Колин Уилсон - Паразиты разума

• Название: Паразиты разума
• Автор: Колин Уилсон
• Жанр: Научная Фантастика

---

— Почему?

— Думаю, тебе лучше почитать их самому, они стоят этого. Он сам объяснит всё лучше, чем я. Но главное вот что: я не верю, что он был сумасшедшим. Это не было самоубийством — в какой-то степени это можно даже назвать убийством.

Говоря всё это, я гадал, не примет ли он всё-таки меня за безумца, и старался выглядеть как можно спокойнее и рассудительнее. Но, к моему облегчению, он обошёлся без излишних домыслов. Он только сказал:

— Ладно, но если ты не возражаешь, мы всё же выпьем. Мне это необходимо.

Поэтому мы заказали бутылочку "Нюи Сен Жорж", и я помог ему распить её. Затем рассказал ему кратко, как мог, теорию Вейсмана о Паразитах разума. Я начал с напоминания о своем переживании на стене Каратепе и нашем последующем разговоре. Ещё до того, как я закончил, моё уважение и расположение к Райху удвоились. С его стороны было бы вполне оправдано, если бы он поддакивал мне в течение всего моего рассказа, но, лишь только скрывшись из моего виду, сразу же послал бы за смирительной рубашкой — потому как мой краткий отчёт, должно быть, звучал довольно безумно. Однако он понял, что я прочитал в бумагах Вейсмана нечто, убедившее меня, и захотел убедиться в этом и сам.

Помню то чувство нереальности, охватившее меня, когда после ужина мы поднимались наверх. Если я был прав, то только что произошедший разговор был одним из важнейших в истории человечества. И всё-таки мы были двумя обыкновенными человеческими созданиями, возвращавшимися в мою тихую комнату, и по пути нас остановили толстые, преуспевающе выглядящие мужчины, которые хотели познакомить нас со своими жёнами. Всё казалось слишком нормальным и обычным. Я посмотрел на громаду Вольфганга Райха, легко поднимавшегося впереди меня, и спросил себя, действительно ли он верит в научно-фантастическую историю, рассказанную мною. Я знал, что здравость моего рассудка в значительной степени зависела от того, поверит ли он мне.

В моей комнате мы выпили апельсинового сока. Теперь Райх понимал, почему я хотел сохранить наши головы ясными, и не стал даже курить. Я протянул ему папку "Исторических размышлений" и показал отрывок, приведённый мною выше, затем вместе с Райхом снова перечитал его. Прочитав, он поднялся и принялся молча расхаживать по комнате. Наконец я сказал:

— Ты понимаешь, что если всё это не бредовый сон, то я подвергаю твою жизнь опасности, рассказывая об этом?

— Это меня не беспокоит. Она была в опасности и прежде. Но я хотел бы знать, на сколько реальна эта угроза. У меня не было твоего опыта общения с этими Вампирами, поэтому мне трудно судить.

— Мне тоже, я знаю также мало, как и ты. Остальные папки Вейсмана полны рассуждений об их природе, но ничего определённого. Нам придётся начать почти с самого начала. — Несколько мгновений он пытливо смотрел на меня:

— Ты ведь действительно веришь в это?

— Я хотел бы, чтобы это не было правдой.

Всё казалось каким-то абсурдным, мы разговаривали, словно два персонажа из романа Райдера Хаггарда[92], и тем не менее это была реальность. Мы бесцельно разговаривали около получаса, когда Райх сказал:

— В любом случае мы должны немедленно сделать одну вещь: мы должны всё это записать на магнитофон и сдать плёнку на хранение в банк сегодня же вечером. Если с нами ночью что-нибудь случится, она останется как предупреждение. К тому же, будет меньше шансов, что нас обоих примут за сумасшедших, чем если бы ты был один.

Он был прав. Мы достали мой магнитофон, и записали на него отрывки из заметок Вейсмана. Райх произнес заключительные слова: он сказал, что неуверен, бред ли всё это или нет, но выглядит достаточно правдоподобно, чтобы сделать это предостережение. Мы так и не узнали, почему умер Вейсман, но у нас есть его дневник с записью за день до самоубийства, которая кажется написанной в здравом уме.

Закончив запись, мы запечатали ленту в пластмассовую коробку и спустились вниз положить её в ночной сейф банка ЕУК. Потом я позвонил домой управляющему банка и сказал ему, что мы положили в его сейф плёнку с важной информацией, попросив хранить её там, пока она не потребуется. Здесь мы не встретили никаких трудностей: управляющий посчитал, что информация относится к раскопкам и ЕУК, и пообещал позаботиться о ней лично.

Я сказал Райху, что, на мой взгляд, нам обоим сейчас необходим крепкий сон, и рассказал о своей идее, что Паразиты имеют меньшую власть над полностью здравым умом. Мы решили держать открытой видеофонную линию между нами всю ночь — на случай, если потребуется помощь, и расстались. Без колебаний я принял большую дозу успокаивающего — хотя едва ли было десять часов — и отправился спать. Лишь только моя голова коснулась подушки, я заставил себя заснуть, отказавшись от любых размышлений, и это мне сразу же удалось. Мои мысли были упорядочены и спокойны, так что мне было легко остановить сонные блуждания мозга.

