Дмитрий Вересов - Унесенная ветром

• Название: Унесенная ветром
• Автор: Дмитрий Вересов
• Издательство: Издательский Дом «Нева»
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-7654-3553-Х

Мужчины воюют, а женщины страдают — так было во все времена. Во время чеченской войны 1855 года красавица чеченка Айшат была похищена казаком, полюбившем ее с первого взгляда. Вокруг Айшат разгораются нешуточные страсти: за ее сердце сражаются два казака и русский офицер.

Сто пятьдесят лет спустя чеченская девушка Айшат во время зачистки в ее селе была изнасилована русскими военными. Чтобы отомстить, Айшат поступает на учебу в лагерь, где готовят женщин-смертниц для взрывов в русских городах. По дороге на первое и последнее для нее задание Айшат встречает студента, который влюбляется в нее с первого взгляда. Но уже слишком поздно…

---

— Гера, а как же все-таки с честным именем? Ведь это не так уж и мало! Ты говоришь, твой отец славный малый, так вот в дворянской литературе прошлого-позапрошлого веков очень часто писали: «мой отец ничего не оставил мне, кроме честного имени», и это ведь звучало с оттенком гордости и благодарности…

У Лехи эти слова вырвались совершенно непроизвольно, и когда он говорил, он не думал о своем отце. О своем перед ним страхе. И о ненависти к себе за этот страх.

— Да что ты, Муха!.. О чем это ты? Какое еще честное имя? Честное имя «еврей»? Бывший член КПСС! Не путай Божий дар с яичницей. Когда Пушкин писал про своего Дубровского, что ему отец оставил лишь честное имя, это было совсем другое честное имя. Оно совсем по-другому стоило. Оно стоило гораздо дороже. Сейчас, милый мой, произошла гро-о-о-м-а-а-адная инфляция честных имен.

— Да а-а-а, — протянул Лева, трогая струны, — да-а-а-а. Такие вот дела-а-а-а.

Толстый Пашка неожиданно нарушил тишину, загремев разворошенной грудой подрамников.

— Иди, Муха, сюда, здесь у Герки такие интересные картины есть!

— Пошел ты к черту, я поеду в институт, меня ведь выгонят, не посмотрят, что четвертый курс.

Страх перед возможностью отчисления вдруг с особенной силой сдавил сердце, Леха почувствовал, что ничего не сможет сейчас делать, ни спать, ни беседовать с друзьями, ни шляться по городу, покуда этот страх перед родительским гневом, перед предстоящим крахом не покинет его сердца, не перестанет сжимать его душу.

— Я в институт, а ты как хочешь.

Он встал и, не прощаясь ни с кем за руку, вышел из мастерской на узкую крутую лестницу старого дома на Большой Каретной.

На четвертом курсе ты уже взрослый человек. Как у нас говорят: сдал сопромат — можно жениться, а ТОЭ сдал — диплом в кармане. Сопромат Пашка одолел еще позапрошлой зимой. А ТОЭ у инженеров-строителей нет в программе, вместо него на третьем курсе два семестра общей электротехники. Тоже мура порядочная. Но и ее Пашка с Божьей помощью спихнул еще прошлой весной. Так что теперь он вполне уже старшекурсник — на выданье.

В этом семестре многие приезжие ребята, те, кто жил в общежитии, один за другим принялись играть свадьбы. Женились на таких же, как и сами — иногородних студентках. Все-таки семьей легче прожить, что ни говори.

Но Пашка был москвичом и жениться пока не собирался. Куда спешить и зачем, когда девчонки и так к нему липли. Правда, была еще Оля.

После той самой ночи, когда Оля якобы «подшофе» отдалась Пашке на даче, они встречались еще не раз. Разумеется, так, чтобы Митроха ничего не заподозрил. Не хотела Оля ссориться с Митрохой. Потому как из всех ее друзей-приятелей, реальным кандидатом в женихи был только он один. Остальные были не прочь поразвлечься, но на роль супругов не подходили.

И насчет Пашки Оля не обольщалась нисколько. Правда, бывал он порой необычайно нежным, но женская интуиция ясно подсказывала — на него рассчитывать нечего.

Встречались на его даче. Той самой, с продавленными диванами и сортиром в саду. Это когда потеплее было да Пашка при машине.

А то стыковались у него на квартире. Плюсом здесь было наличие полного бара и холодильника, набитого всяческими деликатесами. Минусом — то, что Пашкина мамаша в любой момент могла поломать кайф неожиданным появлением. Жил-то он по-прежнему с ней.

Пашка выпрашивал ключи у знакомых. Заваливались обычно на целый вечер. Сигареты, вино, музыка. Фрукты, мороженое. Проводили в постели час за часом, выползали по очереди в ванную. А иногда и вместе, если в ванной хватало места. А потом назад в постель. Клево было, но хозяева квартир сердились из-за прожженных сигаретами и заляпанных всем, чем только можно, простыней и, как правило, в следующий раз любовникам в приюте отказывали.

А в последний раз встретились они на квартире у Пашкиной тетки — маминой двоюродной сестры, что жила буквально в трех остановках метро от Оли — на «Соколе». Та с детства ни в чем Пашке не отказывала. Одинокая вдова, своих детей нет. Тетя Таня как раз уезжала в Орел к родственникам на неделю, и уговорить ее оставить любимому племяннику ключи было проще простого.

