Сергей Валяев - Кровавый передел

• Название: Кровавый передел
• Автор: Сергей Валяев
• Издательство: Локид
• Жанр: Детектив
• Год: 1997

---

Я покачал головой. Воистину русский человек — загадка природы. Кто мог подумать всего полгода назад, что затюканный бывший атташе способен на сопротивление. По форме странной, но по сути — верной. Хотя что-то, видимо, подвигло Фаддея Петровича на этот подвиг?

— Ну-с, за нас, свободных от ига иродового племени, — и плеснул в себя стакан.

И пока он заглатывал разбавленную радость жизни, я тоже выплеснул стакан. В цветочный сухостой.

Потом мы занюхали рукавами, каждый своим, и уставились. Друг на друга. Лицо моего собутыльника обмякло; так обмякает воздушная гондола на земле, когда в неё пытаются без особого успеха нагнать горячего воздуха.

— Извините, мы, кажется, знакомы? — осторожно поинтересовались у меня. — Знаете, хорошая память… зрительная… но…

Я напомнил. О пельменях. И медной солдатской пуговице, мною прокушенной. Фаддей Петрович просиял: ба, Александр, по батюшке Владимирович. Как же, как же, помнит, помнит. Какая нелегкая занесла меня снова в этот чертополошный край? Я ответил. Фаддей Петрович в глубокой задумчивости наполнил стакан бурдой.

— Комиссия-комиссия!.. Сколько их было… Уж больше двадцати лет прошло… Не помню.

Я накрыл ладонью наполненный стакан.

— Надо вспомнить, Петрович.

— Саша, — укоризненно проговорил мой собутыльник. — Вы травмируете мою психику. Так я и маму родную не вспомню.

Я вынужден был убрать длань с напитка богов и бомжей.

— Фамилия такая… обыкновенная… Типа Иванов…

Бывший дипломат наморщил лоб, будто собственную жмень[244] во время утренней физзарядки в дощатом хез тресте, что за огородом. Потужился, бормоча разнокалиберные имена; устал.

— А более ничего, Александр? Наводящего? — и снова заглотил горе. Бррр! Из старых запасов… Знаешь, почему пил?.. Жил с перепуганной душой… От страха и пил…

— А сейчас-то?

— От радости. Все, нет страха. Ничего не боюсь. Саша, веришь?

— Верю, — задумался я, решаясь дать дополнительную вводную для памяти бывшего атташе. — Фаддей Петрович, вы меня правильно поймите, но в те времена… ваша супруга, так сказать, имела честь, так сказать, не совсем вам принадлежать… — Тьфу, и это мое разительное жало?[245] Что со мной? Наверное, слишком нервничаю. Так бывает, когда нервничаю, или шучу удачно, или говорю комплименты. Как в данном случае. Потому что чувствую, ещё усилие и…

— Не понял, — икнул бывший дипломат, а ныне свободный гражданин мира. — Ты про что, сынок, что е…! Так это я знаю. У неё же специальная… записная… — И недоговорил. Мы снова уставились друг на друга. Погоди-погоди, Владимирович, у неё же все как в бухгалтерии… Где, когда, с кем и как… Это что-то… Я три дня и три ночи читал. От корки до корки. Полюбопытствовал. Когда они к этому Артур-р-рчику в Тамбовскую область у мамани благословения…

— Где? — тихо спросил я, словно боясь испугать удачу.

— Тамбовская, ик, область?

— Записная книжка. — Я почувствовал, как вскипает моя кровь. От напряжения.

— Там, — отмахнул рукой в сторону крашеного дома. — В тайнике. Как бы. Только тот тайничок всем известный… — Потянулся за бутылем. — Я хотел удавиться, чтобы красиво. Когда изучил… правду жизни. А потом думаю: шалишь, Пердович, теперь-то имеешь право пожить в согласии с самим собой… Имеешь? Ну и живи… Вот и живу…

— Пердович, в смысле Петрович, — зарапортовался я. — Нужна эта книжуля. На пять минут.

— А какие проблемы?

— Как какие?

— Вытащить на солнышко портянку, пожалуйста. — Поднялся, сел, снова поднялся, качнулся. — Сейчас-сейчас, Александр, атмосферный столб давит… на темечко…

Признаюсь, мне показалось, что я нахожусь в филиале дома печали имени красного профессора Кащенко. В детстве я увлекался криминальным чтивом. Помню, все герои были умны, кристально честны перед буквой закона, не пили, не курили, женщин любили исключительно в галошах… С таких героев хотелось брать пример. Но, слава Богу, жизнь — стихия и выплескивается из русла импотентных худизмышлений. Куда интереснее в дурдоме, чем в стерильной камере смертников, это правда.

— Значит, так, Александр, даю диспозицию, — проговорил гражданин Вселенной. — Я иду в обход… Огородом… А ты отвлекай этих… мещан…

— Каким образом? — задал я глупый вопрос.

