Анар - Шестой этаж пятиэтажного дома

• Название: Шестой этаж пятиэтажного дома
• Автор: Анар
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

---

Под торшером, на маленьком журнальном столике стояли два стакана чая, конфеты, варенье и три рюмки. Две из них были пусты, а одна — полная. «Кто третий?» — ударила кровь в голову Заура.

— Садись где понравится, — сказала Тахмина.

— У тебя гости?

— Да какие гости, соседка Медина.

— Это ты с ней пьешь коньяк?

— Да, сейчас и тебя угощу, — сказала Тахмина и вынула из буфета початую бутылку коньяка.

— Здравствуйте, — сказала Медина, входя в комнату. В руках она держала большую тарелку с горячими каштанами.

Заур сдержанно поздоровался.

— Ах да, вы же знакомы, — сказала Тахмина, и Заур сразу вспомнил, как Медина принесла ему на работу ее подарок — зажигалку «Ронсон».

— Видишь, Медина, — сказала Тахмина, — Заур почувствовал, что ты решила жарить каштаны, и пришел: он ведь до них большой охотник.

Она помнила, как он порой покупал жареные каштаны, еще когда они работали в издательстве, и угощал также и ее, и он был благодарен ей, что она помнит это, хотя каштаны-то они жарили не для него.

— Ну, садись, Медина. Вот и Зауричек составит нам компанию.

Она налила себе и Медине, а перед Зауром поставила ту самую наполненную рюмку.

— Знаешь, по какому случаю мы сегодня пьем?

— Нет, — сказал Заур.

— Мы отмечаем одно событие, — сказала Тахмина. Заур не понимал причины ее возбуждения: то ли его неожиданный визит, то ли выпитое, то ли что еще.

— Обычно люди торжественно отмечают свадьбу, — сказала Тахмина с нервным смешком. — А мы вот с Мединой отмечаем развод. Мой развод, — добавила она.

— В нашем полку прибыло, — сказала Медина.

Заур вспомнил, что Медина развелась с мужем несколько лет назад и что у нее сынишка — о нем часто рассказывала Тахмина.

Наступило молчание. Потом Тахмина сказала уже серьезно:

— Сегодня состоялся суд, Заур. Я разошлась с мужем.

Он не знал, что сказать: вопросы «зачем?», «почему?» были бы так же неуместны, как и попытки выразить сочувствие, или удивление, или огорчение, или удовлетворение.

Медина, чтобы снять напряжение, попробовала было угощать Заура каштанами. Тахмина уставилась в свою рюмку. Молчание стало тягостным. И тут Заур увидел в ее глазах слезы.

— Ну, будет, — сказала Медина, встала и обняла ее за плечи. Тахмина всхлипнула. Заур впервые видел ее плачущей. Она быстро вытерла глаза, улыбнулась.

— Да, да, я просто так. Простите, — она подняла рюмку и сказала: — Ну, давайте выпьем. За нас. Они выпили, и Заур спросил:

— Почему ты не звонила?

— Да вот собиралась все. Может, завтра и позвонила бы. — Опять губы ее дрогнули, но она сразу же взяла себя в руки и снова улыбнулась…

— Нервы совсем расшатались. Я все эти дни как в лихорадке. Хорошо, что ты пришел Зауричек.

Медина отпила глоток и сказала:

— Я пойду, уже поздно.

— Да нет, посиди. Столько трудилась, каштаны жарила. Отлично пожарено, да, Заур?

— Ага.

— Ну хоть поешь. Ешь, Медина, ешь на здоровье! — Она повернулась к Зауру: — Это она мне купила каштаны. Для успокоения души.

— А я тревожился, — сказал Заур и добавил: — Я сегодня тоже слышал о твоем разводе. Звоню — телефон не отвечает.

— Я так и знала, что Спартак разболтает, — сказала Тахмина скорее Медине, чем Зауру. — Вернее, его мать. Медина кивнула.

— Дело в том, что судья нашего района, — теперь Тахмина обращалась к Зауру, — близкий приятель Спартака, ну, просто водой не разольешь. Я позвонила Спартаку, чтобы он помог, поговорил с судьей, чтобы душу не тянули, не уговаривали, не наставляли на путь истинный там, на суде. А то знаешь всякие их штучки: «Может, еще подумаете, взвесите?» — месяцами тянут. А тут что уж думать — все решено. И правда Спартак здорово помог. Но вот уж не сболтнуть он не может.

Кончилась пластинка, Тахмина встала и выключила проигрыватель.

— Ну, я все-таки пойду, уже поздно, — сказала Медина, и на этот раз Тахмина не стала ее удерживать, проводила до дверей, о чем-то они там долго шептались. Заур, не зная, что и думать, бессмысленно разглядывал стены с нежными обоями белые цветы на голубом фоне.

Тахмина вернулась. Заур соображал, стоит ли задавать вопросы, которые он хотел задать до прихода сюда, или всеразъяснилось и не о чем говорить. Но кто пил из третьей рюмки?

_ Что ты разглядываешь стены? — сказала Тахмина.

