Александр Трубников - Рыцарский долг

• Название: Рыцарский долг
• Автор: Александр Трубников
• Издательство: АСТ; Астрель-СПб
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-052800-4 (ООО «Издательство ACT»); 978-5-9725-1150-1 (ООО «Астрель-СПб»)

Двое друзей – бывший виллан Жак из селения Монтелье и обедневший арденнский рыцарь сир Робер де Мерлан наконец-то стали полноправными членами ордена Святого Гроба, одного из наиболее могущественных тайных орденов крестоносного братства.

Теперь, выполняя волю Римского Папы Григория Девятого, Жак и Робер в составе отряда рыцарей отправляются с некой секретной миссией в Багдад, чтобы тайно встретиться с наследниками великого Чингисхана. Речь пойдет о сокровищах Повелителя Вселенной…

Но враги не дремлют и каждый шаг героев будет оплачен кровью…

«Рыцарский долг» – является продолжение уже известного читателю романа «Рыцарь святого гроба».

---

Монах склонил голову, всем своим видом показывая, что он, скромный служитель храма, вынужденно подчиняется грубой силе. Вскоре небольшое помещение осветили десятки свечей.

– Покинь меня, – устремив взгляд на гробницу, повторил рыцарь, – я хочу остаться здесь один.

Монах поежился, втянул плечи, перебирая толстыми пальцами большие сандаловые четки, забубнил молитву и, пятясь назад, растворился в темноте.

Жак, оставшись в одиночестве, взял в руки меч, по рыцарскому обычаю воткнул его в щель между каменными плитами и опустился на колени. Он вдруг подумал, что с тех самых пор, как святая Елена приказала возвести над этим местом первую базилику, мало кому из мирян довелось здесь молиться в полном одиночестве. Он сложил перед собой ладони и зашептал «Отче наш…», вспоминая о Робере и братьях, что остались в проклятом ущелье, и долго молился, что-то тихо нашептывая и произнося имена, так что притаившийся в нише монах, как ни напрягал слух, не расслышал ни единого слова.

Жак продолжал молиться, не замечая, что свечи уже давно оплыли и начали гаснуть одна за одной. Казалось, что в этом особенном месте само время течет по иным законам. Рыцарь возвратился в келью перед самым рассветом и устроился спать прямо на земляном полу, укрывшись шерстяным плащом и подложив под голову седло.

Проснулся он, разбуженный жаркими солнечными лучами. К удивлению Жака, монах, столь радушный и гостеприимный вчера, теперь откровенно тяготился его присутствием и, даже получив обещанное пожертвование, явно желал поскорее распрощаться с рыцарем, проявляя при этом плохо скрытое нетерпение. Он то и дело прислушивался к происходящему на улице, при этом в непритворном беспокойстве морщил лоб и закатывал глаза.

– Уж и не знаю, как бы вам сказать, сир, – в конце концов, решился он объясниться. – В общем, дело такое, что соглядатаев да недоброжелателей, как вы сами понимаете, тут пруд пруди. Что госпитальеры, что тевтонцы, а в особенности змеи-францисканцы, что спят и видят, как им в церковь Святого Гроба перебраться. Не ровен час узнают, что я здесь богомольца приютил, да немедля и доложат в Акру. А за столь тяжкое прегрешение меня лишат монашеского сана, заработанного тяжким многолетним послушанием. Так что, пожалей, монсир Жак, недостойного инока, ибо в миру ему не найти ни жилья, ни пропитания…

Не желая доставлять неприятности монаху, который и так сделал для него больше, чем ему позволяла его должность, Жак тепло распрощался со старым знакомым и, взвалив на плечо неподъемные от золота сумы, двинулся в сторону выхода. Теперь, когда храм освещали косо падающие на пол солнечные лучи, он уже не казался таким загадочным и бесконечно огромным, как вечером.

Не успели они пересечь центральный неф, как вдруг им перегородила дорогу ошеломляюще странная процессия. По каменному полу, цокая коготками, по-хозяйски трусили две огромные черные крысы, а вслед за ними, смешно переваливаясь на лапках, семенил выводок в полтора десятка забавных разномастных крысят. Та, что покрупнее, вероятно отец семейства, совершенно не опасаясь людей, остановилась, села, отбросив длинный хвост, и, сверкая глазами-бусинками, без тени смущения начала разглядывать рыцаря и монаха. Жак разглядел у нее на груди яркое белое пятно. Крыса, не отрывая взгляда от людей, что-то пискнула приказным тоном, и выводок продолжил путь за ее спиной. Дождавшись, пока крысиное семейство пересечет открытое пространство и скроется в дальнем притворе, счастливый отец медленно опустился на передние лапы и, ни на миг не теряя достоинства, удалился по своим утренним делам.

– Недавно здесь объявились, – оправдывающимся тоном пробубнил монах, – видать, богомольцы со скарбом на телегах привезли. Я таких крыс, черных да здоровых, только в портовых городах встречал. Здешние, иерусалимские, совсем другие – рыжие, тощие, носатые и трусливые. Теперь живут, проклятые, как у себя дома, масло и воск таскают. Я сперва с ними воевал, а потом привык. Тут хоть и святое место, а по ночам, ежели в одиночку, такая порой оторопь берет – не то что такой твари, и таракану будешь рад…

С этими словами монах снял засов и отворил калитку, выпуская Жака наружу.

