Элизабет Гейдж - Ящик Пандоры. Книги 3 – 4

• Название: Ящик Пандоры. Книги 3 – 4
• Автор: Элизабет Гейдж
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-87322-117-0

Во втором томе сочинений современной американской писательницы Элизабет Гейдж читатели найдут окончание романа «Ящик Пандоры». Год за годом пройдет перед ними жизнь персонажей этого многопланового произведения – своеобразной саги, среди незаурядных героев которой трудно выделить главного. Блестящая политическая карьера ожидает Хэйдона Ланкастера – Принца Хэла, необычайное обаяние которого вызывает всеобщее женское поклонение, а у женщин, с которыми он становится по-настоящему близок – неугасающую любовь. Но счастлив ли он? И счастливы ли они: светская красавица, готовящаяся стать первой леди страны Диана Ланкастер; талантливая художница Лаура Блэйк; сметающая все преграды на своем пути Бесс Бонд? Судьбы этих людей, столь далеких друг другу, – и не только их – переплетаются, завязываются в тугой узел.

---

Третьей задачей Тесс было заставить Хэла полюбить ее.

Стороннему наблюдателю такая мысль казалась абсурдной. В конце концов она завоевала его, вырвала у прежней жены и заполучила его настолько, что можно было только удивляться, чего же ей еще нужно.

Но, несмотря на такую иронию судьбы, ее желание не становилось менее серьезным и важным. Собственно, жизненно важным.

Ибо Тесс была влюблена в Хэла. Не как преданная, меланхоличная Бесс, или ребячливая Элизабет Бонд, или вкрадчивая, чувственная Лиз Бенедикт, или любое другое альтер эго, которое она находила удобным использовать в своей жизни, но как собственно Тесс. И ей все больше и больше требовалось, чтобы Хэл любил ее самое, а не ту маску, которую она создала, чтобы заарканить его.

Но это было невозможно. Хэл женился на ловкой самозванке, преданной Бесс. По-матерински любящей вдове, которой он отдал свое доверие и в конце концов руку. Ему ничего не было известно о той женщине, которая скрывалась под этой маской. Но и самой Тесс, чья жизнь хищницы требовала маскировки в качестве постоянного оружия против мира, ее собственная сущность была известна даже еще меньше, чем ее мужу. Ибо всю жизнь она была слишком занята завоеваниями, чтобы беспокоиться о формировании собственной личности, со своими достоинствами и недостатками, как у всякого нормального человека.

Итак, Тесс столкнулась с трагическим противоречием: она вынуждена носить маску, которую проклинала, ибо именно она отделяла ее от мужа. Она грезила девичьими грезами о своем принце Дезире, который бы заботился о ней и любил такой, какова она есть, и в то же время знала, что сама она желает столкнуться со своим истинным лицом ничуть не больше, чем Дориан Грей, запрятавший свой грешный портрет на чердак.

Смятение было столь сильно, что Тесс теряла уверенность во всем. Ее волновало, выдержит ли ее маска огромное напряжение любви. В голову ей приходили странные мысли. Смогла бы она сама победить Хэла, как это удалось Бесс? Что бы случилось, если бы он понял, какова она на самом деле? Не отшатнулся ли бы в ужасе?

Это были тягостные вопросы, и они наполняли ее душу страхом и трепетом. Они открывали дверь постоянным сомнениям, о которых она не думала никогда раньше. И, что было болезненнее всего, они направляли ее острый ум и плодовитое воображение к той теме, которая явно мучила ее, – безымянной женщине, согласно проклятым словам Сибил, завладевшей сердцем Хэла.

Она не могла удержаться от того, чтобы исследовать прошлое Хэла. Нанятые ею детективы, лучшие в стране, раскопали и собрали свидетельства о дюжинах интрижек, которые были у Хэла с различными женщинами: журналистками, политическими ассистентками, вашингтонскими женами, актрисами, некой модельершей одежды, звездой бродвейской музыкальной комедии, даже с женщиной из суда.

Были фотографии, подтверждавшие документально его связи. Но они почти ничего не значили. Природа его сексуальной неразборчивости и свобода действий не давали возможности узнать, кто из этих партнерш действительно что-то для него значил, какой из них он отдавал предпочтение в своем сердце.

Итак, Тесс вернулась туда, откуда начала, к тому дню, когда тлевшие угольки любви, желавшие разгореться в ее сердце, вспыхнули жестокими словами Сибил Ланкастер.

Тесс была влюбленной женщиной, не уверенной, что ее любят, а от этой болезни нет лекарства. Боль становилась все острее, все глубже с каждым прикосновением мужа, с каждой улыбкой, которой он приветствовал ее после долгой разлуки. Обладать частично было мучением безмерно более ужасным, нежели просто не иметь его.

Тесс ревновала не только к той таинственной женщине, которую она не могла найти, но и к себе самой. Ибо, завоевав Хэла для Бесс, она потеряла его для себя. Он принадлежал незнакомке, и за своей маской Тесс была самой одинокой женщиной на свете.

Итак, поскольку каждый месяц завершался очередным крушением надежды иметь ребенка, а Белый дом становился все ближе, заботливость мужа неявно окрашивалась напряжением бездетности и усталостью от огромных амбиций, а мучения Тесс становились все невыносимее.

