Элизабет Адлер - Достояние леди

• Название: Достояние леди
• Автор: Элизабет Адлер
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-142-1

Подлинный герой романа Элизабет Адлер «Достояние леди» – Время, преломленное в истории фамильного изумруда.

Причудливо складываются судьбы людей, обагренные Октябрем 1917 года.

Простой «маленький человек» попадает в жернова стратегических интересов Великих держав.

---

Из двадцати пяти лет своей жизни Зев Абрамски провел тринадцать в этом самом месте – на углу Ривингтон– и Орчард-стрит. Его знала вся округа – почти все соседи рано или поздно становились его клиентами – но среди этих людей у него не было ни одного друга. Зев пытался убедить себя в том, что причиной этому – особенности его профессии, профессии ростовщика, столь презираемой в народе. Но в глубине души он понимал, что дело отнюдь не в этом – Абрамски боялся дружить.

Каждый вечер, кроме пятницы, когда он ходил в синагогу, Зев отправлялся ужинать в ресторан Ратнера, где с удивительным постоянством заказывал порцию ячменного супа с грибами и «кашу варнишкес» – пшенную кашу с лапшой. Потом он возвращался, запирал дверь ломбарда, садился за пианино и предавался мечтам. Мечты всегда начинались с воспоминаний о детстве, о семье. Иногда, когда у Зева было хорошее настроение, он думал о том, каким счастливым мог он стать, но чаще он просто вспоминал.

В памяти Зева вставали картины детства, проведенные в маленьком еврейском местечке на Украине. Он вспоминал, с каким наслаждением бегал купаться на речку, как ходил в лес за грибами. Зимой выпадало много снега, иногда ударял сильный мороз, и речка замерзала. Маленький Зев хорошо помнил, как трудно было не поскользнуться, переходя речку по льду. Абрамски перебирал клавиши, а перед глазами стояла одна и та же картина: занесенное снегом местечко, замерзшая река, отец, ласково улыбавшийся в густую бороду, и он сам – в ватнике и теплой меховой шапке-ушанке. Он вспоминал мать – добрую, вечно усталую женщину… Она часто брала с собой Зева, когда ходила в соседние лавочки за покупками.

Зев вспоминал, как мать укладывала его спать в деревянную детскую кроватку, стоявшую возле самой печки.

Он слышал сквозь сон шум швейной машинки отца, а наутро, едва открыв глаза, замечал висевшую на спинке стула новую одежду. Он вспоминал зловонный запах, доносившийся из расположенной во дворе уборной, и запах ученических тетрадок, всегда вызывавший воспоминания о школе. Он вспоминал, как дрались мальчишки на переменках, как поглядывали на них одноклассницы – тихие еврейские девочки с косичками.

Он помнил, как однажды отец повез его из местечка в близлежащий городок. Отец зашел в какую-то контору, оставив Зева на улице. Тотчас его окружили местные русские мальчишки, и он инстинктивно почувствовал страх. Мальчишки сорвали с него ермолку и начали пинать ее ногами, словно это был мяч, а маленький Зев молча стоял в стороне, в ужасе глядя на них. Тогда он не мог понять умом, в чем же дело, но интуиция подсказывала: ты здесь чужой.

Он помнил запах восковых свечей, горевших в изящных серебряных подсвечниках, доставшихся матери по наследству от ее прабабушки, ощущал запахи субботней трапезы – куриный бульон и фаршированная рыба.

Комната Зева наполнилась звуками страстных, мощных аккордов. В памяти всплыло то чувство страха, которое он ощутил в ту далекую, страшную ночь. Стук в дверь посреди ночи, сосредоточенный шепот в прихожей: к отцу пришли его братья. Зев толком ничего не понял, но доносившиеся обрывки речи испугали его:

– Синагогу сожгли дотла… Погромы… Грабеж… Черносотенцы… Убийства… Насилие… Они кричат «Бей жидов!»…

Зеву было семь лет. На всю жизнь он запомнил, как под покровом ночи пробирались они на вокзал в Жмеринке – мать крепко прижимала к груди завернутые в скатерть подсвечники. Добрые люди помогли сесть на поезд, спрятали от рыскавших по вагонам погромщиков. Мать все время гладила по голове маленького Зева, а отец монотонно читал вполголоса молитву.

В памяти встала другая картина: большой город, дядюшка с густой курчавой бородой. «Никуда не выходи из дома, а то…» Зев не мог понять, чем грозило ему непослушание, и в недоумении смотрел, как отец остриг себе и ему пейсы – «Так спокойнее», – объяснил он.

Он помнил, как по субботам в доме дядюшки собирались какие-то люди в темных лапсердаках, как читались вслух знакомые, но еще не понятные молитвы. Те же запахи еды, те же испуганные глаза и озабоченный шепот.