– Ну что же, прощай, преподобный, – протиснувшись с поклажей через узкий проем, Жак обернулся к монаху. – Спасибо тебе за то, что дал приют одинокому страннику.

– Удачи тебе, сир рыцарь, – ответил монах, щурясь от яркого солнца и благословляя его крестным знамением.

– Прости, но за все время, что мы знакомы, я так ни разу и не спросил, как тебя зовут.

– Мое монашеское имя Гобер, – ответил тот, – да пребудет с тобой Господь, сын мой.

Засов застучал о врата, вновь превращая храм в неприступный бастион, а Жак оседлал коня и, присоединившись к проезжавшему мимо отряду тевтонцев, двинулся в сторону Яффы. Штормовая палестинская зима еще не закончилась, и первое, что он увидел, когда яффская дорога вышла на побережье, было покрытое темными кучевыми облаками свинцовое небо, сливающееся на горизонте с поверхностью Средиземного моря, густо покрытой белыми бурунами.

Добравшись до стен отстроенной Фридрихом цитадели, в возведении которой, как припомнил он с грустью, участвовал и мастер Григ, Жак, не желая, чтобы о его возвращении узнали раньше времени, остался ночевать за пределами города в небольшом и небогатом постоялом дворе. Народ здесь останавливался самый разный, и никому не пришло бы в голову поинтересоваться, кем на самом деле является прибывший из Иерусалима рыцарь, не имеющий при себе не то что оруженосца, но даже и слуги, который представился хозяину как «просто Жак», однако в желании выглядеть как можно неприметнее, не стал усердствовать сверх; меры. Расплатившись наперед, он потребовал себе отдельную комнату, обустроил коня, смыл дорожную пыль и заперся изнутри на засов. Только теперь, опустившись на жесткий и колючий матрас, набитый остро пахнущими сушеными водорослями, Жак ощутил, насколько вымотала его походная жизнь, – ведь с того самого дня, как они покинули Багдад, единственной его подушкой было конское седло. На этот раз он не видел снов…

Его разбудили звуки мирной жизни, позабытые настолько, что, услышав недовольные крики нагружаемых поклажей верблюдов и истошные вопли погонщиков и еще толком не успев открыть глаза, рыцарь сразу же схватился за меч. Но это всего лишь готовился к убытию большой караван богомольцев.

По походной привычке, которая за время пребывания на Востоке въелась ему в кровь, он, перед тем как позавтракать, отправился в конюшню, чтобы позаботиться о коне. У длинного глубокого корыта, в которое два дюжих слуги-сирийца, черпая ведрами из огромной бочки, переливали привезенную речную воду, как обычно бывает в местах, где главная забота путников – уход за тягловыми и скаковыми животными, было шумно и многолюдно. Жак не стал дожидаться очереди. Он остановился в стороне, у высокого плетня, отделяющего постоялый двор от странноприимного дома, кликнул мальчишку из дворовых слуг и, пообещав ему медную монету, попросил наполнить и принести ведро.

Наблюдая за тем, как юный сарацин, воодушевленный щедрым вознаграждением, проталкивается поближе к бочке, он рассматривал путников и прислушивался к гомону за тонким ограждением. Там, набирая воду в дорожные фляги, толпились недавно прибывшие в Яффу богомольцы.

– Нет, уважаемые, такие деньги я принять от вас не могу при всем желании – турские ливры и денье здесь не в ходу. Мы же с вами не в Лионе, а в Яффе. Однако могу посоветовать одного честного менялу, который, узнав о том, что вы мои друзья, с радостью и с самой выгодной наценк… то есть скидкой, обменяет ваше серебро на полновесные сарацинские безанты. Затем, как я говорил еще вчера, всего за пол серебряного дирхема в день с человека я с радостью буду сопровождать вас по святым местам, показывая то, что обычно укрыто от взоров простых паломников, а также уберегая от лживых проводников и алчных торговцев. И еще, – невидимый рассказчик понизил голос, – в Иерусалиме, всего за один серебряный дирхем сверх уже уплаченного, вы сможете тайно, невзирая на интердикт, посетить церковь Святого Гроба, дабы воочию увидеть это святое место.

– А не грех ли это, уважаемый? – раздался неуверенный голос, судя по выговору, принадлежащий какому-то ремесленнику из Верхней Бургундии, – разве можно в отлученном городе молиться? Да и требуемая тобой плата, не слишком ли несоразмерна?

Вокруг загудели одобряющие голоса.

– Я расскажу вам одну историю, – без тени смущения ответствовал проводник. – Давно, очень давно, в Риме жил священник, звали его Валентин. Он венчал юношей и девушек, не получивших родительского благословения, за что языческий император Клавдий, по наущению недоброжелателей, приказал отрубить ему голову. И вот, за то, что дух христианской веры он предпочел букве римского закона, Валентин был причислен к лику святых. Вот точно так же и наш иерусалимский святой подвижник, преподобный отец Гобер, отринув спокойное монашеское бытие и ежечасно подвергаясь смертельному риску, допускает паломников к Гробу Господню, закрывая глаза на формальный запрет, дабы все истинные христиане могли получить хоть толику благодати, что источает место сие. А столь высокая мзда, взимаемая мною, вызвана алчностью завистников, которых удерживает от наветов лишь непомерное сребролюбие…