Александр Диденко - Альтернативная личность

• Название: Альтернативная личность
• Автор: Александр Диденко
• Жанр: Детектив

Бывает, что мозг заглушает воспоминания и стирает их из прошлого. Индивидуумы, уживающиеся в пациентах, страдающих раздвоением личности, могут существенно отличаться друг от друга эмоционально и физически. Этот феномен нашел отражение и в повседневном языке, иногда мы говорим: «Я вышел из себя...» У человека, страдающего расстройством личности, формируются две или более различные личности, часто называемые субличностями (или «АЛЬТЕРНАТИВНЫМИ ЛИЧНОСТЯМИ»), каждая из которых обладает уникальным набором характеристик памяти, поведения, мышления и эмоций. В тот или иной момент времени одна из субличностей начинает играть главенствующую роль. Обычно одна из них, ведущая личность или хозяин, обнаруживает себя чаще, чем другие. Переход от одной субличности к другой, называемый переключением, часто происходит внезапно. Переключение бывает спровоцировано каким-то событием. Некоторые не верят в раздвоение личности и полагают, что пациенты играют в ролевую игру или обманывают.

Сергей Берггольц частным образом ведет расследование убийств пяти, оказавшихся полными тезками, но незнакомых друг с другом женщин. Каждое убийство совершается один раз в году, в декабре. В течение пяти лет Берггольц пытается вычислить убийцу. Накануне новогодних каникул он ожидает пятое, последнее убийство. То что убийств будет пять, Берггольц не сомневается, – в Москве проживает лишь пять женщин с подобным именем: три из них внесены в телефонный справочник столицы. Берггольц отправляется в Снежин, где обнаружено тело пятой жертвы. В его отсутствие в офисе остается помощница – Соня. Девушка случайно обнаруживает, что Сергей Берггольц погиб несколько лет назад при задержании опасного преступника.

---

Соня хлопнула дверью. Ишь какой! Дрейфуете. Через минуту она нашла нужный участок. Так и есть: Глухова, Марина Петровна. Две даты, временная фотография в полиэтиленовом пакетике с дырочками, свежие венки. А телефон, выходит, так и будет молчать. И в кружочке – галочка. На что она надеялась? Ведь и некролог был. Детский сад какой-то. А это что? «Берггольц». Вот это да! Соня подошла к могилке. Так и есть: Берггольц, Сергей Арнольдович. Коричневый камень, плита. Родился, умер. Четверостишье, надпись: «От сослуживцев». А фотография сколота. Соня грустно улыбнулась: нужно будет Сергею Арнольдовичу рассказать… «Москва большая», – сказал Жорик в машине по поводу Берггольца. Действительно, большая.

* * *

Бу-бу-бу – эхом в стенном шкафу. Как будто в барабан говорит. Все говорит, говорит. Ругается. А он только хотел, чтоб им тепло было. Маме пожалуется? Но не испугаешь, пусть жалуется! Мама все поймет. И простит. На то она и мама. А в аквариум можно черепаху пустить. Аквариумы для разных целей годятся. Удобная вещь. И что ругается? Все ругается, ругается. И гудит пылесосом. А если страшно? А если здесь, в темноте, невыносимо это. И течет под тебя от… Не от страха, нет – от возмущения. А за это ругать ведь будет. Ты сама попробуй. Постой здесь, когда гуд этот так и скручивает, так и скручивает, посмотрим на тебя.

Матвей зажмурился, втиснулся в угол. Страх почти ушел.

Показалось, что откуда-то из-за сумок, из-за чемоданов нырнули к нему его солдатики. И кружка здесь же вращается. Это она – не он! Вот теперь стоять в этой луже. А солдатики вильнули плавниками, поплыли над головой. И пулеметчик – первый. А за ним – с винтовкой. И автоматчики следом. И опять – с винтовкой. И плывут-то как стройно, как стройно. Куда вы? Не слышат. Прощайте.

