью себе жарит. "Извините, — говорит, — я тут пару яичек у вас позаимствовал, кушать очень хочется". "Ой, да что вы! — всплескивает руками Клавдия Ивановна. — Там же супчик в холодильнике нужно разогреть! И мясо по-французски я сейчас в чудо-печке поставлю. Яичница — это что за еда!"

Так и прижился у неё маньяк. Оказался он мужчиной неплохим, положительным. Полочки на кухне сделал, мусор выносит, на базар за картошкой ходит. Одна беда — никак он себя как мужчина больше не проявляет. Клавдия Ивановна уж и так, и эдак: из ванны будто случайно промелькнёт, тесёмочка у неё с плеча упадёт, котлетки ему накладывает и бедром заденет. А тот только загрустит, и всё.

Однажды Клавдия Ивановна подсмотрела, как он надел старенький свой плащик на голое тело, встал перед зеркалом, распахнул и шёпотом "Ха!" говорит. Посмотрел он на себя внимательно, вздохнул, надел кальсоны и пошёл выносить мусор.

А однажды маньяк говорит: "Вы уж извините, Клавдия Ивановна, но чувствую я зов своей маньяческой натуры. Должен я немедленно пойти в рощу и кого-нибудь по-всякому изнасиловать". "Ну, меня изнасилуйте" — предлагает Клавдия Ивановна. "Что вы, что вы! — говорит маньяк. — Я вам так обязан, вы столько для меня сделали. Что я, зверь совсем, что ли?"

Скинул он кальсоны, вытащил из шифоньера плащик и ушёл.

Клавдия Ивановна весь вечер проплакала, а потом заснула. "Всё равно вернётся, — думает. — Проголодается и вернётся".

Но маньяк так и не вернулся.

Старухи на лавочке рассказывали, что, будто бы в роще нашли удавленника — голого мужчину в плаще. Но эти старухи и не такого наплетут. Им лишь бы языки чесать.

Борода

Пётр Семёнович всю жизнь носил фальшивую бороду.

Понятно, что просто так фальшивой бороды никто носить не станет, потому что она чешется, колется, отклеивается и вообще доставляет много хлопот. Поэтому фальшивые бороды носят только по каким-то важным поводам. Скажем, вам необходимо кого-то зарезать. Казалось бы, тут фальшивая борода может прийтись очень кстати — приклеили, зарезали кого нужно, да и выбросили бороду в мусор от греха подальше. Но милиция ведь тоже не лыком шита: она может запросто приклеить вам первую попавшуюся бороду и показать вас старушке, которая как раз у того, кого вы зарезали, хотела пустую бутылочку попросить. А если вам правильную бороду приклеить, то вас и трезвый человек как Карла Маркса опознает, а что уж там говорить про с утра пьяную старушку.

Вот вы и попались, даже если в этот раз и не вы резали. Осторожнее нужно, с бородами-то.

А Пётр Семёнович придумал очень хитрую штуку: он наклеивал бороду только тогда, когда вёл себя прилично — ходил на службу, здоровался с соседями, выносил мусор или голосовал за какого-нибудь депутата. А потом за угол свернёт, бороду отклеит — и чистая сволочь: всех ограбит, а кого не ограбит, тому в рожу плюнет. Правда, надо сказать честно: убивал он редко. Ну, если кто-то совсем уж неприятный, он того зарежет, конечно, но без всякого удовольствия. А вот грабить — просто за уши его не оттянешь. Ничем не побрезгует: ясли, собес, дурдом, общество слепых, союз писателей — святого для него не было. Зайдёт и ограбит до нитки.

Милиция потом свидетелей допросит: кто грабил? Как выглядел? Борода? Усы? Татуировки? Да нет, отвечают свидетели, неприметный такой, чисто выбритый. Даже фоторобота приличного не составишь. Один раз милиция к нему домой пришла, а он дверь открыл, из бороды папироска дымит. Чем могу помочь? — спрашивает. Ну не могла же у человека за один день такая бородища вырасти? Соседку потихоньку допросили, а она — что вы, что вы, говорит, он вчера со мной здоровался, а борода у него спокон веку, зато вот пенсию второй месяц задерживают, вы уж там разберитесь.