Майкл Муркок - Финальная программа

• Название: Финальная программа
• Автор: Майкл Муркок
• Жанр: Научная Фантастика

---

Майкл Муркок Финальная программа

ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ДАТА

В Камбодже, стране, расположенной между Вьетнамом и Таиландом на географической карте и между «n» и нулем на временной диаграмме, есть волшебный город Ангкор, где некогда проживала великая нация кхмеров. В девятнадцатом столетии французский исследователь открыл эту страну в джунглях, и впоследствии она была воскрешена археологами Франции. У потомков кхмеров, ведших простой образ жизни, существовали две гипотезы относительно города: одна говорила о том, что он был построен расой гигантов, вторая — что город возник сам при сотворении мира. В посвященной Ангкору статье в «Санди тайме» (10.1.65) Морис Виджин писал:

«Было ли у жителей Ангкора то будущее, которого они хотели? Едва ли. И все же, казалось, они были способны к адаптации, прагматически переходя от индуизма к буддизму, строя надолго («самые впечатляющие руины в мире»). Но великие короли кхмеров — пыль».

Выстроенный не просто надолго, но на века, стоит ангкорский «Хилтон», возвышаясь над огромными статуями и зиккуратами города. Учитывая простой образ жизни потомков великих кхмеров, он является главным доказательством второй гипотезы.

На крыше ангкорского «Хилтона» расположилась стеклянная не то оранжерея, не то обсерватория, не лишенная схожести со старинным Хрустальным дворцом. Похожая на оранжерею конструкция — частная собственность одного из традиционных клиентов гостиницы. Внутри нее — кровать, запирающийся на ключ металлический шкафчик, большой астрономический телескоп и военно-морской хронометр, изготовленный еще в восемнадцатом столетии. Великолепный хронометр, выполненный из стали и латуни, вполне вероятно, является одним из изделий, которые в тысяча семьсот шестидесятом году собственноручно сконструировал Джон Гаррисон-первый, которому суждено было создать действительно точный военно-морской хронометр. Часы стоят на шкафчике, а под ними, свисая с ручки, красуется календарь. Так выглядит существование старого хронометра в году тысяча девятьсот шестьдесят…

Хозяина этих вещей, Джерри Корнелиуса, в тот момент в обсерватории не было. Он бродил по травянистым тропинкам, которые извивались среди серых и бурых статуй, иногда убегая в сень густых ветвей больших деревьев, с которых таращились на него судачившие между собой обезьяны. На Корнелиусе была одежда, мало подходившая к месту и климату, и даже на Западе его вещи выглядели бы слегка устаревшими: например, эластичные ботинки на высоких каблуках не просто совсем не соответствовали моде; они не соответствовали ей вот уже несколько лет.

Корнелиус шел на свидание.

Вырезанные из древних каменных глыб, безоблачные лица Будд и три лика Ишвара смотрели с террас и из арок; огромные статуи и барельефы сошлись, может быть, в самом большом хаосе богов и дьяволов, когда-либо собиравшихся в одном месте. Ниже изображения до экстравагантности ожиревшего Вишну-Разрушителя- одного из трех ипостасей Ишвара- стоял крошечный транзистор; приемник принадлежал Корнелиусу. Он разносил по лесу звуки «Сюиты Цута», исполняемой «Биг Ролл Бэндом» Цута Мани.

Около радиоприемника в золотых и зеленых лучах послеобеденного солнца лениво восседал мужчина, уже привыкший к постоянно жужжащим москитам и несущим чушь гиббонам, перепрыгивающим с одной полувосстановленной террасы на другую. Прошел мимо буддийский священник, гладко выбритый и благоухающий шафраном; среди массивных статуй забытых героев играла группа коричневых малышей. Было приятное послеобеденное время, с легким бризом, несшим свежесть в джунгли. Самое подходящее время для праздной беседы, подумал Корнелиус, усаживаясь рядом с мужчиной и обмениваясь с ним рукопожатием.

Сидя в упавшей каменной ладони некоего малозначимого индийского божества, они продолжили разговор с того места, на котором остановились прежде.

Джерри Корнелиус был молодой человек с длинными и тонкими черными волосами, струившимися ниже плеч. На нем было черное двубортное полуформенное пальто и темно-зеленые брюки; высокий воротник белой рубашки охватывал черный шерстяной галстук. Этого худого молодого человека выделяли крупные темные глаза и большие руки с длинными пальцами.