А можно и на снег лечь. Прямо так, в рубашке. И не холодно вовсе. И темно. И фонарь. И падает снег. И голос тети-броненосца где-то далеко-далеко. Неправдоподобный голос, гудящий. Пылесосом гудящий. И гудит, и ругается. И Матвея ругает, маму. И папу ругает. Такая она. И соседка Матвея ругает, и держит в руках банку с котятами. Только это не котята вовсе – солдатики. Цып-цып-цып, плывите сюда! Не могут – стекло мешает. А где ваша мама? Вот она. И плывут солдатики хороводом. К маме, к маме. И вылизывает солдатиков мама и греет их. Слепые вы мои, вот ваша мама, вот. С одним глазом, с хвостом на булавке. Но куда же вы? Ты куда? А кошечка не слушается, прыгает в снег. «Где Мурзик?» – надвигается тетя. Но не выдаст ее Матвей, не расскажет. Идет мимо холмика, не показывает. На убежище ее не показывает. И не Мурзик это вовсе. «Где?» – наступает тетя. «Не знаю», – не сдается Матвей. И за котятами – в арку высокую. И вместе с ними кружится. И вкруг постового, вкруг милиционера в тулупе. И санками по асфальту «дзинь-дзинь», как ножом по камню шершавому. И мимо хромого прохожего – отвлечь. Чтоб котят не тронул. И валенком по урне, чтоб под ногами не путалась. И язык дворнику, чтоб метлой не грозил.

* * *

«Лахудра», – вспомнил Сергей Арнольдович. «Наехала и уехала». Без малого – стихи. Вздохнул. Хотелось курить. Вынул из кармана мундштук, заправил сигарету. Наехала и уехала. Ехала, ехала – переехала. Поднес спичку. Дом, арка, вечерний сумрак. Зачем он здесь, откуда приехал? Все в дымке, неправдоподобно. Как будто в чужой жизни. Снеговик, далекий от канонических пропорций, тусклый фонарь. Там, над головой лязгнула форточка: вверху что-то зашуршало, наползло на плечо. Кактус? Странные здесь люди. «ПАПА», – прочел Сергей Арнольдович. Запрокинул голову. «Это мне?» Никто не ответил. «Спасибо». Пустая нить побежала вверх. «Эй, подождите! Что мне с этим делать?» Вверху опять не ответили. Кактус, размером с яблоко, клочок ученической тетради в клетку. И «ПАПА».

– Я вот здесь это оставлю, потом найдете… Пока, пока, – сказал Сергей Арнольдович снеговику.

– Пока, – кивнул снеговик: в руке записка, нос зеленой картофелиной в колючке.

И захромал Сергей Арнольдович, пожевывая мундштук, и захромал.

* * *

– А говорят, после смерти какой-то коридор открывается, в конце которого люди видят свет. И душа как бы к нему тянется, прямо рвется. И нет сил удержаться. Этот свет манит, и на его зов человек стремится как одержимый. И нет ему возвращения. А те, кто вернулся, рассказывают, что их что-то удержало здесь – будто бы незавершенные дела. Сначала они летели на этот свет, а потом р-раз, вспомнили: дела, мол, нужно обратно. Но ведь никто никуда не летит, – сказал Андрей.

Незнакомец не ответил.

– Ведь никто никуда не летит, – шепнул Андрей.

Зачем обманывать людей? Они сами хотят быть обманутыми! Расписывают все в розовом свете. Взвешивают человека в момент смерти. Вот она, мол, душа: разница в весе – пять граммов. Сертификат, печать, подпись. Душа весит пять граммов! Не смешите меня. Она ничего не весит. Ведь не весит? А может, весит? Всего пять граммов? Что так мало, это ведь душа! Такая большая, сильная. Какая горькая несправедливость. Хотелось бы за что-то схватиться, удержаться: обнять руками дерево, куст, в конце концов, и не отпускать, здесь остаться. Уповать на чудо – задержи, чудо, меня здесь. А чудо равнодушно смотрит на тебя и даже уходит. Ведь оно есть, это чудо? Ведь не зря все? Ведь душа бессмертна. Или…

– Совокупность свойств организма, – равнодушно сказал незнакомец.