В девять утра меня разбудил Райх. Он вздохнул с облегчением, увидев, что со мной всё в порядке. Десятью минутами позже мы встретились за завтраком.

Именно тогда, сидя в залитом солнцем зале и попивая холодный апельсиновый сок, мы впервые плодотворно поразмыслили над Паразитами. Мы чувствовали себя свежими и отдохнувшими, и снова записали весь разговор на магнитофон. Прежде всего мы обсудили, как долго сможем хранить нашу осведомлённость в тайне от Паразитов, и сошлись на том, что узнать этого мы никак не можем. Впрочем, Вейсман был в безопасности шесть месяцев, и это показывало, что опасность не возникала немедленно. Более того: Паразиты знали, что Вейсману было известно об их существовании, они ведь мешали его попыткам обратиться к этой проблеме, так что он был меченым с самого начала. С другой стороны, я не чувствовал чуждого присутствия за день до того, как прочёл "Исторические размышления", и в последствии я справился с начинающейся тревогой и паникой. Я чувствовал себя исключительно здоровым — как душевно, так и физически. Я принимал вызов. Моя бабушка как-то сказала мне, что в первые дни Второй Мировой войны все казались более счастливыми и полными сил, чем когда-либо прежде, и теперь я понимал, почему.

Итак, было вполне вероятно, что Паразиты ещё не догадывались, что тайна Вейсмана перестала быть таковой, и ничего удивительного в этом не было. Мы не знали их числа — если к ним вообще применимо понятие количества, — но, если им было затруднительно контролировать пять миллиардов человек — нынешнее население мира, — то опасность была не столь велика.

— Предположим, — сказал Райх, — что теория Юнга верна, и что человеческая раса действительно имеет один огромный "разум", бескрайний океан "подсознания". Также мы полагаем, что эти создания населяют глубины этого океана и избегают появляться слишком близко у его поверхности из страха быть обнаруженными. В таком случае, они могут не догадываться о нашей осведомлённости годами, при условии, что мы не выдадим себя, как Вейсман, потревожив их.

Это ставило ещё одну проблему. Предыдущим вечером мы оба пришли к мысли, что лучшим способом узнать больше о Паразитах будут эксперименты с наркотиками, которые дадут нам возможность исследовать себя изнутри. Теперь мы поняли, что это будет опасно. Существуют ли тогда другие способы познать свой разум — без употребления наркотиков?

К счастью для нас, Вейсман подробно рассмотрел эту проблему в своих "Размышлениях", мы обнаружили это днём, страница за страницей изучая его работу. Столь необходимым нам методом оказалась феноменология Гуссерля. Гуссерль писал о составлении карты "структуры сознания" (или, как мы предпочитали говорить, "географии сознания") единственно средствами сознательных размышлений. Задумавшись над этим, мы увидели в этом здравый смысл. Если вы собираетесь составлять карту неизвестного континента — предположим, джунглей Венеры, — вы не станете тратить время впустую, продираясь среди деревьев, а в основном будете полагаться на приборы и вертолёт. Более важно то, что вам придется стать специалистом по распознаванию лежащего под вами — например, как узнать болото по его цвету и так далее. Ну а там, где дело касается географии человеческого разума, главная проблема заключается вовсе не в погружении в царства подсознания, а в умении приспосабливать слова к тому, что именно мы знаем о нём. С картой я могу пройти от Парижа до Калькутты, без неё же могу оказаться в Одессе. И если бы у нас была подобная "карта" разума человека, то мы смогли бы исследовать всю территорию, лежащую между смертью и мистическими видениями, кататонией и гениальностью.

Давайте я объясню это по-другому. Ум человека подобен огромному электронному мозгу, способного на самые потрясающие вещи. Но, к несчастью, человек не знает, как управлять им. Каждое утро, проснувшись, он подходит к панели управления этого мозга и вновь начинает дёргать за ручки и нажимать на кнопки. Абсурд: имея в своём распоряжении такую гигантскую машину, человек лишь знает, как заставить её делать простейшие вещи, заниматься самыми банальными будничными вопросами. Правда, есть некоторые люди — которых мы называем гениями, — способные заставить её делать гораздо более потрясающие вещи: писать симфонии и поэмы, открывать математические законы. И есть ещё несколько человек, вероятно, наиболее значительных из всех, которые используют эту машину для исследований её же собственных способностей — то есть, они используют её с целью узнать, что они могут сделать с её помощью. Эти люди знают, что этот мозг способен сочинить симфонию "Юпитер", "Фауста", "Критику чистого разума"[93] и многомерную геометрию. В некотором смысле, все эти работы были выполнены случайно, или, по меньшей мере, инстинктивно. Да, множество великих научных открытий делаются случайно, и после их совершения главная задача учёного состоит прежде всего в том, чтобы изучить скрытые законы, управляющие ими. Этот электронный мозг есть величайшая из всех загадок, и знание его секрета превратит человека в Бога. Как можно лучше всего использовать сознание, кроме как не исследуя его же собственные законы? В этом и заключается смысл слова "феноменология", возможно, единственно важного слова в словаре человечества.