А. Аллилуева - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: А. Аллилуева
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1946

---

Запевалу Кузьму спрятали наверху, у слухового оконца, чтобы его голос звенел из неизвестного далека.

Да, хоть и пел перед царем Кузьма, но, когда прознали о нем правду, выгнали из полка.

А было это так.

Забритый в солдаты, широкоплечий и ладный Кузьма попал в конно-гренадерский полк, стоявший в Петергофе. Голос Кузьмы снискал ему славу. Красавца-запевалу баловали в полку. Ему покровительствовал сам командир, великий князь Дмитрий Константинович.

И вдруг все оборвалось. Кузьма уже был на бессрочной службе, когда в руки к великому князю попала переписка Кузьмы с братом Мироном. Красавец-запевала, которого слушал сам царь, оказался бунтовщиком!

— Убрать в двадцать четыре часа, — приказал великий князь. Только нежелание «выносить сор из избы» остановило князя. «Выгнать, но паспорта не портить», — закончил он.

И Кузьме с семьей — у него уже был сын тогда — пришлось бросить обжитый угол в Петергофе и податься в неизвестность.

Закочевал Кузьма. Был лесником, был школьным сторожем, здесь же в Колобовском доме, в Сергиевском училище. И все время оставался ловким, смелым подпольщиком.

— Дядя Кузьма, расскажите, как вы в полене литературу прятали!

Долго валялось выдолбленное гнилое полено в незапиравшейся каморке на лестничной площадке, где складывали дрова для школы.

— А я, чуть малейшая опасность, — тут как тут, к своему поленцу… Суну в него все листки, брошюрки, опасные бумаги — и спокоен.

Несколько раз приходили с обыском в школу. Там арестовали учителя, близкого к революционным кружкам. Все перевернули, а про полено никому и в голову не пришло. Письмо хранится в Центральном архиве.

Однажды в комнату школьного сторожа зашел худощавый невысокий молодой человек в картузе, из-под которого непокорно выбивались русые волнистые пряди. Бородка делала молодого человека старше. Он пытливо и остро взглянул на Кузьму.

— Вы будете Савченко, Кузьма Демьянович? — и передал письмо.

Брат Мирон направлял к Кузьме товарища, которого с Кавказа выслали в Ревель. Товарищу надо недолго пробыть в Питере, надо его устроить получше, то есть по возможности безопасно.

— Так я познакомился с Михаилом Ивановичем Калининым, — вспоминал Кузьма Демьянович. — Прожил он в моей комнатке две недели. Подолгу беседовали мы. Иногда заговоримся — ночь просидим. Многое разъяснилось мне тогда по-новому.

В 1904 году Кузьма Демьянович воевал с японцами. И об этом он увлекательно рассказывает. Бил японцев дядя Кузьма, ему за это георгиевский крест дали.

А сейчас, после японской войны, служит вахтером в кавалергардских казармах.

И там Кузьма — любимый запевала.

Опять в «ямке» льется песня. У нас навертываются слезы на глаза.

Ямщик лихой — лихая тройка,
И колокольчик под дугой.
И дождь и грязь, но кони бойко
Телегу мчат. В телеге той
Сидит с осанкою победной
Жандарм с усищами в аршин,
А рядом с ним какой-то бледный
Лет в девятнадцать господин.
…Какое ты свершил деянье?..

Хорошо поет дядя Кузьма!

— Вы могли бы стать артистом, дядя Кузьма! Кузьма Демьянович только улыбается. Мог бы, но не стал. А вот в Колобовском доме, в верхней квартире, жила горничная. Она распевала дуэты с Кузьмой. Она-то стала артисткой.

Эта горничная была знаменитая впоследствии певица Вяльцева.

Как занимательные сказки, слушали мы истории шестерых Савченко. Своя судьба, своя дорога вела каждого к одной цели.

К пустому дому вернулся с солдатчины Конон. Надорвавшись на барщине, умерла его жена, за ней старуха-мать. И, взяв сироту-сынишку, ушел Конон из родной деревни. Пошел по хозяевам. Когда сыну минуло десять лет, Конон решил учить мальчика. Пошел к хозяину просить, чтобы помог отправить сына в Смоленск определить в гимназию. Хозяин раскричался:

— Чего захотел! Кто ты есть, чтобы твой сын был образованным!

Конон не снес оскорбления. Уложил свой сундучок, взял сына и попросил расчет.

— Алеша мой будет образованным, — это он решил крепко.

Приехал в Питер, через земляка определился дворником. Кочевал от одного купца к другому, пока не обосновался наконец в «ямке». Алеша уже учился в четвертом классе реального училища. Учился очень хорошо. После реального поступил в университет, на математический факультет.

Мы всегда заставали Алешу за книгами и были убеждены: Алеша знает все!..

