Александр Алтунин - На службе Отечеству

• Название: На службе Отечеству
• Автор: Александр Алтунин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

В дни отдыха я все чаще с грустью вспоминаю нашего душевного и энергичного Стаднюка. Трудно смириться с мыслью, что его уже нет в живых. Казалось, вот сейчас появится он с пачкой свежих газет и скажет: "Товарищи, есть хорошие новости. Слушайте..."

Теперь я и парторг Лысов ежедневно проводим политинформации, рассказываем о положении на фронтах, о растущем отпоре, который встречает агрессор. Свежие номера армейской газеты "За честь Родины" бойцы зачитывают до дыр: в газете публиковались зловещие откровения фашистских заправил. Они вызывали у людей беспредельную ненависть к агрессору. Порой не узнаю своих товарищей, когда читаю им выдержки из пресловутой книги Розенберга "Миф XX века", в которой тот, в частности, писал: "...В великой борьбе за существование, честь, свободу и хлеб, которую ведет столь творческая нация, как германская, недопустимо считаться с поляками, чехами, русскими и тому подобными нациями, столь же импотентными и ничтожными, как требовательными и нахальными. Эти нации необходимо отбросить на восток, чтобы освободить земли, которые будут обрабатываться немецкими руками".

Охрименко задел непонятный эпитет "импотентные". Когда я объяснил смысл этого слова, он погрозил кулаком:

- Мы их самих, гадов фашистских, скоро сделаем импутентами.

Большую пропагандистскую работу развернули мы в связи с изданием Указа Президиума Верховного Совета СССР "Об ответственности за распространение ложных слухов". Лысов, ознакомив бойцов с указом, рассказал, что враг специально засылает своих агентов для распространения панических слухов, желая подорвать боевой дух советских воинов. Призывая товарищей решительно бороться с распространителями слухов, он прочитал ставшее популярным стихотворение Николая Асеева:

У страха - не глаза велики, а руки. Не потакай фантазии шаткой! Если слышишь, что кто-нибудь врет, Рот затыкай ему шапкой.

Результаты разъяснительной работы не замедлили сказаться. Бойцы стали таскать ко мне перепуганных любителей поделиться "новостями". Они, как правило, оказывались из соседних подразделений. Только успел отправить в штаб одного паникера, "по секрету" рассказывавшего, что "немецкие танки уже на Москву наступают", как Сероштан тащит за шиворот упирающегося растрепанного красноармейца. Сероштан вытянулся и, приложив руку к каске, возмущенно доложил:

- Товарищ лейтенант, послухайте, что брешет этот гад! Мельком окидываю рыхлую, неопрятную фигуру задержанного.

Пристально гляжу в его испуганно бегающие белесые, словно бельмами закрытые, глаза. Стараюсь говорить спокойно:

- Мне тоже хотелось бы услышать новости, которые вы распространяете, а также узнать, из какого источника вы их черпаете?

"Информатор" пристально разглядывает носки своих ботинок. Повторяю вопрос, Задержанный упрямо молчит. Крупные капельки пота, стекающие со лба, скапливаются на кончике его картофелеобразного носа. Теряя терпение, сердито говорю:

- Доставь, Василь, этого подлеца в штаб. Доложи, какие он слухи распространяет.

Встрепенувшись, красноармеец бросает быстрый злобный взгляд на Сероштана и плаксиво вопит:

- Да ничего я не брешу! Это он все выдумывает!

- Ах ты, гнида! - замахивается на него сержант, отчего тот в испуге приседает. - А кто нашим бойцам только что брехал, что все наши командиры изменники, что ты, гадюка, лично расстрелял при отступлении трех полковников, нескольких капитанов и лейтенантов?! Спросите, товарищ лейтенант, у наших бойцов! - Сероштан поворачивает ко мне побагровевшее от гнева лицо.

- Вы действительно говорили все это? - спрашиваю я, крайне удивленный услышанным.

Задержанный угрюмо отводит глаза в сторону. Повторяю приказ сдать распространителя ложных слухов в штаб. А вечером произошло событие, подтвердившее своевременность работы по повышению бдительности. Мы с Вороновым сидели в избе за столом. Только успели проглотить по ложке гречневой каши с молоком, которой нас угостили заботливые хозяйки, как дверь неожиданно распахивается и в комнату стремительно входит незнакомый пехотный капитан, а за ним вваливаются Охрименко и два бойца с винтовками наперевес.

- Что случилось, товарищ старшина? - строго спрашиваю я, недовольный тем, что прервали ужин.

Но капитан не дает Охрименко рта раскрыть.

- Как вы смеете, лейтенант, так распускать подчиненных! - кричит он, брызгая от ярости слюной. - Вы за это ответите. Я требую немедленно арестовать старшину за оскорбление старшего командира, иначе вы горько пожалеете о случившемся.

