Аноним - Как Сима возвратился с Марса

• Название: Как Сима возвратился с Марса
• Автор: Аноним
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 1934

---

Аноним Как Сима возвратился с Марса

Все знают, что я, Симочка, не умею лгать.

Так меня, Симочку, воспитала мать.

Ко мне, Симочке, относятся все любовно. Мне, Самочке, верят беспрекословно. Надеюсь, что и на этот раз дышать будет правдою мой рассказ.

Случилось со мной… Ой-ой-ой!.. У дяди был старый кот, а у кота заболел живот. (Кот вообще напоминал калеку). И вот послал меня дядя в аптеку. Иду это я мимо какого то знания, вдруг слышу странное завывание.

Невольно открыл калитку и вижу — алюминиевая площадка, а в самом центре с хвостом кометы какие то странные стоят предметы. А рядом, под крышей большого ангара, в чушуйчатой броне гигант-сигара. В сигаре отверстие, глубокий люк и странная дверь — точно острый утюг.

Нос у меня вы знаете, довольно длинный, точь в точь, как аппарат минный. Ну, и естественно я не мог удержаться, чтобы носом в прибор не забраться. А там я и сам весь в сигару влез и за утюгообразною дверью исчез. Вдруг слышу:

— Сюда не разрешается входить без спроса даже с таким длинным носом. Вылезай немедленно, пока не бит.

А у сторожа такой был свирепый вид, что от страху я задрожал, упал и какую то кнопку нажал.

…А у сторожа такой был свирепый вид…

Только нажал, как захлопнулась дверь и аппарат зарычал точно зверь. Загремели пружины, заохало и заахало и вдруг как из пушки трахнуло. Трахнуло, как из пушки, и дыбом поднялся мой чуб на макушке. Мой клетчатый кепи свалился при этом и все озарилось пурпурным светом. Я лег на живот и пополз к окошку, напоминая походкою дикую кошку.

Гляжу, а подо мной уже нет ничего. Земля осталась где-то в неизмеримейшей глубине, где-то в пропасти на самом дне. Даже не было облаков. Не было ничего, кроме фиолетово-синего света…

Так быстро унесла меня от земли ракета.

Я летел, глаза вытаращив от изумления, в неизвестнейшем направлении…

А где то, теперь уже почти в другом мире, где зеленью покрыты горы, где нивы, колхозы, заводы, реки, дядя ждал моего возвращения из аптеки. Ждал, поглаживал по спине кота Барса, поглаживал, приговаривая:

— Потерпи, потерпи, милый Барс…

А я… Я вместо аптеки летел на Марс.

Сколько летел, как летел — теперь не припомню, забыл.

Одно лишь помню, как аппарат мой ужасно выл. И басом, и дискантом он гудел над ухом, а я все лежал и лежал вниз брюхом.

Можете себе представить — я даже толчка не слыхал. Вылез и улыбаюсь себе.

— Нахал! Никто меня на Марс не звал, а я тут как тут.

Подумал:

— А что, яблоки тут растут?

Смотрю — вокруг песочек, камешки и пуговица от штанов лежит. У пуговицы самый смиренный вид: кругленькая, посредине пупырочка и самая обыкновенная дырочка.

Схватил я ее и думаю: «Значит, Марс обитаем. Вот это так трюк!» А эта пуговица, оказывается, от моих же брюк. Думала ли тетя, когда ее пришивала чтобы она (не тетя, а пуговица) на Марс попала?

Ну, и прожил я на Марсе до конца второй пятилетки. Ходил там несменно в клетчатой своей кепке, питался там как умел, но не хныкал и не ревел.

…Схватил я ее и думаю: «Значит, Марс обитаем!..»

Жилось мне, надо сказать, не ахти как прекрасно, но я время на тратил напрасно и изучал тщательно свой аппарат, чтобы вернуться скорей назад. Через несколько лет своего я добился и на заре возле дядиных окон спустился. Ужасно перепугал тетку, еще больше испугал кота Барса, но так или иначе, вернулся с Марса. Думал — буду всех поражать рассказами о небывалом полете но… придется вам рассказать о тете.

Тетя меня поразила больше чем Марс, куда я так странно попал. В 1937 году я ее не узнал. Она так изменилась, так изменилась!

Лицом все та же, а характером, взглядами — та да не та.

Ходит в красной косынке (делегатка вроде) и работает на заводе. На производсовещаниях всегда бывает и техникой овладевает и постоянно напоминает дяде, что она в ударной бригаде. Раньше она на заводе никогда не бывала, только на картинке его видала. А теперь всей душей с заводом сроднилась и там окончательно изменилась.

Бывало, всегда ворчала:

«Думай о себе сначала, а общественные дела потом».

А теперь все пошло кувырком.