Он все умел объяснить и на все понятно ответить.

Глава двадцать третья

Кончилась наша третья зима в Петербурге.

Опять наступало лето, чахлое, пропыленное лето большого города. Мы вспоминали Тифлис, где наш Дидубе сейчас цвел миндалем и абрикосами. Как теперь это далеко! Невозможно поехать туда, и страшно оставаться в каменном плену Петербурга. Неожиданно мальчики принесли радостное известие.

— Кузьма Демьянович уезжает лесничить в Тамбовскую губернию. Берет нас с собой…

Кузьма Демьянович болел, и ему надо было оставить туманную, сырую столицу, — болезнь грозила туберкулезом. Он подрядился стеречь казенные леса под Козловом, в Тамбовской губернии.

Мы уезжали в предвкушении свободы, простора, леса. Все лето прожили мы в домике лесника вместе с семьей Кузьмы Демьяновича, как настоящие лесные люди — так мы себя называли. Мальчики охотились, и, хотя на всех была только одна двухстволка, не раз на стол подавалась дичь, добытая нашими охотниками.

Не каждое лето удавалось покинуть Петербург. В 1910 году мы оставались в городе. Летние месяцы прожили на 8-й линии Васильевского острова, в квартире при Васильеостровском пункте кабельной сети, которым заведовал Кржижановский.

Уезжая в Москву, Глеб Максимилианович оставил отца замещать его на пункте, и мы заняли просторную квартиру Кржижановского. Там в это лето посетил нас один из замечательных русских революционеров и строителей большевистской партии Иосиф Федорович Дубровинский, трагически погибший в 1913 году в ссылке в Туруханском крае.

Он приехал в этот год из-за границы по поручению партии. Адресом Кржижановского Иосифа Федоровича снабдили товарищи-эмигранты. Поэтому с питерского вокзала Дубровинский направился на Васильевский остров. Узнав, что Глеба Максимилиановича замещает Аллилуев, Иосиф Федорович спокойно прошел в наши комнаты. С отцом они были старыми знакомыми, хотя в лицо никогда не видели друг друга. Дубровинский напомнил отцу, где началось их знакомство. Это и мы помнили.

В 1905 году в Москве Дубровинский и отец были соседями по тюремным камерам.

Перед высылкой отцу обещали дать свидание с семьей, и мама со всеми нами пришла на тюремный двор. Мы ждали. Прошел час, два, три, — к отцу не пускали.

— Не пришел начальник, — говорили тюремщики, — не имеем права пускать.

Прождав до вечера, мама решила уйти. Отец увидел нас из окна и, поняв, что свидания не будет, решил чем-нибудь выразить протест и в отчаянии табуретом выбил стекла в окне. Часовой выстрелил. Отцу угрожали карцером. На ночь, хотя была зима, его оставили в камере с выбитыми стеклами. Арестованные, вспоминал Дубровинский, шумно требовали, чтобы отца передели в другое помещение.

Наутро к отцу с допросом приехал прокурор. Он пытался вызвать допрашиваемого на откровенность.

— Я все это слышал, — вспоминал Дубровинский, — в стене моей камеры была печная вьюшка, из которой, надеясь на возможность бегства, я потихоньку выламывал кирпичи.

Во время допроса отец услышал, как через вьюшку ему крикнули: «Остерегайтесь этого волка в овечьей шкуре!»

В Петербург Дубровинский приехал нелегально. Надо было устроить ему безопасный приют. Отец направил Иосифа Федоровича на Охту, к товарищу Галкину — одному из работников электростанции. Иосифу Федоровичу удалось проскользнуть на Охту незамеченным.

Через два дня, выглянув в окно, мы с Федей заметили внизу подозрительную фигуру. Шпик! Мы давно научились их узнавать. Отец недоумевал: кто мог навести шпика? Охранник пришел по следам Дубровинского. Но напрасно продолжала гулять у нашего дома эта фигура. Дубровинский жил у Галкина и, предупрежденный о наблюдении, был осторожен. Ему вскоре удалось выехать в Москву. Как было условлено, оттуда он должен был вскоре вернуться обратно. Отец ждал его, но известий от Иосифа Федоровича не было. А потом мы узнали, что в Москве Дубровинского выследили — его задержали на Николаевском вокзале, когда он собирался сесть в поезд, чтобы ехать в Питер. Его арестовали и выслали в Туруханский край. Там через два года Иосиф Федорович погиб. Он утонул в Енисее.

Глава двадцать четвертая

В один из первых сентябрьских дней 1911 года в передней продребезжал звонок.

— Открой, Нюра! — крикнула из соседней комнаты мама.

Я пробежала мимо монтерской, где у телефона разговаривал дежурный, и открыла входную дверь.