Кирилл Андреев - Один из Бредбери

• Название: Один из Бредбери
• Автор: Кирилл Андреев
• Издательство: Мир
• Жанр: Публицистика
• Год: 1967

Предисловие к книге Р. Бредбери «Вино из одуванчиков».

---

Кирилл Андреев Один из Бредбери

В Кенсингтонском саду в Лондоне, около Круглого пруда, в который впадает серебряный ручей Серпентайн, стоит памятник Питеру Пену — любимому герою детей, играющих в этом парке. Из чудесной повести Джемса Барри он давно переселился в мир сказки, где обитают герои тех фантастических историй, что, рассказывают друг другу английские и американские мальчики и девочки. Кроме Питера, сказочного крокодила (ни для кого не опасного, так как он однажды проглотил будильник, который начинает звонить у него в желудке, как только крокодил пытается на кого-либо напасть) и фей, управляющих этим сказочным королевством, в нем живут девочка Алиса, побывавшая в Зазеркалье, Дракон, проглотивший футбольную команду и детский сад, и вернувший их в целости по первому требованию мальчика-короля, звериный доктор Дулитл и его любимец двухголовый и стыдливый Тяни-Толкай, девочка-птица Рима из бразильских лесов и, конечно же, сама Матушка Гусыня, рассказчица сказок. Все они живы и по сей день и нисколько не стареют, потому что они — бессмертны. И они все заслуживают того, чтобы им поставили памятники: ведь они куда более знамениты, чем иные завоеватели и короли!

Порой, кажется, что Рэй Бредбери из их породы, что он, как и герой его рассказа «Здравствуй и прощай» Уилли, вечно будет мальчиком. Он, несмотря на прошедшие годы, сохраняет юношески свежий взгляд на мир и остается неистовым и неисправимым оптимистом — даже в тех рассказах, которые на первый взгляд представляются пессимистическими.

Рэй Бредбери поразительно разнообразен, и иногда начинает казаться, что в американской литературе существует несколько писателей, носящих те же имя и фамилию. И в то же время по одному абзацу, может быть, всего по нескольким строкам мы узнаем его волшебное перо!

Мы хорошо знаем жестокого в своем оптимизме Бредбери, автора романа «451° по Фаренгейту», рассказов «Детская комната», «И грянул гром», «Улыбка», «Будет ласковый дождь». Но все это произведения-предупреждения: смотрите, люди, что вас ждет, говорит он, если вы не одумаетесь!

И с великим, почти библейским гневом он разрушает ненавистный ему мир капитализма — в его проекции на будущее, мир, гибнущий в неугасимом огне водородных бомб. На мгновение город, являющий собой символ американского образа жизни, превращается в иной — новый и неузнаваемый, с неправдоподобно высокими зданиями, о каких не мог мечтать ни один строитель, сотканными из брызг раздробленного цемента, из блеска разорванного в клочки металла, из осколков летящего стекла, с перекосившимися окнами и переместившимися пропорциями, сверкающий яркими красками, как водопад, который взметнулся вверх, вместо того чтобы низвергнуться вниз. На мгновение этот город замирает в воздухе, как фантастическая фреска, а затем рассыпается в белую пыль и исчезает!

Но и в этом леденящем кровь великолепии гибели цивилизации нет пессимизма, как нет его и в рассказе «Будет ласковый дождь», где после исчезновения всех людей механический голос не перестает твердить горестные и жестокие стихи Сары Тисдейл о том, что все останется по-старому, когда исчезнет человечество: будет и ласковый дождь, и запах земли, и щебет птиц, и цветение садов, словно покрытых белой пеной, и никто не вспомнит про войну, но ни ива, ни птица не прольют слез о людях, уничтоживших самих себя… Слишком велик его социальный оптимизм: он только предупреждает, но не верит в черное будущее. Он знает, что человека можно убить, можно его уничтожить, но победить его нельзя!

Мы знаем и другого Бредбери, автора «Марсианских хроник», переведенных почти на все языки мира и поставленных в кино. Марс в этой книге — не астрономический и не фантастический, а аллегория нашей Земли. И если в первом цикле произведений в центре интересов писателя стоят проблемы социальные, то в «Марсианских хрониках» и рассказах, примыкающих к этому циклу, Бредбери трактует преимущественно вопросы моральные; — недаром он получил в Америке титул «великого моралиста».

По-разному прилетают люди на Марс: одни — увлекаемые романтикой открытий, приключениями в еще не открытом мире, другие — гонимые угрозой неизбежной и истребительной войны, и, наконец, те, кто хочет превратить великую и чудесную планету в склад атомных бомб, и секретную лабораторию, где будет коваться жестокая смерть не только для людей, но и для всего живого в солнечной системе…

Очень сильные по своей направленности, тесно связанные между собой два рассказа «Высоко в небеса» и «Око за око» посвящены одной из самых острых современных проблем Соединенных Штатов Америки — проблеме расовой дискриминации.

«Неразрешимая проблема», как называют ее многие даже демократически настроенные американцы, решается Бредбери в плане фантастическом: все негры Юга Соединенных Штатов, где эта проблема является наиболее жгучей, улетают на Марс. Два мира — черный и белый — продолжают существовать раздельно. Но земное человечество, освобожденное от «черной опасности», продолжает свою безумную политику самоуничтожения.