Программа была обычной. Легкий ужин с вином и постель. Оле с Пашкой было хорошо, и не из-за «толстого корня», корень был обычный, и любовником он был немногим лучше Митрохи, несмотря на куда более богатый опыт. Спокойнее он был, не дергался и не спрашивал поминутно — любит его Ольга или нет. С ним было просто, не нужно было врать.

За зашторенными окнами стояли осенние сумерки. В комнате было темно, только плясали огоньки на магнитоле со светомузыкой. Звук был выключен, но си-ди крутился и огоньки бегали в такт неслышной сейчас мелодии.

Еще один огонек летал над постелью — сигарета в тонких Олиных пальцах. Пашка забирал ее, чтобы сделать затяжку и морщился — легкие, с ментолом! Его собственные лежали где-то в темной комнате. За ними нужно было вставать, а вставать не хотелось.

Потом прозвучал сигнал ее мобильника. Мелодия из «Бригады».

Ольга вздохнула — ей тоже не хотелось вставать. Но пришлось. Нагая, с сигаретой в изящно отставленной руке, она рассеянно оглядывалась в поисках места, куда положила сумочку с мобильником. Наконец сумочка отыскалась.

— Кто это, интересно?! — отреагировала Ольга на незнакомый номер, высветившийся на дисплее.

Хмыкнула и приложила трубку к уху.

Выслушала молча. Сказала одно лишь слово:

— Хорошо!

Пашка ждал в постели, любуясь ее точеным станом. Пропорции классические. Из-за невысокого роста бедра кажутся особенно крутыми и привлекательными.

— Что там?! — спросил он.

— Из Омска звонили! — сказала она и подошла зачем-то к окну. — Митрохин в госпитале, раненый лежит! Тяжело ранен. Надо ехать!

Побродила еще по комнате, без видимой цели, потом вернулась к нему в постель и вытянулась рядом, не думая уже о любви. Выражение ее лица вместо лениво-безмятежного стало озабоченным и напряженным.

— Выйдешь за него?! — спросил Пашка, ощутив вдруг приступ ревности. — Выйдешь за него замуж?!

— Ты ведь меня замуж не берешь? — сказала она, выпустив струйку дыма, и посмотрела в потолок.

Обреченно.

Тут Пашка заткнулся, потому как о браке с Ольгой все еще не мог подумать серьезно. Не хотел он совать голову в хомут брачной жизни, но и терять Ольгу ему тоже не хотелось. Разрывался Пашка между боязнью потерять свободу и неведомым ему прежде глубоким чувством.

До сих пор к любви он относился просто. Девчонок, плененных его финансовой состоятельностью, перелапал уйму. А вот что такое real love, о которой вдохновенно пел любимый Ольгой Робби Уильяме, так и не узнал. И вдруг Ольга его зацепила. Поначалу-то он переспал с ней походя, как спал со всеми, кто подворачивался и был не прочь. Но теперь вдруг понял, что отдавать ее никому не хочет. Даже Митрохе.

Тот вечер закончился быстро. Ольга ушла в осенний темный вечер, оставив Пашку в одиночестве перемалывать свои невеселые мысли. Он не поехал домой. Тетки еще почти неделю дома не будет. Можно квасить в одиночку, не слушая мамашиных проповедей! И Пашка стал квасить.

Так вся неделя и прошла. Пашка пил и думал, думал и пил. Звонил Ольге и бросал трубку, потому что не знал, что сказать. Один раз позвал ее к себе — обсудить все как следует. Она отказалась:

— Если есть, что сказать — говори, а встречаться у меня времени нет! Собираться надо!

Ждала, похоже, что он все-таки сделает ей предложение. А он не мог на это решиться. Тут ведь дело не только было в его нежелании идти под венец. Дело было в Митрохе, который лежал с тяжелым ранением в омском госпитале и ждал свою ненаглядную. Получалось, что предает он старого друга — по-черному предает. Прямо сюжет из романа или из песни какой-нибудь фронтовой. Пришел, мол, солдатик домой с войны, перекалеченный, а его жена с тыловой крысой. Была какая-то такая песня, только Пашка не помнил точно слов.

Стыдно было Пашке. С другой стороны — ну какая она жена Митрохе?! Она и со здоровым-то с ним обращалась — хуже некуда. Сам Пашка до сих пор удивлялся — как только Митроха терпит ее выходки?!

Удивлялся, пока сам не влюбился.

А она все собиралась, но никуда не ехала. Похоже, ждала все-таки предложения!..

Наконец в одну из ночей набрал ее номер. Взяла сразу.

— Выходи за меня замуж! — вид охнул он.

— Поздно, Пашенька! — усмехнулась она.

— В смысле?! — не понял Пашка.

Не заочно же она с Митрохой расписалась?!

— За другого я уже выхожу!

— За Митроху?!

— За Вадима!

Какого еще Вадима?! Пашка быстро перебрал в уме объемистый список общих знакомых, но никого не нашел, кроме одного спивающегося заморыша.

— Какого Вадима?! — спросил он, все еще надеясь, что это шутка такая — нарочно, чтобы его подразнить!

Но это была не шутка.