— У тебя красивые обои, — сказал он. — Цветы…

— Это они сейчас расцвели, — неожиданно пылко сказала Тахмина. — Потому что ты пришел ко мне, Зауричек, в мой дом. Ты первый раз у меня, видишь, даже обои расцвели.

И опять ни черта не мог понять: любит она его или насмехается?

— Как хорошо, что ты пришел, Зауричек! Тебя просто бог послал именно в этот день. Мне было так плохо, так одиноко. Я с ужасом думала: вот Медина уйдет, и я, наверное, умру.

— А почему ты не звонила мне, почему я был в стороне от всей этой истории? Хоть я и незнаком с судьей, но, может быть, тоже в чем-то помог бы…

— Спасибо, Зауричек. Но есть вещи, которые человек должен делать сам, один, не впутывая в них никого другого. И я не звонила тебе, потому что вся была в этом разводе. Мне хотелось поскорее покончить с этим кошмаром и освободиться от всего, что так долго меня мучило, унижало, заставляло презирать себя. А сегодня напряжение сказалось. Я с утра хотела выпить, до суда, но подумала, еще придерутся, скажут: вы в нетрезвом состоянии, суд откладывается… Пришла, позвала Медину, мы выпили, третью рюмку налили тебе…

Заур улыбнулся ей, улыбнулся впервые за этот день — спокойно и счастливо. И она увидела эту улыбку, которая пусть на какое-то время, но снимала его тревоги и сулила покой и умиротворение, а следовательно, и счастье.

— Ну, Зауричек, — сказала она-мягко. — Ну, почему ты все время пытаешься меня как-то уличить, почему не веришь мне, а веришь всем тем глупостям, которые обо мне болтают? — Она положила голову ему на колени и, повернув лицо к нему, продолжала шепотом:- Зауричек, милый, пойми наконец: я люблю тебя и только тебя. Я не хочу губить твою жизнь. Я не могу претендовать на нее. Но я не могу и без тебя. Все эти дни я сходила с ума без тебя. Я сто раз проходила мимо вашего дома, мимо издательства и говорила: «Здравствуй, Зауричек».

— Но почему, почему ты не звонила?

— Я не могла, Заур. Может, я и завтра бы не позвонила. Я не имею на тебя никаких прав. Не знаю, что мне делать, я заблудилась, Зауричек, заблудилась сама в себе.

Он не хотел этого говорить, но вырвалось как-то вдруг и само по себе.

— А я думал, у тебя Спартак, — простодушно сказал он. — Его машина у твоего подъезда.

— Она там? — сказала Тахмина. — Вот негодяй! С одной стороны, он мне действительно очень помог, а с другой… вот такой он и есть — фанфарон и бахвал. Поставил машину, зная, что всем уже известно о моем разводе. — Она пристально посмотрела на Заура и сказала, поджав губы:- Ну, Зауричек, не смотри на меня так. Потуши свои глаза. Они у тебя прямо полыхают. Когда ты пришел и я открыла дверь, ты так на меня смотрел, что я думала, сейчас вспыхну. Ну, потуши свои глаза, — с хмельным упрямством повторила она. — Ну, скажи мне, Зауричек, что мне делать?

— Я сейчас приду, — сказал Заур и, осторожно сняв с колен ее голову, встал.

— Куда ты?

— Мне надо позвонить. Я позвоню из автомата и сейчас поднимусь.

Он поспешно вышел и, перепрыгивая через ступеньки, бегом спустился вниз. Бордовая «Волга» сияла у самого подъезда. Она стояла наискось — левые колеса на тротуаре, правые на мостовой, — как бы притязая и на улицу, и на тротуар, и на вход в подъезд.

Заур вынул карманный нож и проколол шину заднего колеса. Потом не спеша повернулся и медленно поднялся на третий этаж.

У окна стояла Тахмина и смеялась.

Они встретились со Спартаком утром во дворе. Заур шел к своему «Москвичу», а Спартак, в джинсах и кожаной куртке, поливал свою «Волгу» из шланга. Зауру всегда казалось, что эта бордовая «Волга», в отличие от всех машин той же марки, излучает самодовольство. Может, потому, что Спартак всегда ставил ее во дворе носом вверх и в этом проявлялся гонор хозяина.

— Послушай, Спартак, — сказал Заур, — как ты вчера ночью доехал до дому?

— А что?

— С проколотой шиной как доехал, спрашиваю?

— А ты откуда знаешь? — насторожился Спартак.

— Знаю, потому что сам проколол ее.

— Зачем? — искренне удивился Спартак.

— Чтобы ты больше не ставил свою машину там, где не следует.

Спартак мгновенно все понял и с вызовом ответил:

— Машина моя, и я буду ставить ее где мне вздумается.

— Твое дело, — спокойно сказал Заур. — Но я тебя предупредил: проколол тебе одну шину. Если в следующий раз увижу там твою машину, проколю все четыре шины, разобью передние стекла, поломаю задний мост, и вообще ты ее не узнаешь. Я понимаю, у тебя много денег и ты машину отремонтируешь, но я вдобавок и тебя самого так разукрашу, что тут уж никакие деньги не помогут.