Александр Алтунин - На службе Отечеству

• Название: На службе Отечеству
• Автор: Александр Алтунин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Как можно спокойнее рассказываю о сложившейся на смоленском направлении обстановке. Не скрываю, что неприятельским частям удалось прорваться в тыл смоленской группировке наших войск, но и сами немцы оказались между молотом и наковальней. Наковальней являются наши части, сражающиеся в Смоленске, а молотом - ярцевская группа войск, в которую входит и наш батальон.

Сравнение, видимо, понравилось слушателям: их лица веселеют. Подчеркиваю, что пассивных всегда бьют. Поэтому, чтобы разгромить фашистские части, вышедшие в тыл нашим смоленским дивизиям, нам надо с удвоенной активностью и яростью сражаться с врагом.

После собрания взволнованные красноармейцы подтащили к Стольникову упиравшегося бойца. Удерживая его за плечи, рослый красноармеец в каске возмущенно говорит:

- Это он, наш главный "информатор". Куда-то бегает, а потом нашептывает на ухо сведения, будто бы полученные "от верного друга из штаба"...

- В каком же штабе у тебя верный друг, снабжающий точными сведениями? - сердито спрашивает Стольников побледневшего красноармейца.

- Не верьте им, - испуганно зачастил болтун. - Я не распространял ложные слухи. Я иногда пересказывал факты, которыми со мной делился мой старый друг.

- Где этот друг? - настаивает Стольников.

После продолжительного увиливания и запирательства красноармеец называет фамилию бойца из третьей роты. Оказалось, что знакомы они всего несколько дней. Документы у "старого друга" показались подозрительными, и его для выяснения личности отправили в штаб дивизии.

Воспользовавшись тем, что почти вся рота была в сборе, Стольников предложил парторгу Лысову зачитать собравшимся недавно опубликованный Указ Президиума Верховного Совета СССР о введении института военных комиссаров. Зачитав указ, Лысов изложил содержание Положения о военных комиссарах Рабоче-Крестьянской Красной Армии и кратко рассказал о его значении.

- Разрешите мне, - заключил Стольников, - закончить беседу словами нашего армейского поэта Шемонаева, который так охарактеризовал роль военных комиссаров:

В дыму сражений,

В зареве пожаров

Бойцы увидят

Вновь перед собой

Знакомый облик

Славных комиссаров

С железной волей,

С пламенной душой.

В опасный час,

В минуту грозовую

Они слова

Зовущие найдут,

За Родину,

За партию родную,

За Сталина

К победе поведут.

Бойцы и командиры долго не могут угомониться. Все взволнованы предстоящим наступлением. Ведь это будет первое наступление, в котором нам доведется участвовать, и хочется, чтобы оно стало началом изгнания врага с родной земли. Обходим со Стольниковым роту, стараемся побеседовать с каждым бойцом, узнать о настроении. Возвращаясь в полночь с позиций боевого охранения, наткнулись на расположившихся полукругом красноармейцев. Из темноты доносится баритон Папченко. Он читает Маяковского, читает мастерски, страстно, вдохновенно, умело подчеркивая особенности поэтической рифмы. Я впервые понял мощь стихов пролетарского поэта.

- Не дает спать бойцам! - возмутился Стольников. - Нашел время для стихов!

- Он верит в мобилизующую силу поэзии. Убежден, что стихами можно смягчить человека, настроить его на лирический лад или возбудить в нем чувства гнева, ненависти, поднять ослабевший дух.

- Никогда не слышал о таком предназначении поэзии, хотя неравнодушен к ней и преклоняюсь перед поэтами...

Услышав голоса, Папченко умолк, шагнул навстречу. Узнав нас, доложил, что взвод к наступлению готов, а сейчас он, по просьбе бойцов, читает им Маяковского.

- Неужели сами попросили? - не поверил Стольников.

- Конечно! - Папченко пожимает плечами. - Каждую свободную минуту просят что-нибудь почитать...

* * *

Ночью справа от нас неожиданно заговорили минометы, а над позициями противника вспыхнули осветительные ракеты. Вскоре разгорелась ожесточенная стрельба из всех видов стрелкового оружия.

Побывав у командира батальона, я узнал, что в первом часу ночи он послал поисковую группу на участке роты лейтенанта Воронова. Так как наш батальон оказался отдельной частью и к тому же наступал не на главном направлении, старшему лейтенанту Грязеву пришлось самому позаботиться о "языке".

Вылазка разведгруппы не удалась. Однако разведчики выяснили, что до самого переднего края нет минных полей. Это нас обрадовало: отсутствие минных полей облегчало атаку и свидетельствовало, что противник думает не обороняться, а наступать.

Еще засветло нам доставили из саперного батальона сборный штурмовой мостик, который бойцы взвода лейтенанта Валежникова должны были перед началом наступления перекинуть через реку.

На рассвете, как только противник прекратил артиллерийско-минометный обстрел наших позиций, мы со Стольниковым спустились к реке. Тренировка в сборке штурмового мостика, проведенная в тылу, помогла. Теперь бойцы под руководством сапера-инструктора сноровисто наращивали звено за звеном, и вскоре мостик заколыхался на воде под тяжестью пробежавшего по нему лейтенанта Валежникова. Возвратившись на свой берег, лейтенант вполголоса доложил:

- Товарищ комроты! Переправа готова.