В выходной день сидела тетушка у окна, ждала, когда на электрической печке молоко вскипит. Вдруг как тетушка закричит! Закричала да из комнаты да во двор, да на улицу заспешила и на всю улицу завопила:

— Стой! Стой! Стой!

Оказываема ее соседка-вдова везла общественные дрова, а с воза одно маленькое поленце упало. Тут тетушку и разобрало. — Ведь это общественное! — кричала она, — трудовое! Да что же это такое! Разве можно так к общественному имуществу относиться?

И велела тетка вдове немедленно остановиться, стать на колено и подобрать полено. А когда тетка обратно в комнату свою вбежала, молоко давно вспенилось и убежало.

— Ну, что ж, — сказала тетка, — молоко жалко тоже, но общественное добро мне в сто раз дороже.

… Велела тетка вдове стать на колено и подобрать полено…

Да. Пока я на Марсе гостил, изменилось и в школе не мало. Подошел я к Алешке Зубало.

— Об'ясни, — говорю я ему сердито, — почему в школе ни одного окна не разбито? Почему не залита чернилами географическая карта? Почему не изрезана ни одна парта?

— Как? — Алешка даже не понял вопрос и с удивлением уставился на мой нос. — Да ты что, Сима, с ума спятил, что, ли? Да как же это можно имущество портить в школе?

— Очень просто, — ответил я. Взял нож и полосуй им парточку смело. Подумаешь, какое сложное дело,

— Как? Как? — Алешка еще больше вытаращил свои очи и вдруг рассмеялся, что было мочи. А когда успокоился, сказал мне серьезно:

— Такой случай даже, представить себе курьезно. Взять нож и ножом парту изрезать лихо? Но для этого надо быть форменным психом!

— Постой, — остановил я внезапно Алешку, — а ну-ка, подыми ножку.

— Зачем?

— Уж очень у тебя сапоги хороши! — воскликнул я от души. — Откуда такие? По особому заказу, иль из торгсина?

— Эх ты дубина! — Алешка развел руками — Да у нас каждый с этакими сапогами. Кожи у нас теперь много и качество выделки превосходно, и обуви сколько угодно. У нас к концу второй пятилетки изделья бракованные очень редки. Пока по Марсу персона твоя слонялась, у нас качество во всем поднялось. Машины, вагоны, иголки и крыши — все качеством стало значительно выше. Ты вот с Марса недавно свалился, а присмотрелся бы — убедился. Кстати пекут ли на Марсе пирожное и есть ли там лед, чтоб крутить мороженое?

Я подумал и ответил хмуро:

— Алешка, ты дура. На Марсе не только пирожных нет, там ни разу не ел я котлет! Ни разу не встретил я там коровы, ни разу не встретил я там барана и нигде не видал ресторана. Лопай там среди всего года то, что дает природа. А на природу я был там в большой обиде, она все дает в сыром только виде. А примуса я с собой не брал и все в сыром виде жрал. Не только что и испечь пирог, даже чаю сварить не мог. Вообще, Марс еще очень неблагоустроенная, планета, ничего там хорошего нету. Ни кино, ни библиотеки, доже нет ни одной аптеки,

— А люди? — спросил Алешка.

— Людей немножко. Всего один — и тот был я. По социальному положению был я там ни рабочий, ни крестьянин, а просто Симочка-марсианин. Там не требуют ни паспорта, ни анкет. Там даже милиции нет. Почта была: я сам себе письма писал и сам себе доставлял. Часто я делал себе подарок — доставлял письма себе без марок… Ну, а что у вас еще нового в СССР?

— О! — воскликнул Алешка. — У нас небывалые достижения. У нас невиданные победы и на земле, и в воздухе, и в воде. Словом — везде. А главное — у нас люди по новому воспитались, от многого старого отказались.

Стал я присматриваться, слова Алешкины проверять, новых людей искать.

Пошел я на фабрику, где Алешкины сапоги шили. Встречается мне рабочий Шилин.

Шилин приветливо меня встретил, но я ничего нового в нем не заметил. Разве только что постарел он на несколько лет и чуть на висках стал сед.

— Ну, — думаю, — наврал Алешка, Шилин изменился совсем немножко. А вот фабрика действительно неузнаваема стала — всюду новыми машинами она блистала.

Я невольно разинул рот и воскликнул: «Да здравствует 1937 год! Да ведь это не фабрика, наконец, а какой-то технический сверхдворец!»

А тут, смотрю, Шилин к новому станку подходит и быстро в движение его приводит. И начал Шилин вырезывать заготовки. Смотрю — у Шилина много сноровки… А главное — возле машины прямо переродился Шилин. Он весь был — внимание, весь — забота. Он с такою любовью следил за работой, и движения Шилина были так ловки, что из-под машины вылетали первоклассные заготовки.

Я сказал было: