Владимир Андреев - Моря и годы (Рассказы о былом)

• Название: Моря и годы (Рассказы о былом)
• Автор: Владимир Андреев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1982

Известный советский адмирал, активный участник и один из руководителей ряда боевых операций на морских театрах Великой Отечественной войны, в своих мемуарах вспоминает флотскую юность, нелегкое, но увлекательное овладение азами, а затем и высотами морской науки, путь на корабельный мостик.

Эта книга о том, как молодые энтузиасты, мобилизованные на флот комсомолом, держали экзамен на звание военного моряка, становились красными командирами и флагманами, возрождали морскую мощь страны на Балтике, создавали новый флот на Тихом океане.

Книга адмирала В. А. Андреева адресована самым широким кругам читателей, в том числе интересующейся флотом и морской службой молодежи.

---

Все перекочевали к столику, где работал Михаил Романов.

— Нуте-с, нуте-с. Посмотрим, где плавает один из Романовых. Что ж, неплохо. Успели определиться по трем пеленгам, как я только что рассказывал. Хвалю. Но зачем же стирать резинкой старую прокладку, это никуда не годится. Вы соединили несколько обсерваций сплошной линией и указали, что это истинный курс. Это же грубая ошибка! Гм, мягко выражаясь, вы поспешили отличиться, а вышел конфуз. Нехорошо, нехорошо. Вы забыли штурманскую заповедь: пишем, что наблюдаем. Что на-блю-да-ем!..

— А чего не наблюдаем — подгоняем, — вставил реплику Суханов.

— Ну, знаете, Суханов, у русских штурманов такого никогда не бывало! — в сердцах, с обидой заметил Гедримович.

— Извините, я не о русских штурманах, а вот об этой личности с развитой хитростью.

Штурманская вахта подходила к концу. Гедримович собрал всех у моего столика.

— Итак, Андреев, расскажите причины неувязки!

— Не учел влияния течения.

— А могли его учесть?

— Безусловно, об этом написано в лоции, это обозначено на карте. Правда, там несколько другие величины.

Возможно, на дрейф влияют и метеорологические условия.

— Не возможно, а именно влияют! Вот почему каждый командир, и особенно штурман, обязан внимательно анализировать все факторы, влияющие на корабль в различных условиях погоды. Так, например, скорость поворота корабля, диаметр циркуляции, что очень важно учитывать при плавании по счислению, меняются не только в зависимости от положения руля, скорости хода, но и от ветра. Кто овладеет такими тонкостями, тому и плавание в тумане, ночью не страшно. Прошу это запомнить. Сейчас можете сменяться.

Мерно, деловито работают машины. Пока погода не капризничает, отряд наш продвигается все дальше на север Атлантического океана. На крейсере, каждый день какие-нибудь учения — то днем, то ночью. Чем севернее, тем ночи становятся короче и светлее. Поэтому на палубе ориентироваться t легче, чем внутри корабля, где при задраенных иллюминаторах, без освещения — хоть глаз выколи. Попробуйте-ка в этой кромешной тьме на ощупь вести борьбу за живучесть корабля, ставить подпоры, щиты переключать паровые, водяные магистрали, устранять повреждения, восстанавливать электропитание! Попробуйте при качке, когда на палубе устоять почти невозможно, завести пластырь на пробоину или устранить повреждение подводной части хотя бы всего на несколько футов ниже ватерлинии. Здесь нужна большая физическая сила, абсолютная слаженность действий нескольких десятков человек, умение удержаться на ногах на уходящей из-под ног палубе или того хуже, когда привычная опора для ног вдруг встает косогором под углом чуть ли не в сорок градусов…

Нас учили пробовать, нас заставляли пробовать. Мы — комсомольцы, мы не могли не научиться. Приобретались сноровка, умение, все то, что называется боевым мастерством.

Доставалось больше чем с лихвой. Все делалось главным образом хлебным паром, то есть вручную. В то время на крейсере телефонная связь была чрезвычайно ограниченной. С мостика связь осуществлялась в основном по переговорным трубам. Самой гибкой и устойчивой связью был рассыльный с устным или письменным приказанием. Четыре часа кряду рассыльному приходилось бегать по трапам.

Еще во время стоянки в Гетеборге, явившись с увольнения в самом прекрасном расположении духа, от дневального я узнал, что назавтра мне предстоит быть рассыльным. Вахтенным начальником стоял прекрасный служака: себе спуску не давал, а уж рассыльному и вовсе. Только доложишь о выполнении приказания, опять раздается: «Рассыльный!» Летишь на зов со всех ног. И так всю вахту.

…Чем дальше уходим на север, тем реже встречаются на берегу навигационные знаки, а в море корабли.

Четыре часа утра. Опять штурманская вахта, то есть практика в навигационной прокладке. От предыдущей смены курсантов место приняли по счислению. Через полчаса в видимости появился маяк. Запеленговали одну из вершин, отмеченных на карте, мыс, имеющий название. Место получилось вроде подходящее. Разбираем лоцию на английском языке.

— Поздравляю будущих штурманов с великолепным утром и погодой! Нуте-с, нуте-с. Посмотрим ваши творения! — произнес Гедримович, вновь появившись около штурманских столиков.

— Час как заступили, сотворить еще ничего не сумели, — отвечает Куканов.

