Дион Форчун - Лунная магия

• Название: Лунная магия
• Автор: Дион Форчун
• Жанр: Ужасы и Мистика

Это рассказ о знаменитом враче, обладателе всех мировых почетных званий и титулов — и одновременно — смертельно несчастном человеке. Единственная отдушина — сны, повторяющиеся и удивительно живые. И вот — реальная встреча с женщиной-мечтой из снов, оказавшейся Вечной Жрицей Изиды. Далее — обучение Высшей Магии, совместные астральные путешествия, роль жреца в храме Изиды, преображение, любовь…

---

Потом я заметила, как за парой окон в верхнем этаже, которая осветилась одной из последних, что-то перемещается по комнате с равномерностью маятника. Я терялась в догадках, что это за мануфактура могла действовать в такой поздний час, когда ритм движений неожиданно прервался, в освещенном окне показался мужской силуэт, и я догадалась, что это просто человек, меривший шагами комнату, теперь облокотился о подоконник и смотрит на реку. В том, что это мужчина, я не сомневалась, поскольку ни одна женщина так по комнате не ходит. И я подумала, не тот ли это мой рыжеволосый буйный знакомый, который едва не угодил мне под колеса. Дом его должен был находиться примерно в этом месте, а это непрестанное хождение было вполне в его стиле.

Я мысленно вернулась к этому человеку, каким его увидела. Его внешний облик отчетливо врезался мне в память, что довольно часто бывает в подобных ситуациях, ибо жизнь его действительно висела на волоске, и только кошачья, несмотря на плотно сбитую фигуру, ловкость уберегла его от несчастного случая. Не чего удивляться, что он накинулся на меня с такой яростью — ведь я здорово его напугала.

Это был мужчина средних лет с бледным лицом кабинетного работника. Рыжие волосы над бульдожьим лицом были слегка тронуты сединой и поредели на висках. Лицо его покрывали глубокие морщины, а между бровями залегли две глубокие складки — признак сильного нервного напряжения. От крыльев носа к уголкам рта опускались две глубокие борозды — примета раздражительности. Однако его глубоко посаженные глаза, широко раскрытые от неожиданности под густыми бровями, были добрыми и ясными, как у ребенка, да и вообще он не был похож на озлобленного типа. Скорее он произвел на меня впечатление человека издерганного и ожесточенного, но никак не озлобленного, хотя вряд ли это делало его более приятным в общении. Его одежда была хорошего качества, но поношена и неряшлива, и хотя он не расставался с коричневым кожаным портфелем человека свободной профессии, ни его двубортный мешковатый костюм, ни шляпа с обвисшими полями никак не указывали на род его занятий. Впрочем, когда он ее приподнял, под нею показался лоб высокий и широкий, как тулья цилиндра, а рука, которой он ухватился за дверцу моей машины, чтобы устоять на ногах, была очень красива и ухожена, хотя сам он был коренаст и широкоплеч. Была в ее мускулистости чувственная мягкость, присущая рукам великих пианистов, которые, вопреки всеобщему мнению, никогда не бывают изящными и с длинными пальцами. Его разъяренное бульдожье лицо с великолепным лбом кого-то мне смутно напоминало, и я бы не удивилась, узнав, что где-то его уже видела и, возможно, снова увижу на страницах газет. Ибо человек с такой головой и руками просто не может быть ничтожеством и вполне может оказаться известной особой, несмотря на неряшливую одежду и убогое обиталище.

Я сидела в теплых вечерних сумерках, наблюдая за тем, как он мечется из угла в угол, и уже не сомневалась, что этот неугомонный человек и прохожий, едва не угодивший мне под колеса, — суть одно и то же лицо. И тогда я задумалась, какие житейские бури так избороздили морщинами его лицо и превратили его в мятущегося в клетке тигра. Женщине, которая, подобно мне, так хорошо узнала мужчин, догадаться было нетрудно — у этого человека были проблемы с сексом, и очень серьезные. Неухоженная одежда, две комнатки в верхнем этаже явной меблирашки, где он давно уже стал постоянным жильцом, жесткая линия плотно сжатого рта — все говорило об этом. И внезапно я увидела в нем человека, не по своей вине живущего с женой врозь и не желающего идти на сделки с совестью. Что он не страдал от бедности, видно было по его доброкачественной, хотя и неряшливой одежде. К тому же была в нем этакая уверенность в себе, какой не встретишь у неудачников. Что эта ситуация сложилась не по его вине, я увидела по его плотно сжатому рту и твердому взгляду — это был человек с сильнейшим чувством долга. Возможно даже, что свой долг он перевыполнил с лихвой. Женщины — странные существа и далеко не всегда ценят мужчину за его добродетели. И все же я решила, что мужчина с такими руками не может быть глух к проявлениям чувств. Наоборот, он должен быть в высшей степени чувствительным. Прибавьте к этому живость, на которую указывали его быстрые порывистые движения и притягательная сила, явно заключенная в этом крепком, мощном теле, — и вот вам объяснение изрезанного морщинами лица и несчастных глаз.