«Ко мне, о духи смерти! Измените

Мой пол».[2]

Эти строки из «Макбета», заученные бог весть когда, неожиданно ярко всплыли в памяти, поразив Тесс до глубины души. Если бы только она не была влюблена! Если бы сегодня все имело то же значение, что и до Хэла. Но нет. Теперь была другая игра. То, что Диана перестрадала с Хэлом за годы замужества, Тесс теперь испытывала в миллион раз больнее. Потому что для Дианы Хэл был не больше чем вежливым незнакомцем, тогда как для Тесс он стал так близок и все же остался далек…

Теперь Тесс лежала рядом с мужем в темноте и слушала ритм его дыхания. Во сне у него было лицо мальчишки. Каким он был невинным и в то же время способным причинять боль! Возможно, порой эти качества идут рука об руку. Это была загадка, над решением которой она устала биться.

Две таблетки нембутала окутали ватным туманом ее чувства, но сон по-прежнему был далеко-далеко.

Завтра она попрощается с мужем, пошлет его на политическую войну и будет отчаянно бороться за него в его отсутствие. Затем, несколько дней спустя, она снова окажется в его объятиях, припадая к той лучшей части его души, которая поддерживает ее, давая кровь для ее жизни. Лекарство, которое, увы, отравляет, ибо в сочетании с ее любовью это снадобье причиняет такую боль, которую едва может вынести женщина.

Она нежно потрогала волосы Хэла, почувствовала, как он шевельнулся. Вздохнул во сне и заключил ее в объятия.

По ком он вздыхает? О чьих объятиях он мечтает сегодня? Тесс закрыла глаза.

«Казалось мне, раздался вопль: «Не спите!

Макбет зарезал сон!»[3]

Слова еще плясали у нее в мозгу как насмехающиеся демоны, когда ее накрыла свинцовая тяжесть тревожного сна.

IV

17 апреля 1964 года

Диана в одиночестве брела по Сентрал-Парк. Ей некуда было торопиться, и она все не могла прийти в себя после ленча с незамужними леди Столворт – кузинами Рене Столворт и Бекки де-Форест, с тетками, старыми девами Рейчел и Лулу, и, конечно, матерью, – ленча, который вымотал ее настолько, что она проспала потом час в своем номере у «Пьера».

Сегодня ей надо было присутствовать на обеде в доме на Пятой авеню с друзьями семьи, которые знали ее с рождения. Они привезли какого-то друга из Европы, шотландца по имени Ги Макэлвейн, который был владельцем огромного замка под Абердином. Старый холостяк, он составил бы отличную партию для Дианы и, что еще важнее, благодаря ему она могла бы выбраться из этой страны.

Ленч стоил ей труда и причинил боль. Ни одна из этих представительниц Столвортов не простила Диану за то, что произошло с Хэлом. Провести с ними два часа практически в борьбе, терпеть их искусственную оживленность и очевидное неодобрение – это было слишком.

Диана была «скелетом в шкафу» Столвортов. Казалось, родственники хотели оградить ее от внешнего мира и в то же время забыть об ее существовании. Семейные советы планировали исключить ее из регулярных сборищ клана Столвортов. Общественные сборища, на которые ее приглашали, стали для нее испытанием, так как только самые храбрые и самые добрые из ее родственников решались сказать ей что-либо приятное.

Все они вежливо ожидали ее исчезновения. Но никто не хотел этого больше, чем она сама.

Сегодня утром она приняла пару таблеток бензедрина с кофе, как часть подготовки к предстоящему долгому дню. Как бы то ни было, после утренних переживаний она слишком ослабла, чтобы выдержать предстоящий ленч без добавочных приготовлений. Она добавила милтаун к полуденной порции водки, надеясь восстановить некое равновесие. Она намеревалась продержаться весь ленч на одном джибсоне за столом и одном-двух глотках из фляжки в дамской комнате.

Но милтаун как-то непредвиденно расслабил ее. К одиннадцати она была в таком расстройстве, что за следующие сорок пять минут проглотила еще две порции и приковыляла на ленч как механическая игрушка, у которой расшатались болты.

Час, который она проспала после полудня, ни в коей мере не поддержал ее. Теперь было половина четвертого. Как часто бывало в последнее время, предстоящий вечер виделся ей в мрачном свете, и она почти не надеялась пережить его без дальнейших потерь своей гордости, нервов и, конечно же, репутации.

Такова была в эти дни ее жизнь. Каждое утро она просыпалась, чтобы карабкаться вверх в борьбе за выживание, которая превращалась, прежде чем она это осознавала, в соскальзывание по склону туманного дня к зловещему вечеру. Впервые она ощутила зыбучие пески под ногами, когда посмотрела на себя в зеркало и увидела маску, которую терпеливо вылепил алкоголь из того, что некогда было прекрасным лицом.

Чтобы забыть это лицо, она ежедневно капитулировала перед транквилизаторами, стимуляторами и выпивкой. Она взирала на мир будто со стороны, держа его на расстоянии вытянутой руки в течение утра, затем джибсоны за ленчем посылали ее в туманное шатание после полудня, сумрачную пытку, когда часы ее одиночества были почти столь же катастрофичны, как и обязательные контакты с ближайшими членами семьи.