— Саныч, прояви смекалку, — ответил Фаддей Петрович. — Будь весел и находчив… Действуй! — и вытолкнул меня из теплицы.

Я побрел по тропинке, краем глаза наблюдая за передвижениями в лопухах своего подельника, который вскоре исчез за огромной, как цистерна, бочкой с краской. Черт-те что! Никакой героизации чекистского труда.

Однако делать нечего — надо проявлять смекалку и находчивость. У меня было две идеи. И обе в духе происходящих событий. Первая — стащить портки и побегать за романтической девушкой Ирэн по всему поселку. Вторая побегать, но в штанах за восторженной Лилией Аркадьевной, в девичестве Стеблинской. (Жаль, что со мной не было словесника Резо, он бы тут же убрал первые две буковки из этой фамилии и очень бы этому радовался, как шалун.) Обе идеи были сами по себе хороши, однако волочиться за дамами по пыльным проселочным дорогам? И потом, у них же есть кавалер!

Ах, да! Я совсем забыл про него, хозяина жизни из Тамбовской губернии. Кажется, ему надо помочь покрасить забор?

Дальнейшие события развивались, как в Клубе веселых и находчивых, есть такая передача на TV для деревянных по пояс. И ниже.

Этот красноперый, то есть военнослужащий внутренних войск, приблудился из соседней части, охраняющей коровник с химическими средствами поражения всего живого в радиусе десяти тысячь миль. Лейтенант Доценко помог «девочкам» с удобрениями для теплицы; своим трудолюбием и хозяйской хваткой он завоевал сердца дачных дам. К обоюдному удовольствию, между молодыми вспыхнула, как керосинка, симпатия и даже любовь. И вот результат этих чувств-с — слямзенная из в/ч цинковая зелень гуляет по всем доскам приусадебного участка.

Я полюбовался старательной работой шпанюка.[246]

— Как служба, лейтенант Доценко?

— А что?.. — вздрогнул маляр. — А вы кто?..

— А я майор Пронин, — гаркнул я. — Из спецподразделения по борьбе с расхитителями социалистической собственности. Что ж это, лейтенант, бочку с краской, а?.. Оторвали от боевых товарищей. Нехорошо. Мы давно за вами…

— Так это, товарищ майор… Бочку списали. По сроку хранения.

— Ничего не знаю. — Майор Пронин был суров. — Нужно собрать краску, лейтенант, взад…

— Как это?..

— Соскоблить… все…

— Что-о-о?

— И с дома тоже, — рявкнул я. — Скоблите, лейтенант, скоблите…

— Это же невозможно… — плаксиво заныл воришка в галифе.

— А подрывать обороноспособность отчизны возможно? Или желаете по этапу в дисбат?.. — Впрочем, майор не был солдафоном. И имел крепкое, как портупея, но доброе сердце. — Можете пригласить на помощь женщин…

— Ну, я не знаю… — растерялся.

— Что за разговоры в строю?!

Разумеется, я несколько сгущаю краски… м-да, как лейтенант Доценко зелень цинковую на заборе. Но за общий смысл ручаюсь. Платить надо за все. Даже за бочку с говном.

На страдающий вопль мужа и зятя «девочки» сбежались мигом, как на петушиное кукареканье. Что и требовалось. И пока они втроем решали проблему, как и чем скоблить, мы с Фаддеем Петровичем решали свою проблему, пролистывая амбарную книгу. Пропахшую невозможными запахами духов, помады и пудры. Этакий альбом вечной любви. Записи были нанесены аккуратным девичьим почерком, с завитушечками. Было несколько параметров — время, место, имя-фамилия-прозвище, способ и… оценка по пятибалльной системе. Сексуальных качеств партнера. Я бы расхохотался над всей этой надушенной, фантастической, феерической бухгалтерией, пролистываемой моими руками, да слишком был занят…

Что и говорить, жизнь наша иногда преподносит такие причудливые взбрыки, такие выверты нечеловеческого ума, такие физиологические пассажи, что остается только разводить руками. Да почесывать затылок.

И я нашел! Сидя в лопухах и под бочкой ворованной краски. Нашел. После записи: «Латын. (Доспехов-Рыцарь), разнообразно — 37 раз, 5+!», бежала другая запись: «Кузьма (КГБ-инспектор), сзади — 1 раз, в уазике — 1 раз, под баобабом — 1 раз, 3-».

Я во всю эту галиматью не поверил. Бы. Но как можно не верить собственным неодарвинским буркалам? И тому, что находилось в моих руках. Какая удача, что в плесневелых мозгах молоденькой и, должно быть, хорошенькой Лилечки зародилась столь неодолимая страсть к учету. И это верно, как говорил великий Ленин: социализм — это учет! И вот результат бессонных ночей и высокой производительности лохматушки… Я захлопнул главбуховский фолиант и передал его главному смотрителю. Фаддей Петрович сморщился, будто тяпнул серной кислоты.

— Надеюсь, нашли, что искали?