Рут Бенедикт - Хризантема и меч

• Название: Хризантема и меч
• Автор: Рут Бенедикт
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: Культурология
• Год: 2004
• ISBN: 5-8243-0490-4

Р.Бенедикт (1887-1948) - американский культурантрополог, виднейший представитель этнопсихологического направления в американской антропологии. В годы войны занялась изучением японской национальной психологии. На основе собранных материалов написала знаменитую книгу "Хризантема и меч" (1946). В ней с культурно-релятивистских позиций японская культура рассматривается как иерархическая по своей сути, что предполагает точное знание каждым членом общества своего места в нем и своей роли. Автор типологизирует японскую культуру стыда, противопоставляя ее западной, прежде всего американской, культуре вины с этическим акцентом на божественных заповедях. Эта работа стала классической в культурной антропологии и зарубежном японоведении.

---

их.[258]

Таковы типичные опасности, которым подвергаются японцы, когда их беспокойство об отвержении и осуждении другими слишком велики. Когда на них не оказывается чрезмерного давления, они способны как наслаждаться жизнью, так и заботиться о том, чтобы не задевать чувства других, к чему их приучили в процессе воспитания. Это большое достижение. Раннее детство наделяет их уверенностью в себе. Оно не пробуждает в них обременительного чувства вины. Позднейшие ограничения накладываются во имя солидарности с собратьями, а принимаемые обязанности являются взаимными. Традицией предписаны некоторые «свободные сферы», в которых импульсивные порывы все-таки могут находить удовлетворение независимо от того, насколько другие люди препятствуют в отдельных случаях осуществлению желаний. Японцы всегда славились тем, что могут получать удовольствие от самых невинных вещей: от созерцания цветущей вишни, луны, хризантем или первого выпавшего снега; от «пения» насекомых, которых специально содержат дома ради этого; от сочинения небольших стихотворений, разведения сада, искусства аранжировки цветов и чайной церемонии. Это не вяжется с образом глубоко закомплексованного и агрессивного народа. Японцы получают эти удовольствия без оттенка печали. Японские крестьяне в те более счастливые времена, когда страна еще не ввязалась в выполнение своей гибельной миссии, могли быть на досуге столь же бодрыми и жизнерадостными, а в часы работы столь же прилежными, как и все люди.

Однако японцы очень требовательны к себе. Во избежание остракизма и злословия в свой адрес они вынуждены отказываться от многих личных удовольствий, вкус которых им известен. В важных жизненных делах они должны держать эти импульсы под замком. Те немногие японцы, кто нарушает эту модель поведения, рискуют потерять все, вплоть до уважения к самим себе. Те же, кто обладает чувством собственного достоинства (дзитё), прокладывают свой курс не между «добром» и «злом», а между «предсказуемым человеком» и «непредсказуемым человеком», и топят свои индивидуальные потребности в коллективном «ожидании». Это добрые люди, которые «знают стыд (хадзи)» и бесконечно осмотрительны. Это люди, которые приносят честь своей семье, своей деревне и своей стране. Возникающие при этом психологические напряжения огромны и находят свое выражение в том высоком уровне стремления к достижению, который и сделал Японию лидером на Востоке и великой державой в мире. Однако эти напряженности ложатся тяжелым бременем на индивид. Люди должны тщательно следить за тем, чтобы не допустить какой-нибудь промашки или чтобы не дать никому повода для невысокой оценки их поведения, потребовавшего от них такого самоотречения. Иногда они взрываются, и тогда их агрессивность проявляется в самой крайней форме. Это происходит не в тех случаях, когда кто-то покушается на их принципы или свободу, как это имеет место у американцев, а в ответ на оскорбление или клевету. Тогда их опасное «Я» низвергается либо на клеветника, если это возможно, либо, в противном случае, на них самих. Японцы дорого заплатили за свой образ жизни. Они отказали себе в элементарных свободах, которые американцы считают столь же несомненными, как воздух, которым они дышат. Ныне, когда японцы после поражения в войне переходят к дэмокураси, мы не должны забывать, насколько опьяняющим может оказаться для них простое и невинное поведение в соответствии с собственными желаниями. Нигде эта мысль не выражена так ярко, как у госпожи Сугимото в описании сада «сажайте-как-вам-угодно», который был представлен ей в миссионерской школе в Токио, куда она была послана изучать английский язык. Учителя разрешали каждой девочке брать невозделанный участок земли и давали ей любые семена, какие она попросит. Этот сад «сажайте-как-вам-угодно» подарил мне совершенно новое чувство личной свободы… Уже то, что такое счастье может найти приют в человеческом сердце, было для меня удивительным… Я была свободна действовать, не нарушая при этом традиции, не бросая тень на честь семьи, не шокируя родителей, учителей и горожан, не причиняя вреда ничему в мире».[259] Все другие девушки сажали цветы. Она же решила посадить картофель. «Никто не знает, какое чувство безрассудной свободы подарил мне этот абсурдный поступок… Дух свободы постучал в мою дверь». Это был новый мир. «Возле моего дома был участок сада, который предполагалось оставить диким… Но кто-то постоянно приводил в порядок сосны или аккуратно подрезал живую изгородь, а Дзия каждое утро убирала камни с дорожек и, прибравшись под соснами, старательно разбрасывала свежую сосновую хвою, собранную в лесу. Эта имитация дикой природы была для нее имитацией той свободы воли, которой она училась. Это свойственно всем японцам. В японских садах каждый крупный камень, наполовину погруженный в землю или ручей, был когда-то заботливо отобран, привезен сюда и положен на скрытую платформу из мелких камешков. Его расположение по отношению к ручью, дому, кустам и деревьям было тщательно рассчитано. Точно так же и хризантемы, выращиваемые в горшках, специально готовят к ежегодным праздникам цветов, устраиваемым по всей Японии: цветовод приводит каждый лепесток в отдельности в надлежащее положение, и тот часто поддерживается в этом положении тонкой и невидимой проволочной рамкой, вставленной прямо в живой цветок.

