Дмитрий Урнов - Дефо

• Название: Дефо
• Автор: Дмитрий Урнов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990
• ISBN: 5-235-00793-Х

Один только список сочинений замечательного английского писателя Даниэля Дефо (1660–1731) составляет увесистый том. Всех его книг, как кирпичей, хватило бы на постамент памятника, а туда, на самый верх, поднялся бы человек в странном одеянии, в козлиной шапке и с зонтиком – Робинзон Крузо, герой произведения, которое обеспечило Дефо жизнь в веках.

---

Монмут оказался в оппозиции, тут Дефо и увидел его на ипподроме под Элсбюри. Положение отверженного (почетного отверженного!) не мешало Монмуту с полным самозабвением не только смотреть на лошадей, но и участвовать в скачках в качестве жокея. Уж по одному этому Дефо готов был признать его «естественным сыном Карла II». Не видел или не хотел видеть Дефо ни тогда, ни потом, что оборотной стороной страстного спортивного увлечения было полное безразличие к политическому делу, на которое Монмута всячески стремились подвигнуть протестанты. Поражение мятежного герцога Дефо приписывал не подоспевшей вовремя помощи. Нет, это прежде всего сам Монмут не побеспокоился обеспечить свое войско оружием и людскими резервами. В его рядах против регулярной королевской армии шли люди с косами и просто дубинами. Из двух настоящих офицеров в его войске один убил другого на дуэли, а единственный поддержавший его дворянин в итоге стал предателем. Сам Монмут только выглядел «героем», оказался же он на деле человеком легкомысленным, лживым и, наконец, трусливым. С поля битвы бежал, а очутившись в плену, под нажимом отрекся от своей веры. Хватило у него храбрости только на то, чтобы, все же не теряя достоинства, подняться на эшафот.

Сторонники его жестоко пострадали. Более трехсот человек тут же были подвергнуты смертной казни, в том числе на виселицу отправились и соученики Дефо, те трое, кого он, вспоминая Мортонову академию, назвал мучениками. Бунтовщиков сотнями продавали в рабство за океан. По доносу о малейшем сочувствии повстанцам людей лишали имущества, и эти доносы, как разоблачение разврата, тоже стали доходным делом, выгодным и для доносчиков, получавших солидные награды, и для королевских приспешников, которые могли конфисковать в свою пользу огромные имения. Если лорду-прокурору приглянулось какое-нибудь поместье, то ему оставалось только найти охочего человечка, который бы «верой и правдой» поклялся, что владелец поместья прятал у себя мятежников.

«Ни один из пойманных не был помилован», – свидетельствует современник. А. Дефо? Совсем недавно в судейских архивах было найдено указание: «Добавить в списки подлежащих общей амнистии – Дефо». Это уже в более поздний период, когда, насытившись мщением и отъемом имущества, кое-кого помиловали. А где он был раньше?

Его видели среди бутонщиков в седле и при оружии. Он и сам никогда не отрицал своей преданности Монмуту. Битву мятежного герцога с королевскими войсками у Седжмура Дефо описал, и даже дважды, однако с чужих слов. Его описания – пересказ сочинений других авторов, что встречается у Дефо не раз. Какой-то повествовательный парадокс, но это так: в кажущейся фантастике у пего обнаруживается фактическая основа, а то вдруг, как бы не доверяя собственным впечатлениям, пишет он о том, что видел, но по книжным источникам. Поэтому серьезные биографы предостерегают от соблазна напрямую вычитывать из его книг жизнь автора. Другое дело – разные косвенные отражения и замечания между прочим, которые при проверке оказываются указанием на действительные события.

Так что о характере участия Дефо в монмутском бунте остается строить догадки. Поистине слава богу, что Дефо уцелел и не разделил горестной участи сотоварищей своих, но каким образом это ему удалось и где он скрывался?

«Гипотез не строю», – сказал великий современник Дефо Ньютон. Пределов мысли ученый не ставил, но хотел отделить досужие домыслы от предположений плодотворных, ведь и ему самому пришлось многое додумывать и даже выдумывать, ибо опытные данные того времени не могли сами по себе подсказать всеобъемлющих выводов о законах вселенной.

По рецептам «правдоподобного вымысла», какие предписал сам Дефо, нетрудно было бы нарисовать некую картину, как в лесу и под дождем скачет он навстречу повстанческому войску. Ветра свист, шум ветвей, стук копыт – любые краски и слова к нашим услугам. Однако в данном случае нам не «самообман» нужен, а понимание того, как это он так убедительно умел «обманывать» читателей? На основе какой им самим проверенной позиции?

