Мишель Зевако - Коррида

• Название: Коррида
• Автор: Мишель Зевако
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1994
• ISBN: 5-85585-114-1

Принцесса Фауста задумала погубить ненавистного ей Пардальяна руками испанских инквизиторов. Чтобы свести шевалье с ума – ибо убить его, как понимала Фауста, ей не под силу, – она договаривается с великим инквизитором Эспинозой, и нашего героя под усиленной охраной приводят в страшную тюрьму в монастыре Святого Павла.

Отвратительные пытки и жестокие мучения, которым подвергают множество несчастных на глазах у ошеломленного Пардальяна, должны, как надеются Фауста и Эспиноза, лишить смелого француза рассудка.

Однако Пардальяну удается не только выдержать эти испытания, но и вырваться на свободу. Помирив доброго и храброго карлика Чико с его возлюбленной, шевалье со спокойной душой возвращается во Францию.

Фауста же намерена отыскать их с Пардальяном маленького сына…

---

Как известно, карлик особо поклонялся детской ножке своей маленькой хозяйки. Он любил садиться перед нею на корточки, превращая себя в живую скамеечку; Хуанита ставила на него свои маленькие ножки, и, пока она щебетала, он внимательно слушал ее и тихонько, едва касаясь, гладил туфельки, затаив в душе страх – а вдруг ей будет неприятно; подчас он так забывался, что набожно припадал к ним губами, делая вид, что это произошло совершенно случайно.

Впрочем, маленькая трактирщица охотно позволяла ему проделывать все это. Иногда с помощью какого-нибудь невинного плутовства она даже заставляла карлика преодолевать его природную робость и сама склоняла его к этой игре, в которой участвовала с искренним, хотя и скрываемым удовольствием: при всем своем внешнем безразличии девушка очень ценила это необычное поклонение.

Дело в том, что, сама того не зная и не желая, именно Хуана приучила Чико к такому виду поклонения, – быть может, несколько странного на чей-то взгляд, – и именно Хуана поддерживала и культивировала его, пока оно не превратилось в нечто привычное и необходимое им обоим.

И действительно, она обладала всеми прирожденными качествами кокетки. Но она не была бы чистокровной андалузкой, если бы не кокетничала и не гордилась своими ножками, и вправду очень маленькими и очень красивыми.

Итак, у Хуаны была слабость, и она заставила Чико разделить с ней эту слабость. С тех пор она лишь радовалась, когда видела, что в своем поклонении он идет дальше нее самой.

Читатель, наверное, улыбнулся.

В наш прозаический век, век безудержной конкуренции и напряженной деятельности, культ женщины и всего, что составляет ее красоту, отчасти утерян. Сегодня крайне мало осталось тех, кто способен как истинный знаток оценить женские прелести и для кого вид красивой ножки в изящной туфельке есть настоящее пиршество для глаз.

В те времена люди не знали, что такое пароходы и аэропланы, но у них было время смаковать, подобно гурманам, все прекрасное – в любых его проявлениях.

Заметьте, читатель: мы не критикуем. Мы констатируем факт, вот и все.

А ведь в Испании совсем еще недавно можно было видеть, как галантный кавалер широким жестом бросал на землю посреди улицы свой плащ перед избранницей своего сердца, а та, легкая и кокетливая, улыбающаяся и грациозная, изогнув стан, приподнимала ножку так, что становилась видна тонкая лодыжка, и вставала этой обольстительной ножкой на импровизированный ковер. После чего кавалер брал плащ и гордо закутывался в него, с достоинством выставляя на всеобщее обозрение четко отпечатавшийся след, к которому он предварительно страстно прильнул губами.

Как бы то ни было, слово «слабость» уже произнесено, и какое бы название – порок или страсть – ни присваивать этому особому виду кокетства, но малышка Хуана владела его искусством в совершенстве и заставила Чико разделить эту ее страсть, а тот усвоил урок настолько хорошо, что оказался еще более пылким и более восторженным, чем она сама, – а это, согласитесь, что-нибудь да значит!

Увидев, что все ее мелкие хитрости ничего не дали, Хуана прибегла к самому крайнему средству, имея все основания полагать, что оно, как и всегда, подействует безотказно. Она как бы ненароком принялась выставлять напоказ свои крохотные ножки, обутые в очаровательные атласные туфельки; при этом, разумеется, можно было полюбоваться и видом изящных щиколоток, и даже вышитыми шелковыми чулками, какие носили тогда только знатные дамы. Таким способом девушка пыталась привлечь к себе внимание строптивца. А поскольку он, кажется, ничего не замечал, она решила потихоньку оттолкнуть скамеечку, на которую обычно ставила ноги.