Ничего не осталось на старой планете из того, что напоминало бы о прошлом: погибли деревья, на которых были повешены родители новых обитателей Марса, разрушены города, где они когда-то родились и испытали жестокие унижения. Мир стал другим и должен идти другим путем, если хочет сохранить жизнь и цвет человеческой мысли.

Нет, отвечает Бредбери, правящему меньшинству американского общества не удастся разграбить и разрушить Землю. Для этого она «слишком велика и великолепна»!

…А в других циклах рассказов люди пришли и заняли удивительные голубые материки Марса и высохшие красные моря. И всему дали свои имена. Старые марсианские названия были названием воды, воздуха, гор, названием снегов и каменных русел каналов, некогда питавших великие моря. И все названия были запечатлены на башнях, мраморных плитах и обелисках. И ракеты, подобно молотам, обрушивались на эти имена, кроша мрамор, скручивая медь и бронзу. И новые имена, не имевшие для марсиан смысла, поднялись над прахом и развалинами.

И марсиане ушли в горы, и сами превратились в фантомы. А люди, дышавшие марсианским воздухом и глядевшие на маленькое Солнце и две крохотные Луны, сами стали смуглыми и золотоглазыми и бросили свои наскоро сколоченные поселки и ушли в старые марсианские города, как будто они были марсианами, вернувшимися из экспедиции на Землю…

И новые марсиане стали фантомами, порождениями кошмаров и снов…

Таков иной Бредбери в своих сложных, многоступенчатых произведениях. Его фантастика этого аспекта совершенно реалистична, хотя далеко не всегда ее можно назвать научной: порой она лежит где-то на уровне сна, где все может случиться. Но всегда она полна веры в человека, в его доброту и уважение к его труду.

«Каждый должен что-то оставить после себя, — говорит он, — сына, книгу или картину, выстроенный тобой дом или хотя бы возведенную из кирпича стену, или сшитую тобой пару башмаков, или сад, посаженный твоими руками. Что-то, чего при жизни касались твои пальцы, в чем после смерти найдет прибежище твоя душа. Люди будут смотреть на взращенное тобой дерево или цветок, и в эту минуту ты будешь жив… Не важно, что именно ты делаешь, важно, чтобы все, к чему ты прикасаешься, меняло форму, становилось не таким, как раньше, чтобы в нем оставалась частица тебя самого…»

Как контрастируют эти слова со словами известного некогда американского писателя Дос-Пассоса!

«Человек, — пишет Дос-Пассос в своем последнем романе, — непонятный, склонный к инцесту, полиморфизму, извращениям, нарциссизму, мазохизму, садизму, эксгибиционизму, гомосексуализму, — впал в состояние нервоза.»

И, словно отвечая ему, Бредбери пишет: «Я не вижу на свете ничего важнее Человека с большой буквы. Разумеется, я подхожу пристрастно, ведь сам я из этого племени… Человек с большой буквы должен жить. Но если вообще существует способ добиться бессмертия, о котором люди всегда толкуют, то вот он: рассыпаться во все стороны, засеять Вселенную. Тогда будет урожай, который обеспечит от любых неурожаев в дальнейшем.

Пусть на Земле будет голод и ржа. У тебя взрастет новая пшеница на Венере или еще где-нибудь, там, где человек может очутиться через тысячу лет…»

* * *

Но есть еще один Бредбери — великолепный писатель-романтик, автор автобиографической повести «Вино из одуванчиков», которую он, вероятно, любит больше всех других своих книг.

В маленьком городе в штате Иллинойс живут два брата — мальчики Дуглас и Том. И мельчайшие события одного лета, которые кажутся незначительными взрослым, становятся для них магическими чарами и волшебством открытия мира. Детское сознание обладает поразительной силой целостного восприятия. Там, где взрослые анализируют, расчленяют, ребенок не рассуждает, а вбирает в себя все сразу: цвет, звук, запах, материал, движение и, главное, то, ради чего все вещи существуют. Не случайно, поэтому на детских рисунках всегда выделено главное: солдат состоит преимущественно из штыка, бык — из рогов; машина — всегда мчащаяся, потому что иначе утрачивается смысл ее существования; труба извергает дым, как вулкан, иначе она не труба, а тумба. Но за этой рабочей схемой, где выделено главное, скрывается жизнь мира. Вырастая, мы теряем это ощущение. Так иногда, входя в дом, где когда-то провел детство, в сад, бывший некогда макрокосмом, поражаешься исчезновению того богатства восприятия, которое делало мир ярким и живущим какой-то скрытой жизнью. Равнодушно переворачиваешь камень, под которым когда-то ловил ящериц, с ленивым любопытством глядишь на дерево, бывшее некогда мачтой, капитанским мостиком, медленно проходишь по дорожкам, не вспоминая те тысячи путей — сквозь кустарник, по верху забора крышу сарая, — по которым пробирался когда-то. Такое путешествие по приметам детства похоже на Воспоминание о первой любви: помнишь все до мельчайших подробностей, но не можешь восстановить самого ощущения.