– Совокупность? – не понял Андрей.

– Зрение, осязание… Прочее барахло. Душа. Вы каких-то не тех книжек начитались, дорогой. Сумму называете душой.

– Но себе-то вы не отказываете? – возразил Андрей.

– Нет у меня никакой души. Помню? Да. Абстрагируюсь? Да. Но душа? Ау, ты где? Не отзывается. Нет ее. Может, у вас найдется? Ну-ка, позовите ее, – улыбнулся незнакомец.

– Нельзя же так поверхностно. Все гораздо сложней…

– Все гораздо проще. И не мучьте себя.

– Но ведь она есть…

– Есть? Наивный вы мой. Что только ею не называют. Вот послушайте. Цитирую. Внутренний психический мир человека, его сознание – раз. То или иное свойство характера – два. Например, добрая душа, низкая душа. Третье – сверхъестественное, бессмертное начало в человеке, продолжающее жить – внимание! – после его смерти. Вдохновитель чего-либо – четыре. Скажем, душа общества. Просто о человеке – пять. Говорят: «в доме ни души». Крепостной крестьянин – шесть. Так что такое душа?

– Первое, – сказал Андрей. – И очень подходит третье. Скорее, третье. Да, третье. «Бессмертное начало, продолжающее жить после смерти».

– Хорошо, если отбросить «бессмертное» и «продолжающее», что, по-вашему, означает «бессмертное начало»? Вот что это такое? Это камень? Это химический элемент? Это единица измерения? Как мне пощупать «начало» это ваше? А уж продолжающее жить после смерти – это вообще для меня эстрадный номер. Несерьезно все это. Повторяю, нет никакой души. Набор свойств организма есть, а души нет. Умер, и привет – все закончилось. Поверьте мне, я знаю, что говорю.

– А куда же они уходят? Человек и душа.

– Человек – в никуда. А душа… Отсутствует источник свойств – то есть тело – отсутствует и то, что вы называете душой.

– Я вам не верю, – сказал Андрей.

– Как хотите, – улыбнулся незнакомец.

* * *

Вычислил он его, нащупал. Случайно нашел. По бумажке. По обрывку картона. Малюсенький прямоугольник, – аллегория случая. Но ничего случайного ведь не бывает? Хоть многое неслучайное начинается как случайное. Как редкое или сверхъестественное. Случай. А на самом деле закономерность. И уже существует как должное, полноправное. И думаешь: по-другому и быть не могло. Ты его ждал, и он пришел, этот случай. И все расставил по своим местам. И многое сделал за тебя. И картинка тут же собралась, склеилась. Ты любуешься картинкой, чувствуешь причастность. Но на вторых ролях. А главный тут – случай.

Сергей Арнольдович вспомнил мальчика с санками под аркой. А вот у него санок не было. Едва ли вообще можно было вспомнить кого-то из детского дома – и чтоб с санками. Санки – это роскошь, атрибут семейного благополучия, символ наличия родителей. Отца с матерью. Ни санок, ни родителей у Сергея Арнольдовича не было. И ничего, не умер. Донашивал вещи, доедал хлеб. Не за братьями – за воспитанниками. Потом было училище, которое показалось ему выходом из тюрьмы на свободу. Много чего было. Сергей Арнольдович вынул из кармана записку. Крупный, цельный почерк. «Брон-сец». Кто это? Сергей Арнольдович вспомнить не мог. Здесь он никого не знал. Но это была запись из папки «МПГ 3». Пятизначное число… Пятизначное число.

Сергей Арнольдович притянул телефон. «Алло», – сказал веселый детский голос. Сергей Арнольдович промолчал. «Алло», – повторил женский голос. «Простите, ошибся», – сказал Сергей Арнольдович и положил трубку. Через мгновенье он решил повторить звонок. «Извините», – опять сказал он. «Ничего страшного», – ответила женщина. И снова он услышал голос ребенка.