Оторопевший от неожиданного нападения, наш добродушный старшина что-то невнятно бормочет, чаще обычного повторяя любимое "едят его мухи".

Выйдя из-за стола, подхожу к растерянному Охрименко. Положив руку на его плечо, ободряюще говорю:

- Успокойтесь, Николай Федорович, доложите вразумительно, что произошло.

Охрименко распрямляет могучие плечи и с обидою в голосе рапортует:

- Товарищ лейтенант, извиняйте, но хлопцы задержали вот их. - Старшина кивнул в сторону капитана. - Они, едят их мухи, ходили по деревне и собирали у ребят письма. Нам такой "почтальон" показался подозрительным. Раз они, - старшина снова кивает на капитана, - оказались в нашем расположении, я попросил показать документы. Они отказались и обозвали меня дураком. Обидно, товарищ лейтенант: мы действовали по приказу...

- Прекратите балаган, лейтенант, - язвительно перебил задержанный. Ваши шерлоки холмсы явно перестарались. Но, учитывая тревожную обстановку, я прощаю их. А вам советую принять меры, чтобы подобные глупости не повторялись.

Тон задержанного, его манера говорить действовали мне на нер вы. А главное, этот самозваный "почтальон" казался подозрительным. Подойдя к нему, по всей форме представляюсь и прошу предъявить документы. Высокомерно поглядывая на меня, капитан неторопливо достает из кармана шерстяной гимнастерки непромокаемый футляр, вытаскивает из него какой-то документ и с презрительной усмешкой протягивает мне.

- Ваши подчиненные, лейтенант, переусердствовали. Я хотел помочь им отправить письма родным, поскольку сейчас выезжаю в Вязьму. А ваши солдаты вместо благодарности арестовали меня. Это глупо, лейтенант.

- Надеюсь, товарищ капитан, бойцы не грубили вам?

- Нет, - капитан снисходительно махнул рукой, - они просто перестарались, я прощаю их.

- Вот и хорошо, - заключил я. - Проверим сейчас ваши документы и на этом закончим формальности.

Глаза капитана сузились от злости, но он продолжает со снисходительной усмешкой поглядывать на меня. Раскрыв протянуты!! мне документ, убеждаюсь, что это почти новенький партбилет, выданный на имя Конькова Ивана Васильевича. Меня удивило, что капитан предъявил не удостоверение личности, а партбилет, но он объяснил, что сдал удостоверение в штаб для замены, так как при переправе через Днепр оно было испорчено. Внимательно разглядываю партбилет: все в порядке. Однако фотография настораживает. Партбилет был выдан в 1935 году, а на фотографии капитан выглядел таким, каким я видел его перед собой, даже гимнастерка была такой же. Перехватив настороженный взгляд Воронова, вежливо извиняюсь за задержку и, сославшись на приказ, прошу капитана следовать за мной в штаб. Смутное подозрение не покидает меня, но почему-то стесняюсь проявить открытое недоверие к старшему по званию. Поэтому самонадеянно махнул рукой Охрименко: оставайтесь, мол, один пойду. И эта самонадеянность чуть не стоила мне жизни.

Мы шагаем с капитаном почти рядом. Держусь настороженно, готов в любую секунду выхватить из кобуры револьвер. Однако совсем забыл, что кобуру нужно расстегнуть. Это обстоятельств, видимо, не осталось незамеченным моим спутником. И когда мы повернули в глухой проулок, ведущий к штабу, он по-кошачьи прыгает в сторону. В его руке матово блеснул ТТ. Ясно сознаю, что промахнуться на таком расстоянии невозможно, и, выхватывая оружие, надеюсь лишь на то, что сумею выстрелить до того, как револьвер выпадет из моих рук. Но нажать курок не успеваю: почти одновременно раздаются два выстрела, пуля просвистела возле моей головы, а капитан, со стоном схватившись за руку, роняет пистолет. Обернувшись, вижу непонятно откуда появившегося Сергея Воронова. Подняв пистолет, он насмешливо цедит сквозь зубы, глядя на "капитана" в упор:

- Плохо тебя учили стрелять, гадюка, долго целишься.

- Как ты здесь оказался, Сергей?

- Вы же запретили следовать за вами Охрименко, а не мне, - лукаво улыбается Воронов и, нахмурившись, добавляет: - Почему-то не понравился мне его взгляд, брошенный на застегнутую кобуру.

Поняв, что лишь чудом избежал смерти, испытываю огромное чувство признательности к своему спасителю. Однако на фронте мы быстро привыкаем к сдержанности. Подойдя к Воронову и крепко пожав его сильную руку, произношу лишь одно слово:

- Спасибо!

- Не стоит.

Мы отвели "капитана" в штаб, доложили о случившемся. В первом часу ночи меня вызвали в особый отдел. Майор, потирая усталые глаза, попросил меня подробнее рассказать, почему "капитан" вызвал у нас подозрения. Объясняю. Внимательно выслушав, майор улыбнулся: