Вадим Прокофьев - Дубровинский

• Название: Дубровинский
• Автор: Вадим Прокофьев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1969

Автор книги рассказывает об известном революционере большевике Иосифе Федоровиче Дубровинском (1877–1913). В книгу включено большое количество фотографий.

---

Когда он рассказывал представителю ЦК о работе бюро, его поразило умение Иннокентия сразу же схватывать основное, главное и уже вскоре ставить вопросы так, словно он сам работает на этом транспорте, добывает паспорта, типографский Шрифт, развозит литературу. Это, бесспорно, природный дар, талант организатора. И Соколов этот дар почувствовал, поверил в него. И они тогда расстались друзьями.

Потом долго не виделись. Настал момент, когда и Соколов почувствовал себя не слишком-то уютно в тихом Смоленске под присмотром жандармского генерала Громяки.

Потом, позже, Мирон теоретизировал:

«Всякий аппарат и всякая организация в процессе работы неизбежно начинают испытывать толчки. Как бы хорошо она ни была построена, как бы гладко ни функционировала, момент начала перебоев неустраним. В нелегальной работе в особенности. Теория вероятностей здесь имеет такое же применение, как и в математике. Данный факт должен был оцениваться… как результат начинающейся изнашиваемости аппарата: явок, квартир, взаимоотношений с окружающими…

…Искушать судьбу бесконечно нельзя. Непрерывное хождение целыми днями по городу между адресами, явками и квартирами в провинциальном городе не может оставаться никем не замеченным. Даже заяц в бору на опавшей хвое наслеживает четкую охотничьему глазу тропинку…»

А тогда, на практике, получилось, что никакие проверки собственных хвостов, ни знакомство с географией проходных дворов не спасли его от слежки. Надо было удирать.

Соколова перебросили на границу, в Каменец-Подольск. И там он все-таки провалился. Но сумел уйти от тюрьмы.

И вот теперь Самара. Волга. Такое чувство, что круг замкнулся. Он родился на берегу этой реки. В Костроме учился, там же начинал и свои первые «противоправительственные деяния».. Потом Псков, Смоленск, Галиция, но от Волги волгарю никуда не деться.

Самара. Городок, конечно, не слишком-то симпатичный. Пыльно, грязно. А ведь на улицах немало зелени. На окраинах простота нравов удивительная. Прямо на завалинке дома лежит себе в послеобеденном сне мужичишка, а на нем и одежды – всего одни невыразимые в розовенькую полоску.

В порту, на товарной пристани, пьяные ломовики спят прямо под телегами на занавоженной булыге.

А в центре… Ну да ладно! Потом приглядится к городу, первые впечатления бывают и обманчивы.

Наверное, город ему не понравился, потому что рассчитывал осесть в Саратове. Это не чета Самаре.

Тоже Волга, но город университетский, красивый, интеллигентный, масса сочувствующих, а значит, деньги, квартиры.

Но транспортное бюро ЦК уже давно основалось в Самаре. Еще Дубровинский в Смоленске о нем рассказывал. Да и то верно, Самара стоит на магистрали, связывающей Россию с Сибирью. Именно по этой Самаро-Златоустовской дороге зайцами или с чужими паспортами, переодетые, от станции к станции пробираются те, кто не пожелал задерживаться в «сибирских тундрах» и на «романовских курортах». Едут и те, чьи сроки пребывания «в местах не столь отдаленных» окончились. Они ищут приюта, они нуждаются в явках, документах, многих нужно переправить за рубеж. И партия должна им помочь.

Ну, а помимо этого, транспортно-техническое бюро обслуживает комитеты от Астрахани до Челябинска литературой, является связующим звеном между этими комитетами, поддерживая связь с помощью своих транспортеров.

Не успел прибыть в Самару, тут же пришлось ехать в Пензу. В эту эсеровскую вотчину, в эту Мекку кондового мещанства и благополучного обывательства пришел груз литературы.

«Свой человек» в Пензе оказался и милым, и интеллигентным, и ужасно талантливым. Переводчик Маркса и книг о Марксе, свободно владеет четырьмя языками и… неисправимо труслив.

Объемистая корзина с литературой доставлена в его квартиру, остается только ее распаковать, рассортировать… Хозяин надевает шляпу, пальто – и к двери.

– Вы уж, пожалуйста, без меня здесь хозяйствуйте… я… не могу…

– ??

– Я все время буду слышать шорох, шаги, звон шпор… И мне вот непонятно, как вы можете оставаться спокойным. Не обижайтесь, пожалуйста…

И ушел.

Соколов обо всем этом собирался рассказать в Самаре местным комитетчикам. Но потом, когда вернется из Екатеринбурга. А пока поезд стоит два часа в Самаре, нужно успеть на явку.