И это вернуло меня к моей собственной проблеме. Не личной, ибо личных проблем у меня не бывает, но к проблеме, которую представляла собой моя работа. Я должна была, используя собственный жизненный опыт, найти решение именно таких головоломок, воплощением которых был этот человек. Глубоко порядочный, в этом я была уверена, но сломленный житейскими обстоятельствами и разочарованный жизнью во всех ее естественных и благородных проявлениях, именно в силу своей порядочности. Что можно сказать такому человеку? Велеть ему стать бесчестным? Вряд ли это разрешило бы его проблемы. К тому же он почти наверняка занимает такое положение в обществе, что никогда на это не отважится. Проблема трагическая, одна из тех, разумного решения которых не в силах предложить даже религия, проповедующая любовь, если только не считать разумным решением благие пожелания заняться самосовершенствованием.

Однако могла ли я, язычница, предложить более разумное и полезное решение? Ибо этому человеку выпало жить в христианской стране и столкнуться с гневом разъяренной толпы, прояви он малейшее инакомыслие. Кажется, еще мистер Гладстон сказал в 1884 году, что нет ничего более ужасного, чем человек, преследуемый стадом обезумевших баранов. А уж кому это лучше знать, как не ему, — ведь сам он был великим апостолом евангелического благочестия среднего класса.

И вот, наши многострадальные современные Улиссы вынуждены прокладывать себе путь между Сциллой воздержания и Харибдой распущенности. Известный авторитет в этой области прочитал однажды целую лекцию о пределах распущенности. Лично я придерживаюсь мнения, что стоит раз вступить в эту игру, и о каких-либо пределах не может быть и речи. Точно так же, по-видимому, нет пределов и воздержанности, если уж человек ступил на эту стезю. Что до меня, то я всегда считала, что истинный секрет жизни заключается в точном знании, где и на чем остановиться, независимо от того, отклоняетесь вы влево или вправо.

Но даже если допустить, что я явлюсь ему как жрица матери-природы и открою, что вполне возможно черпать блага жизни полной чашей, — какова будет ответная реакция? Разве я не погублю все еще в зародыше? Как мудры были Те, Кто направил меня сюда, говоря: «Не проповедуй Закон, но будь сама его примером».

В сумерках налетел прохладный ветерок, и сидеть на причальной тумбе стало как-то неуютно. Рано или поздно мне все равно надо будет осваиваться с новым обиталищем, и чем раньше я начну, тем скорее закончу. Да и продолжать наблюдение за человеком на том берегу тоже не имело смысла. Он все еще метался из угла в угол, словно тигр в клетке, и, похоже, собрался так провести всю ночь. Полная Луна уже поднялась над крышами, к счастью, так как на верфи не было фонарей, а прогнившие доски были не лучшим местом для моих легких туфель.

Я медленно зашагала вдоль улочки. Несмотря на теплый вечер, все окна были целомудренно зашторены. За одним из окон кто-то старательно разучивал на фисгармонии мелодию духовного гимна. Я думала о том, какая жизнь течет за этими фикусами и геранями, и скрываются ли за ними человеческие существа, не желающие мириться с обстоятельствами и стремящиеся к той жизни, в которой им было отказано. Между интеллигенцией страны и ее заурядными обывателями всегда существует дистанция в целое поколение, и еще одно — между крупными центрами и провинцией, и еще одно — между провинцией и глухими задворками. Так что в одной и той же стране и в одно и то же время разница между социальными условиями может составлять добрую сотню лет. И вполне возможно, что большинство тех, кто живет за этими плотно зашторенными окнами, довольны собой и благодарят Бога за то, что не о них пишут досужие воскресные газеты. Но не исключено и то, что из двадцати с лишком домов даже на этой короткой улочке был по крайней мере один, чьи шторы скрывали маленький ад.

Обернувшись, чтобы закрыть за собой тяжелую дверь, я бросила взгляд вдоль улицы и дальше, за реку, и мне показалось, что даже сквозь густеющий над рекой туман я вижу, как в одном из освещенных окон верхнего этажа по-прежнему мелькает беспокойная тень. Затем я заперла тяжелые засовы и вошла в большой зал.

Остановившись и придерживая обеими руками створки дверей, я заглянула внутрь. В высоком незашторенном восточном окне стояла полная Луна. Витражи в верхнем окне тускло поблескивали, горя внутренним огнем черного опала; сквозь прозрачные стекла ряда окон, заполнявших теперь нижние арки, лунный свет беспрепятственно проникал внутрь, отбрасывая резкие тени свинцовых переплетов на горы подушек, разбросанных на широких подоконниках. Светлый персидский ковер лежал на темном натертом полу, а в центре стоял инкрустированный столик в мавританском стиле, некотором находилась широкая плоская стеклянная ваза с плававшими в ней водяными лилиями. Лунный свет падал прямо на нее, и в изгибе стекла сфокусировалась его яркая точка. Совершенно бесцветные лилии лежали на серебристой поверхности воды, но под ними мерцали странные блики золотого огня. Я стояла, глядя через весь зал на полную мягкого мерцания вазу. Приподнятая на несколько ступеней алтаря, она была на уровне моих глаз. И глазам моим стало казаться, что над водной поверхностью, подобно дымке в неподвижном воздухе, начал подниматься легкий туман, и в этом тумане был Свет. Так я узнала, что все в порядке, ибо сюда снизошла сила; Изида поселилась в храме, который я приготовила для Нее, и, говоря языком посвященных, я установила связь.