Второй мужчина был низенький толстый индиец глуповатого вида, постоянно улыбавшийся без какой-либо видимой связи с тем, о чем он говорил, одетый в рубашку с короткими рукавами и хлопчатобумажные брюки.

Джеремия Корнелиус во многих отношениях был европейцем; индиец — брамин-физик с определенной репутацией — профессор Хира. Встретились они сегодня утром в городе и пали жертвой любви с первого взгляда.

Брамин-физик прихлопнул москитов, усевшихся ему на руки.

— Гностики понимают космологию во многих отношениях весьма схоже с индуизмом и буддизмом. Интерпретации, конечно, отличаются, но цифры очень близки.

— Какие цифры конкретно? — вежливо осведомился Джерри.

— Ну, например — махаюга. И индусы, и гностики указывают четыре миллиарда триста двадцать миллионов лет. Как-никак, а это интересное совпадение, а?

— А как насчет кальпы? Я думал, это ваше название временного цикла.

— Ах, нет, это — день да ночь Брахмы, восемь миллиардов шестьсот сорок миллионов лет.

— Так мало? — без малейшей тени иронии произнес Джерри.

— Махаюга делится на четыре юги, или периода. Нынешний цикл близится к концу. Этот период — последний из четырех.

— А что это за периоды?

— О, дайте подумать… Сатьяюга, Золотой Век; это относилось к первым четырем десятым цикла. Потом была Третаюга, второй Век, занявший восемьсот шестьдесят четыре тысячи лет. Третий Век — Двапараюга (вы улавливаете отголоски обычного языка древних?) длился лишь две десятых полного цикла. Я думаю, это правильно, как вам кажется? Как сильно мы в эти дни полагаемся на наши вычислительные машины! Калиюга — естественно, настоящий период. Начался он, как помнится, в полночь с семнадцатого на восемнадцатое февраля три тысячи сто второго года до нашей эры.

— А что такое Калиюга?

— Черный Век, мистер Корнелиус. Ха! Ха!

— И как долго он предположительно продлится?

— Всего лишь одну десятую Махаюги.

— Так у нас, значит, полно времени? — О, да.

— А потом, в конце манвантара, цикл повторится? Полностью вся история снова!

— Некоторые так считают; другие думают, что циклы слегка различаются. В основном здесь просматривается продолжение наших представлений относительно перевоплощения. Странная вещь: современная физика начинает подтверждать эти данные — в понятиях полного преобразования галактики и прочего. Я вынужден признать, что чем больше я читаю трудов, издаваемых в наши дни, тем большее сомнение меня охватывает по поводу выбора между тем, что я думал как индуист, и тем, что я познал как физик. Требуется самодисциплина, чтобы разделить эти понятия в моей голове.

— А почему вы думаете над этим, профессор?

— Старина, моя карьера в Университете пострадает, если я позволю мистицизму проникнуть в логику.

В голосе брамина чувствовался легкий налет язвительности, и Джерри не мог не улыбнуться.

— И все же космологические теории смешиваются и впитывают одна другую, — сказал он. — В Европе есть люди, которые считают доисторическую цивилизацию столь же прогрессивной или даже более перспективной, чем наша собственная. Это сплетается с нашим первым веком, не так ли?

— Некоторые из моих друзей тоже задавались этой задачей. Возможно, это и естественно, но невероятно. Изысканные параболы, мистер Корнелиус, и ничего более. Отнюдь не мифические отражения большой науки, я думаю. Может быть, приукрашенные отзвуки большой философии.

— Приятное преувеличение.

— Эта мысль вполне в вашем характере. Может, и не следовало бы мне так говорить, но иной раз в моей голове вдруг возникает вопрос: почему во всех мистических космологиях, даже в некоторых из современных так называемых паранаучных направлениях, наш собственный период всегда определяется как век хаоса и раздора. Вот объяснение того, почему логическая сторона моего мышления мучается в сомнениях относительно того, в силу каких причин люди обращаются к мистицизму. Прошлое всегда лучше.

— Детство — счастливейший период жизни, за исключением того времени, когда вы сами — дитя, — подсказал Джерри.

— Понимаю вас; это верно.

— В отличие от прекрасных метафор, произведенных на свет вашими философами, которые — кто знает? — может быть, и не были верны?

— Вы увлекаете меня слишком далеко; однако вы изучали Веды? Создается впечатление, что люди Запада больше изучают санскрит, чем мы; а мы — мы читаем Эйнштейна.

— Мы — тоже.

— У вас там больше времени для всяких занятий, старина. Вы ведь находитесь в конце вашего манвантара, да? А мы начали новый век.