— Час — это время немалое, а у военного штурмана — очень большое. За час можно массу дел переделать. К тому же время — штука коварная, убежит не догонишь, поэтому его следует чувствовать остро, тратить бережливо.

— Подвахтенные, что перед нами стояли, говорили, будто Гедримович чуть ли не всю вахту с ними провел… Сейчас к нам пришел. Когда же он спит и отдыхает? — шепчет мне Козловский.

— Что-то вы, Козловский, уж очень отдыхом интересуетесь. Скажу вам по секрету одну штурманскую поговорку: «В море спи вполглаза, отдыхай на берегу». На мой взгляд, мудрейшее правило поведения для истинных штурманов. Кстати, что это за мыс видим мы по правому борту? Кто скажет, как его можно опознать?

— Мы его уже опознали, — отозвался Хирвонен.

— Как же вам это удалось?

— При каждом определении места четвертый пеленг брали, пеленгуя неизвестный мыс. Три таких определения — и все стало ясно. Вот этот мыс, Хирвонен показал измерителем на карте.

— Прекрасно, хвалю вашу пытливость. Именно так и следует поступать. Уверен, вы будете достойным флота штурманом.

Саша Хирвонен действительно впоследствии стал штурманом, и, к его чести, отличным штурманом. Не зря его приметил меткий глаз Гедримовича.

— Не скрою, вы меня начинаете радовать. Штурманское искусство российского флота перейдет в хорошие молодые руки. Прошу всех пренепременнейшим образом способ, примененный Хирвоненом, использовать как можно чаще, так как дальше пойдут, если так можно выразиться, совсем глухие места: много мысов и даже бухт на картах не имеют названий. К тому же открытия всегда приятны сделавшему их.

Соревнование не соревнование, но появился некоторый здоровый азарт в открытии неопознанного. Преподанное Гедримовичем пригодилось в морской жизни многим. Особенно тем, кто служил на Тихоокеанском флоте. Будучи там флагманским штурманом соединения, я с особой благодарностью вспоминал золотые слова старого штурмана и его прекрасную школу, его страстную увлеченность своей профессией и огромное желание передать молодой смене все богатство накопленного опыта.

…Мы достигли Лофотенских островов. Как и в 1924 году, видели, что солнышко не желает уходить за горизонт. Вместо того чтобы идти на север, корабли стали ходить переменными курсами почти по кругу… С чего бы это? Затем отряд вновь устремился на север. Некоторое время спустя появился Гедримович. Посмотрел на ближайший штурманский столик и огорченно заметил:

— Ах какая досада! Как же я упустил такое интересное?.. Скажите мне, Клевенский, почему у вас на карте столько переменных курсов и в какое время дня они, эти курсы, совершались?!

Леня задумался:

— Происходило это, когда солнце было почти у горизонта. Каждый галс минут пять-восемь, и на каждом галсе на носовом мостике пеленговали солнце.

— Просто превосходно! Приятно знать, что наблюдательности вы не лишены. Вопрос: зачем все это делалось, зачем корабли совершали этакую кадриль?

Все задумались, с ответом не спешим. Неохота попасть впросак.

— По-моему, «штурманский танец» понадобился для Определения поправки компаса, — изрек Хирвонен с некоторой неуверенностью.

— Оригинально: «штурманский танец»… Молодец Хирвонен! Еще раз убеждаюсь: быть вам штурманом, и, возможно, неплохим. Досадно, что меня не предупредили и мы с вами не определили поправку компаса, с которой работаем…

Гедримович подробнейшим образом изложил нам всевозможные способы определения поправок компаса в плавании.

Выражение «штурманский танец» вошло в обиход. Не знаю, как сейчас, а до шестидесятых годов такой термин я слышал на флоте.

Погода нас то баловала, то огорчала. Плавать в шторм на «Комсомольце» совсем неприятная штука, а на «Авроре», где все подчинено оружию, а все остальное предельно сжато, стеснено, уж совсем плохо.

Как-то в непогожий день Фролов объявляет:

— Андреев, с ноля до четырех несешь вахту в кочегарке. Кажется, это твоя любимая вахта, — подтрунивает он.

Действительно, машины я люблю. Вахту у машин несу с удовольствием.

В котельную к курсантскому котлу явились все четверо назначенных. Корабль качает основательно, крен более 15 градусов, стоять на палубе у котлов трудно. Старшина вахты внимательно нас оглядел, троих оставил у котла, а меня, как самого хилого, отправил штывать (перекидывать) уголь из подвесной угольной ямы в нижнюю. Забрался я в подвесную. Жара. Дышать нечем. Уголь пересох. Чуть тронешь лопатой, пыль такая — ничегошеньки не видно. Стал кидать уголь лопатой в горловину. Голый по пояс, весь покрылся угольной пылью, по всему телу от пота пошли грязные разводы. Решил немного передохнуть. Тут же снизу начали стучать ломиком: требуют побыстрее штывать. Работаю на ощупь почти час, а снизу все требуют и требуют уголька. Злость даже берет: что я, лодырничаю, что ли? Со злостью всадил лопату, подцепил полную угля, шагнул и… провалился в горловину. Благо плюхнулся на кучу угля, по которой скатился к люку в кочегарку. Сижу и встать не могу. Приложился основательно.