Огромный, высотой с трехэтажный дом, корабль напоминал Зеву библейского кита, проглотившего пророка Иону… Корабль принял в свое бездонное чрево сотни эмигрантов – мальчик еще плохо понимал в те годы, что такое «эмигрант». Им не разрешали выходить на палубу, и за все время путешествия Зев ни разу не увидел моря. Они сидели в трюмах, тесно прижавшись друг к другу, кляня тяжелую судьбу, страдая от голода, духоты и морской болезни. Несколько раз корабль попадал в шторм, и разбушевавшаяся стихия качала и крутила его, как жалкую щепку. Люди, сгрудившиеся в трюме, в ужасе пытались схватиться за борта, за обшивку… Женщины рыдали, дети кричали, некоторые мужчины молились. И все эти звуки заглушались ревом океана.

Через несколько дней отец заболел. Зев хорошо помнил, как этот некогда веселый и жизнерадостный человек тихо лежал на той самой голубой скатерти, в которую мать заворачивала свои бесценные подсвечники. Его лицо было искажено гримасой страдания. Болезнь называлась странным и непонятным словом – «дизентерия». Это страшное слово было на устах у всех пассажиров. Вскоре в трюме появилось еще несколько больных. Никто уже не следил за чистотой и порядком. Все ждали смерти.

Первой скончалась мать. Зев видел, как вдруг исчезло с ее лица выражение страдания, появилась умиротворенность. Сначала мальчик обрадовался, что матери стало лучше, он взял ее за руку и тут почувствовал, что она начинает остывать и коченеть.

– Мама умерла! – в ужасе закричал Зев, но никто из окружающих не обратил внимания на этот вопль. В трюме корабля было так много умерших – чьих-то отцов, матерей, детей.

Отец скончался несколько часов спустя. Зев покрыл тела родителей той самой синей скатертью, все время разговаривая с ними, как будто они были живые. Но через некоторое время его нервы не выдержали: он зарыдал и в изнеможении бросился на пол трюма.

На следующий день рано утром люк, ведущий в трюм, раскрылся, и в проеме показалась голова капитана. Он приказал всем оставшимся в живых пассажирам подняться на палубу. Зев задрожал от страха – он остался совсем один и не знал даже толком, куда они плывут. Но капитан решительным тоном повторил свой приказ. Зев в последний раз поцеловал мать и отца, засунул в карманы серебряные подсвечники и стал подниматься вверх по трапу вслед за остальными пассажирами.

В лицо ему подул свежий морской бриз. Зев осмотрелся и увидел, что корабль плывет по широкой реке, по берегам которой стоят высокие серые здания. Ни разу в жизни не доводилось Зеву видеть такие высокие дома. Что дальше? Мальчик наблюдал, что будет с его спутниками. Матросы грубо подталкивали их к трапу с корабля. На берегу эмигрантов встречали мрачные, неприветливые люди в фуражках. Они напоминали Зеву русских городовых. С дрожью в коленках мальчик подошел к этим людям, и они повели его в какое-то темное, душное помещение… Там собралось уже немало народу. Зев слушал, что они отвечают на вопросы пограничников, прекрасно понимая, что ему нечего сказать. У него больше не было родителей, никто не мог поручиться за него, в кармане его не было ни гроша. У него вообще ничего не было. Конечно, они не пустят его в эту страну – отправят обратно, на корабль, на верную смерть…

К пограничнику, сидевшему за столом, подошла большая еврейская семья. Сколько у них было детей? Пять? Л может, семь? Малыши кричали, дрались, постоянно дергали за юбку уставшую мать.

– Если у вас нет здесь родственников, – проговорил пограничник, глядя на отца семейства, – мы будем вынуждены отправить вас на остров Эллис, а потом – выслать из страны.

Зев замер, ожидая, что ответит этот человек.

– У нас есть родственники, – важно произнес отец семейства. – Вот документы.

Судя по всему, у офицера не было никакого желания внимательно изучать эти бумаги – ему вообще было довольно противно разговаривать с этими грязными, давно не мытыми людьми. Он пробежал глазами документы и вернул владельцу. Зеву не составило большого труда проскользнуть мимо пограничного поста, пристроившись к большой семье – кому охота считать чумазых ребятишек?

В зале морского порта было много народу: одни плакали, другие смеялись. Кто-то встречал вновь прибывших… Но Зева никто не ждал в этом городе. Никто даже не обратил внимания на семилетнего мальчика, опрометью бежавшего через огромный зал, испуганно оглядывавшегося, нет ли погони. Вдруг пограничники заметили свою ошибку? Вдруг его вернут обратно на этот страшный корабль, унесший жизни матери и отца? Он выбежал на улицу и остановился в нерешительности. Все было незнакомо в этом городе: большие, мрачные дома, странные звуки, странные запахи. Потом он посмотрел вниз, на свои ноги, обутые в новые кожаные ботинки – подарок дядюшки из того большого русского города. Кажется, только в этот момент он понял, что произошло: он стоял на американской земле.