И неожиданность. За те несколько дней, что просидел в Пензе, в Самару прикатил Иннокентий. Встретил на явке так, словно только вчера попрощались в смоленском мезонине.

Соколов торопливо поведал о неблагополучии в Пензе и не удержался, изобразил в лицах диалог со «своим человеком». Впопыхах договорились о рассылке литературы. И пора на поезд. Но Иннокентий взял за руку.

– Сделайте передышку. На Урал пошлем кого-нибудь завтра же. И нужно поговорить…

Иннокентий выглядел озабоченным. Но Мирон настоял на отъезде.

«И я снова в вагоне. И уже далеко за Самарой начинаю понимать, как он был прав. Чуть не два последние месяца, только с малыми перерывами на день-два, я все еду и еду. Перехожу из вагона в вагон, обтираю одни и те же жесткие деревянные скамьи. Механически разговариваю с одними и теми же пассажирами. И кажется, нет конца-края этому однообразию: даже редкие индивидуальные особенности новых твоих спутников по вагону воспринимаются как уже прошедшие перед тобой раньше. Притупляется взгляд, тупеет голова. Мысли, затхлые и пыльные, медленно ползут, как дождевые черви…»

Соколов не задался вопросом, почему Дубровинский так внимательно приглядывался к нему. А ведь он, может быть, лучше, чем остальные члены ЦК, представлял себе, что означает эта жизнь на колесах для партийца-подпольщика. И Дубровинский в общей сложности месяцами протирал жесткие скамейки и сутками вел случайные разговоры со случайными попутчиками. И все ехал и ехал, от города к городу, от комитета к комитету. В ЦК он был ни один такой бродяга, и Носков, и Любимов, и Красин тоже разъезжали. Но Носков разъезжал, как он выражался, «носкоками». В ЦК шутили – «бывал в России, пока борода не отрастет». А потом передышка за границей. Красин объехал кавказские организации и с головой ушел в партийные финансы, в дипломатию примиренчества, сидит себе в Баку.

А Иннокентию кажется, что он как сел в вагон сразу же после II съезда, и вот все едет и едет.

Тот же Соколов рассказывал о том, до чего «доездились». Этот разговор они вели в лодке, на середине Самарки. Лодка – надежное убежище для конспиративных переговоров. Катаются себе господа с усами и бородками, ну и на здоровье. На воде полно рыбачьих лодок. И уж ни одна «подметка» не подкрадется.

Соколов заводит снова о Пензе. Его возмущает Носков. Ткнул пальцем в карту где-то там за столиком у Ландольда, а в Россию сей тычок прибыл как директива ЦК – открыть транспортную базу в Пензе. Нелепость.

– Пенза – эсеровское гнездо, – в который раз уж повторяет на все лады Мирон прилипшую к языку фразу, – мелочная торговля, не продохнешь от мещанства. Это рачий садок, наша группа окажется там на виду, как блоха на лысине. И единственный выезд из города – на вокзал.

Дубровинский согласен с Мироном. Правда, ему еще не приходилось непосредственно руководить работой транспортного бюро партии, Астрахань не в счет. Но это только пока не доводилось. А теперь вот довелось. И он поставит эту работу как следует.

Ведь летом 1904 года Самарское бюро приобретало особое значение. В Баку работала «на полную мощность» главная типография ЦК – «Нина». Десятки пудов литературы, газет, листовок. С точки зрения полиграфии – исполнение идеальное. Но отправлять такие грузы из одного и того же города, с одной и той же станции и трудно и рискованно. Железные дороги в связи с русско-японской войной стали работать с перебоями, гражданские грузы идут в третью очередь – литература запаздывает, валяется на складах, портится упаковка, а значит, и растет угроза провала.

Нужно всемерно использовать навигацию на Волге. Множество пристаней, мощный поток грузов. От Волги в глубь России разбегаются рельсовые пути – лучшего не придумаешь.

Соколов все еще витийствует по поводу неудобств Пензы:

– Ясно… И от бюро нельзя далеко отрываться.

– Теперь Самара… Это не город, а базар на перекрестке путей Москва—Сибирь, Рыбинск—Астрахань. Она не стоит, а всегда движется – приезжает и уезжает. И сами самарцы на улице, как в общественной бане, не различают кто свой, кто приезжий… И перевал грузов с воды на рельсы и с рельсов на воду… Плюс бюро… – Соколов, наконец, замолчал.

– Жаль, нет Носкова, он бы согласился без разговоров.

Соколова вновь прорвало:

– Это не все. Группа в Самаре, накладные тоже сюда, а грузы – в Симбирск, Пензу, Сызрань, Астрахань. В результате Баку комбинирует как им удобнее. Получать едем мы…

Решено, они будут воздействовать на Носкова через Самарское бюро и комитет. Нужно только заручиться согласием его членов. У Дубровинского созрел план: