Элизабет Гейдж - Мелькнул чулок

• Название: Мелькнул чулок
• Автор: Элизабет Гейдж
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-87322-117-0

В этом романе Э. Гейдж, пронзительном по своей искренности, есть и романтическая любовь, и слепая страсть, гнусный шантаж и жестокость насилия, ослепляющий успех и дорогая цена этого успеха. «Мелькнул чулок» – это жемчужина!» – так высоко оценила эту книгу американская пресса.

---

В эти дни Фрэнк жил, охваченный неуемной бешеной яростью, молчаливым, едва сдерживаемым гневом на прошлое, превратившее Энни в создание, которое не могло принадлежать ему одному. Злостью на будущее; недоступное, постоянно ускользавшее от него будущее, такое бессмысленное и унылое без нее.

Фрэнк перестал спрашивать себя, тоскует ли по нему Энни, и не был ли он жесток или бесчестен, когда так внезапно исчез из ее жизни. Слишком поздно задаваться такими вопросами.

Но Фрэнка не оставляли навязчивые мысли о Хармоне Керте, они жгли ему сердце. Каким было бы его будущее, если бы последнего разговора в офисе Керта никогда не было? Случись таинственная смерть Керта несколькими днями раньше, пелена никогда не спала бы с глаз Фрэнка.

Но что сделано, то сделано. И когда Фрэнк пытался представить несбывшееся счастье, которое они с Энни могли бы разделить, уберегись он от острых когтей истины, гордость мгновенно возвращала его на землю. Горькая радость охватывала Фрэнка – удалось избежать самообмана, ехидных намеков, шуточек за спиной… Но почему-то не оставляла мысль, что жизнь с Энни стоила любого позора. Только сейчас Фрэнк начал понимать униженных любовников – литературных героев, изнемогавших под бременем зависимости от роковой женщины или переносивших сердечную боль и муки любви с нечеловеческим терпением, наслаждавшихся даже своими страданиями, если их причиняла любимая…

Но такая судьба не для него. Гордость не позволит.

Поэтому Фрэнк кипел на медленном огне, выносил дневную рутину, сжав зубы и кулаки, обращаясь холодно-вежливо с коллегами, желая от всей души найти того, на ком бы он мог сорвать злобу, раздавить огромными ручищами, только чтобы успокоить расходившиеся нервы, пока ужасная, раздирающая душу боль не уймется хоть немного. Он вновь взглянул на газету, воображая съемки, суматошные дни Энни, ее партнеров, возбужденную, лихорадочную атмосферу, начало пути, ведущего к звездам. Хотя он никогда не присутствовал на репетициях Энни с Дэймоном, но знал от Риса, что девушка великолепно справляется с ролью Дейзи. Сомнений нет, она снова нашла себя. И ее теперешнее лицо, отнюдь не ставшее препятствием, будет символом нового успеха, который несомненно затмит прежний.

Перед Энни открывались безграничные горизонты.

А прошлое останется в прошлом. Фрэнк все еще чувствовал слабое тепло исхудавшего тела, руками, плотью, всем существом ощущал неповторимый вкус ее кожи на своих губах, видел сияющие серебристые глаза, глядевшие на него с такой нежной прямотой.

Он заставлял себя осматривать комнаты, где они были вместе, где звучали ее легкие, словно испуганные шаги, представил ее грациозно-сдержанные движения, смотрел на диван, на котором она сидела, глядя на него, шкаф, куда она так аккуратно вешала пальто, когда приходила к нему.

Воспоминания были одновременно и спасением, и проклятием. Потому что реальность твердила: жить стоит лишь ради одного – и именно того, что он так упрямо отталкивал от себя.

Как хорошо Фрэнк узнал это искалеченное хрупкое тело, гладкую бледную кожу, светлую улыбку. Он знал о ней все, кроме боли, той боли, которую Энни переносила не жалуясь, боли такой неизмеримой, как и наслаждения, тоже принадлежавшие ей, сокровенные наслаждения, недоступные ему.

Фрэнк покачал головой, стараясь унять прилив беспомощного разочарования, которому дали толчок эти мысли.

«Теперь Энни вернулась к тому миру, которому принадлежала, – говорил себе Фрэнк, – ее образ, схваченный камерой, рассыплется на миллионы фрагментов, перенесенных во все уголки света, образ, о котором мечтают и грезят миллионы зрителей, миллионы восхищенных мужчин… не принадлежащий никому, но желанный для всех…»

Именно это отличало звезду от обычных людей. Недостижимая, неопознаваемая… В этом Керт был прав.

Убеди ее Фрэнк каким-то образом связать свою судьбу с ним, эта ускользающая сущность в конце концов убила бы его, ибо прошлое постоянно преследовало бы, терзало мозг; совсем недавнее прошлое, в котором Энни принадлежала многим, отдаваясь жадно, охотно, с радостью… как отдалась ему.