Предрассветный туман поднялся над рекой и залил прибрежные кусты. Как ни старались мы бесшумно навести переправу, фашисты, видимо, услышали всплески. Внезапно вдоль всей реки поднялись фонтаны разрывов фашистских мин. К счастью, никто не пострадал. Мы скрытно вернулись в окопы.

В половине четвертого на позициях батальона все замерло. Тишину нарушали лишь фашистские пулеметчики, методично стрелявшие короткими очередями. Стольников усмехнулся:

- Словно роботы стоят за пулеметами.

Было довольно светло, хотя лучи солнца еще не позолотили горизонт. Воздух по-утреннему свеж и чист, пороховая гарь пока не пропитала его, не поглотила запахов разнотравья. Мы со Стольниковым поднимаемся на чердак двухэтажного каменного здания и внимательно осматриваем противоположный берег - ровный и открытый. Представив, как трудно будет преодолеть его под ружейно-пулеметным огнем, я зябко поежился.

- Да, утро сегодня прохладное, - заметил Стольников, по-своему поняв мое невольное движение.

...Артиллерийская подготовка началась ровно в восемь утра. Солнце было нашим союзником - слепило фашистских наблюдателей. Свист снарядов заглушается воем мин: ведут огонь поддерживающие нас артиллерийские и минометные подразделения.

В воздух взвилась красная ракета - сигнал к форсированию реки. Под прикрытием пулеметного огня взводов Калинина и Папченко бойцы лейтенанта Валежникова бросились к штурмовому мостику и стали быстро перебегать на противоположный берег. Заговорили немецкие минометы. Где-то рядом приглушенно вскрикнул раненый. Петренко пополз на стон. По опыту я знал, что огневой налет может на время парализовать волю. Кто-то должен первым покинуть укрытие. Сам я этого сделать не мог: надо протолкнуть оставшуюся часть роты на противоположный берег. Я встретился взглядом со Стольниковым. Поняв меня, политрук тихо, как бы про себя, сказал:

- Вот она, минута грозовая, - и, рывком выскочив из укрытия, крикнул: - За мной, товарищи!

Следом за политруком скатился вниз лейтенант Калинин, за ним бросились бойцы его взвода. Махнув рукой старшему лейтенанту Папченко, спешу к штурмовому мостику. Прыгаю по шатким, неустойчивым дощечкам, оглядываюсь и вижу, как в окружении бойцов спускается Папченко, размахивая руками и что-то крича на ходу. Наконец можно облегченно вздохнуть: командиры взводов доложили, что переправа закончилась без потерь.

Ожидаем сигнал о начале атаки. Рядом со мной устанавливает штык в боевое положение мой новый ординарец Митин. Поблизости располагается "группа управления" - Поливода, Сероштан, Лысов, Браженко, Востриков, Шлевко, Сусик. Отсутствуют Охрименко и его верный помощник Федя. Они "организовывают" питание, боеприпасы и эвакуацию раненых.

Невольно восхищаюсь Стольниковым: мне, уже побывавшему в ожесточенных боях, с трудом дается спокойствие, а политрук, перебегая от бойца к бойцу, что-то говорит, от чего у многих появляются улыбки.

- Что за радостные вести принес, Вадим Николаевич? - спросил я, когда политрук возвратился.

- Я сообщил бойцам, что наши части, наступающие вдоль Минского шоссе, ворвались в расположение врага и выкуривают фашистов из нор. - Заметив, что Сероштан сосредоточенно грызет сухарь, он с шутливым испугом спросил: Василий Андреевич, вы уничтожаете свой НЗ? Берегитесь: увидит - Охрименко, лишитесь шевелюры.

- Ничего, товарищ политрук, - смеясь отвечает сержант, - я займу провизии у фашистов, когда мы к ним заявимся. Им-то вряд ли она понадобится.

Безоблачное небо пробороздила ракета - сигнал атаки, а я никак не могу заставить себя вскочить. А надо. Таков закон: в решающую минуту командир должен быть впереди!

Делаю огромное усилие, вскакиваю и с автоматом в руках, не оглядываясь, бегу, как на спринтерской дистанции. Кажется, громко кричу призывное "Вперед!", но голоса своего не слышу. Выстрелов тоже. Лишь догадываюсь о них по свисту пуль. Чувствую, что фашисты ведут неприцельный огонь, иначе уложили бы меня на мать-сыру землю. До ближайших окопов около сотни метров. С радостью убеждаюсь, что все роты бегут почти на одной линии с нами. Вот справа и слева прорвалось "ура-а-а-а!". И подхваченный сотнями разгоряченных глоток древний боевой клич вторгается в шум боя. Взрывы гранат заставляют фашистов прятаться в окопы. Это помогает нам преодолеть оставшиеся метры. Мы прыгаем им на головы. Видим искаженные злобой и страхом лица вражеских солдат, и ненависть, накопившаяся в душе, выплескивается яростным воплем. Ожесточение обоюдное. Вижу, как Василь Сероштан прижал рыжего детину к стенке окопа и цепко схватил его за горло. Короткой очередью срезаю двух убегающих фашистов и вдруг падаю под тяжестью рухнувшего на меня тела. Сбрасываю его, поворачиваюсь - и сердце пронзает боль: Митин! На гимнастерке расплываются два огромных пятна. Видимо, фашист, что корчится под навалившимся на него Степаном Поливодой, метил в меня, но сразил моего ординарца. Подбегает Петренко, на ходу разрывая перевязочный пакет. Взглянув в неподвижное лицо Митина, тяжело вздохнул и закрыл ему глаза.