Вот мы знаем, что побывал он в руках у пиратов, и это объясняет сотни страниц из его произведений про «джентльменов удачи». Он и про пиратов немало сведений почерпнул из других книг, но в целом все пронизано его собственным взглядом, под углом которого «морские соколы» меньше всего думают о море, заняты они главным образом подсчетом выручки. Абордажи и битвы, что так интересны читателю, находящемуся от театра морских авантюр на безопасном расстоянии, – все это пиратов-персонажей Дефо не интересует. Не предвидится «удачи»? Они уходят от схватки – это антипираты, если судить о них по канонам книжной романтики.

А где был Дефо, когда шла битва на болотистой пустоши и когда Монмут бежал? Если бы это был только Дефо-купец, попавший в кровавую переделку, нам ответ могла бы подсказать наша собственная фантазия. «Рисковый человек»? И тут же мы живописуем храбреца, не теряющего головы в жарком и безнадежном деле.

А перед нами писатель, описавший эту битву дважды, и оба раза чужими словами. Почему? Гипотетический ответ не поможет, догадки ничего не объяснят в соотношении собственного опыта Дефо и чужих слов. Ведь если перед вами писатель, то понять прежде всего важно именно соотношение жизни и творчества.

Дефо утверждал: «Помню, как множество людей откровенно выражали герцогу Монмуту свое сочувствие, когда произвел он первую высадку, но, если бы хоть половина из них столь же открыто присоединилась к нему с оружием в руках, его не разбили бы на Седжмурской пустоши». Между тем общепринято мнение: Монмут в первую очередь сам проиграл свое дело. Но раз уж Дефо бросил такие прямые обвинения, то гипотезы не годятся для того, чтобы рассудить его с единомышленниками и установить степень его собственного участия. Поэтому остается питать надежды на будущее. Ведь со временем все-таки выяснилось, каковы были причины постигшей его финансовой катастрофы и правда ли, что занимался он рискованными торговыми операциями. А по-своему то и другое уточнило ответ на вопрос, кто написал «Робинзона Крузо».

После того как герцог Монмут потерпел крах, борьба с королем Джеймсом не прекратилась. Все больше и больше восстанавливал он против себя англичан, буквально всех, сверху донизу. Наконец Джеймс был сокрушен нападением извне при поддержке внутренних сил. В 1688 году его низложил его же собственный зять, внук казненного короля Карла I, голландский принц Вильгельм Оранский, женатый на старшей дочери Джеймса – Мэри. Джеймс бежал, Мэри и Вильгельм (он же Вильям) заняли английский трон. И на том же самом корабле, который доставил в Англию принцессу Мэри (принц Вильям высадился несколько раньше, с армией), прибыл еще один человек, обладавший властью особенной, властью ума. Это философ Джон Локк, находившийся дотоле в изгнании. В его лице такие, как Робинзон, обрели выразителя своих сокровенных дум и чаяний.

Джон Локк в точности ровесник Робинзона, родился он, как и герой Дефо, в 1632 году, и, подобно Робинзону, Локк рос вместе с английской буржуазной революцией.

По сравнению с робинзоновской средой Локк изначально стоял ровно на одну социальную ступень выше. Отец его уже был адвокатом – участь, которой желал для сына разбогатевший купец Крузо. Поэтому, возможно, Локк в отличие от Робинзона покорно последовал воле отца, не желая для себя иной дороги, кроме университета.

Локк был и последователем и оппонентом Томаса Гоббса, считавшимся присяжным идеологом короля-реставратора Карла II. Понятие о различии между ними может дать расхождение жизненных путей этих двух крупнейших философов. С первыми признаками революции Гоббс покинул Англию и вернулся назад уже лишь в то время, когда полновластным правителем страны сделался Кромвель, пусть республиканец, но страж порядка. «Человек человеку волк», – сказал Гоббс, имея в виду состояние «естественное», не управляемое «законом», не определяемое ничем, кроме индивидуального «интереса» и принципа «удовольствия». Только непреклонный правитель, по мнению Гоббса, может обуздать разгул всеобщего эгоизма. Свое основное сочинение «Левиафан», оправдывающее жесткую государственную власть, а потому принятое и Кромвелем, и королем Карлом II, он опубликовал в 1651 году. Эта книга отвечала духу времени, что лишний раз убеждает нас, насколько не случайно именно в тот самый год Робинзон, искавший свободы для своей инициативы, «ушел в море».

Правда, и самому Томасу Гоббсу жилось весьма несвободно. Портрет его висел в королевском кабинете, но печататься ему вскоре было запрещено. Мысль Гоббса – механически-беспощадный материализм, не оставляющий не только религии, но и вообще «духовности» никакой лазейки. Церковники считали Гоббса своим основным врагом. Если эпидемия чумы и большой пожар признавались «божьей карой», то Гоббс считался виновником этих несчастий, которые рассматривались как наказание за проповедуемое им безверие! Сразу же после смерти Гоббса по единодушному согласию церкви и парламента были торжественно преданы огню его сочинения.