Госпожа Сугимото, когда ей позволили обойтись без проволочной рамки, испытала чувство радостного и невинного волнения. Хризантема, выращенная в маленьком цветочном горшочке, покорно подчинявшая свои лепестки его малюсеньким размерам, открыла настоящую радость быть естественной. Но сегодня свобода быть «непредсказуемым», подвергать сомнению санкции хадзи (стыда) может разрушить хрупкое равновесие в образе жизни японцев. В условиях новой свободы они должны будут усвоить новые санкции. И это изменение дорого будет им стоить. Нелегко выработать новые представления и принять новые добродетели. Западный мир не может рассчитывать на то, что японцы быстро примут и по-настоящему усвоят их, но и не должен думать, что японцы неспособны когда-нибудь создать более свободную и менее ригористичную этику. Нисэй, живущие в Соединенных Штатах японцы, уже утратили и дух, и букву японского кодекса поведения, и ничто их крепко не связывает с условностями страны, из которой приехали их предки. Также и в Японии в современную эпоху японцы способны создать образ жизни, свободный от старых требований индивидуальных ограничений. Хризантема может быть прекрасна без проволочных каркасов и сильного подрезания.

В условиях перехода к большей психической свободе некоторые традиционные добродетели помогают японцам соблюдать равновесие. Одна из них — ответственность за себя, которую они формулируют как ответственность за «ржавчину на своем теле»; в этом выражении тело уподобляется мечу. Как владелец меча отвечает за его ослепительный блеск, так и каждый человек должен нести ответственность за последствия своих поступков. Он должен признавать и принимать все естественные последствия его слабости, отсутствия у него настойчивости или его бездействия. В Японии ответственность за себя понимается гораздо более строго, чем в свободной Америке. В этом японском чувстве меч становится не символом агрессии, а мерой идеального, отвечающего за свои поступки человека. В процессе перехода к уважению индивидуальной свободы нет более эффективно уравновешивающего механизма, нежели эта ценность, и японские система воспитания и философия поведения рассматривали ее как неотъемлемую часть Японского Духа. Сегодня японцы решили «отложить меч в сторону» в западном смысле этого выражения. В японском же значении его, они с прежней энергией оберегают свой внутренний меч от ржавчины, которая всегда ему угрожает. С точки зрения их символики добродетели, меч представляет собой тот символ, который они могут сохранить в более свободном и спокойном мире.

XIII Япония после капитуляции

У американцев есть все основания гордиться своей ролью в управлении Японией после окончания войны. Принципы политики США были изложены в правительственной директиве, переданной по радио 29 августа, и искусно претворены в жизнь генералом Макартуром.[260] Истинные основания для гордости трудно увидеть сквозь славословия и критику в американской прессе и на радио. Мало кто достаточно хорошо знаком с японской культурой, чтобы самостоятельно судить о том, насколько уместной была такая политика.

После капитуляции Японии центральным стал вопрос о характере оккупации. Должны ли победители использовать существующее правительство, даже императора, или же нужно их ликвидировать? Надо ли во главе каждого города и района ставить американских офицеров? В Италии и в Германии на местах создавались штабы оккупационных властей в составе боевых подразделений, и полномочия для решения вопросов местного управления были сосредоточены в руках союзнической администрации. И после капитуляции Японии многие хотели установить здесь аналогичный порядок. Японцы сами тоже не знали, какую долю ответственности за их внутренние дела оставят за ними. Потсдамская декларация[261] указывала только, что «пункты на японской территории, которые будут указаны союзниками, будут оккупированы для того, чтобы обеспечить достижение основных целей», и что должны быть навсегда устранены «власть и влияние тех, кто обманул и ввел в заблуждение народ Японии, заставив его идти по пути всемирных завоеваний».[262]