И если прошлое могло так издеваться над глупой потребностью заполучить ее целиком для себя, не такое уж далекое будущее таило множество искушений, и вскоре его жизнь стала бы непрекращающимся кошмаром сомнений, дурным сном, где Энни будет испытывать желания, которые Фрэнк не сможет удовлетворить один, мечтать о вещах, недоступных ему, мчаться безумными путями, куда он не сумеет за ней последовать.

«Нет – решил для себя Фрэнк, – я не смогу удержать такую женщину». Он познакомился с Энни в трудное для нее время и навсегда останется в этом времени. Фрэнк был эпизодом в ее жизни. Может, именно в таком мужчине Энни и нуждалась тогда – скромном, незначительном, не принадлежавшим ее звездному миру. Таком, на которого Энни могла бы ненадолго опереться, чью жизнь осветила на миг своим особенным сиянием… – ни обещаний, ни обязательств с обеих сторон.

Фрэнку, наверное, не повезло, что он встретил Энни в тот момент, когда смерть держала в щупальцах ее тело и угнетенный мозг, и он наблюдал, как Энни цепляется за жизнь с отчаянием утопающей, с упорством воли, немедленно завладевшими его сердцем, – ведь, несмотря на окутывающую ее тайну, в Энни оказалось столько человечности – больше чем человечности.

Она была единственной женщиной для него… и останется ею навсегда.

Какая жестокая ирония!

Значит, так тому и быть. Разве не существует некоторого утешения в том, что этого короткого периода в жизни Фрэнка никто не может отнять? Это время в прошлом, но оно принадлежит ему.

«Нет, – думал Фрэнк, – нет! Этого недостаточно и никогда не будет достаточно». Энни породила какую-то ненасытность во Фрэнке, все углубляющуюся пустоту, делавшую каждый новый день еще более мучительным, чем предыдущие.

«Лучше любить и потерпеть, чем никогда не любить и не терять». Старый афоризм вертелся в мозгу с навязчивостью популярного шлягера.

Слабое утешение. Бесплодная мудрость.

Фрэнк швырнул газету в корзину для мусора.

Глава XXXVI

Жребий брошен.

Съемки были в полном разгаре и шли по графику, через три месяца работа закончится.

Для Энни они начались самым ужасным образом.

Из-за трудностей с контрактами и задержек с приездом некоторых актеров ей пришлось начать не со сцен, относящихся к юности Дейзи, к которым она так тщательно готовилась, а с более позднего периода, когда Дейзи во второй раз вышла замуж, родила одного ребенка, беременна вторым и узнает о неверности второго мужа.

Это был сложнейший момент, самый важный для дальнейшего развития сюжета, и Энни приходилось репетировать по ночам, чтобы найти точную трактовку поступков Дейзи. Она обнаружила, что постоянно возвращается мыслями в прошлое, к роману с Эриком Шейном, ее обреченному младенцу, испытывая уже в который раз пугающее ощущение, что исполнение роли Дейзи угрожает ее психике.

Но Дэймон хотел именно этого, значит так должно быть. Энни старалась делать все, что было в ее силах. Каждое утро Энни, скрестив наудачу пальцы, ехала на съемочную площадку. Но были и другие сложности. Поскольку ей так и не удалось поправиться, Энди Ричи и его гримерам и костюмерам приходилось буквально идти на различные ухищрения, чтобы придать Энни вид беременной женщины.

Но, что было хуже всего, напряженная работа Энни усугубляла боли в поврежденной шее и спине. На площадку доставили специальное ортопедическое кресло, в котором сидела Энни в перерывах между сценами. Энни была тронута заботой, но страданий кресло почти не облегчало. Энни не решалась принимать сильнодействующие болеутоляющие средства из опасения, что они притупят ее восприятие. Она молча терпела, сжав зубы. Она стала плохо спать, ее уверенность в собственных силах катастрофически таяла. На экране Энни выглядела осунувшейся и измученной.

– Солнышко, – сказал ей как-то Марк Сэлинджер после просмотра отснятого за день материала. – Мы хотим, чтобы ты выглядела измученной, но это уж слишком. Похоже, ты вообще больна. Почему бы тебе не отдохнуть пару дней, пока мы будем доснимать некоторые сцены?

Энни покачала головой.

– Приму сегодня снотворное, и все будет в порядке.

Она вынуждала себя выкладываться до последнего не только потому, что не смела подвести Дэймона и остальных, но еще и страстно желая сделать все возможное для фильма. Аура вдохновения Дэймона витала над всей съемочной группой, совсем как в «Полночном часе». Все находились в состоянии постоянного нервного напряжения, выполняя любую работу с одержимостью сумасшедших. Но была еще одна причина всеобщего подъема. Каждый, кто имел отношение к съемкам, понимал, что даже по сравнению с шестью предыдущими картинами «Плодородный полумесяц» был особенным фильмом, которому предназначено занять достойное место в истории мирового кино. Все старались быть на высоте, и Энни не хотела стать исключением.