Проклятая табуретка была весьма большой и тяжелой, из массивного дуба. И все-таки ей удалось отпихнуть ее так далеко, что получилось следующее: она, совсем маленькая, сидит в необъятном кресле, а ножки ее болтаются в воздухе, не имея точки опоры. Она надеялась, что карлик непременно поторопится вернуть скамеечку на место.

При любых других обстоятельствах Чико не замедлил бы воспользоваться подобной удачей. Однако голова у него была занята более серьезными вещами, и героическим усилием воли он вновь сумел противостоять искушению.

Увы! Вот и на этот раз Хуана потерпела сокрушительное поражение. Что ж, если Чико так решительно сопротивлялся всем ее уловкам, то малышке пришлось прибегнуть к прямому вызову. Голосом, в который она попыталась вложить как можно больше твердости и безразличия, тоном, который, как она полагала, был способен задеть карлика за живое, она сказала:

– Неужто ты до такой степени рассеян или же я так мало значу для тебя, что ты не видишь: мне неудобно сидеть, потому что некуда поставить ноги?

Это должно было означать: «Глупец! Чего ты ждешь, почему не занимаешь место отброшенной мною скамеечки?» И словно прежнего унижения было мало, за ним последовало новое, высшее оскорбление: не воспользовавшись ее откровенным приглашением, Чико ограничился тем, что вернул под ноги Хуаны деревянную скамеечку, с неимоверными трудами отодвинутую ею.

Затем, по-видимому, желая подчеркнуть свое твердое намерение остаться недосягаемым для любого искушения и сохранить ледяную холодность, Чико взгромоздился на табурет, стоявший довольно далеко от девушки.

Сия последняя обида была уже и вовсе непереносима, и Хуана даже собралась впасть в один из тех приступов бешенства, что подчас овладевали ею, когда карлик противоречил ей или же когда девушке никак не удавалось заставить его понять и выполнить то, чего ей хотелось, а попросить открыто она не осмеливалась. Она решила поколотить карлика, расцарапать ему лицо и в конце концов прогнать прочь – надо же было наказать его за эту наглую холодность!

Но по здравом размышлении малышка поняла, что в том состоянии духа, в каком Чико сейчас находился, он был способен, в свою очередь, впервые в жизни рассердиться на нее. И дело было вовсе не в том, что Хуана его боялась, а в том, что она непременно желала узнать принесенные им важные новости; значит, грубить Чико сейчас не следовало.

Короче говоря, любопытство, оказавшееся сильнее досады, посоветовало ей придерживаться спокойной и достойной линии поведения и не подавать виду, будто ее задевают эти оскорбления (хотя, как мы понимаем, все, что карлик только что проделал, очень обидело и ранило ее).

Эти мысли пронеслись в голове Хуаны как раз тогда, когда Чико, обычно столь немногословный, принялся без умолку восхищаться шевалье де Пардальяном, своим лучшим другом, – ради него-то он и забыл, по-видимому, ту, которая до сих пор была для него единственной во всем свете.

Однако речь все же шла о спасении Пардальяна, и поэтому Хуана не знала, следовало ли ей по-прежнему возмущаться поведением карлика или же, напротив, восхищаться его преданностью шевалье. Она не знала, надо ли ей похвалить его или же осыпать градом упреков и бранью.

В самом деле, несмотря на кажущееся спокойствие, с каким она встретила известие об аресте Пардальяна, будь Чико менее озабочен судьбой своего друга, он бы заметил ее внезапную бледность и слишком уж ярко заблестевшие глаза.

Значило ли это, что она любит Пардальяна? Может быть, в самой глубине ее души еще сохранилось нежное чувство к нему? Этого мы не знаем. Но совершенно ясно одно: после загадочной беседы, которая состоялась у нее с шевалье, она искренне отказалась от своей романтичной любви.

И точно так же искренне, под влиянием братских советов Пардальяна, она обратила свой взор на Чико, надеясь обрести с ним счастье, – она уже поняла, сколь оно неуловимо и что для нее оно невозможно с другим.

И тем не менее, даже если Хуана и не мечтала более о любви Пардальяна, остаться равнодушной к его судьбе она не могла. Она употребила очень точное слово, сказав Чико, что любит Пардальяна как старшего брата.

Итак, Хуана, как и карлик, готова была сделать все от нее зависящее, а если понадобится – и пожертвовать собственной жизнью, ради спасения шевалье. И вот что замечательно: в своей ненависти против Пардальяна объединились самые могущественные люди Испании, включая и короля; но нашлись лишь два слабых существа, которых взволновала его судьба и которые принялись ломать себе голову над тем, как вызволить доблестного француза из цепко держащих его когтей; и эти два существа – миниатюрный мужчина, карлик, и хрупкая прелестная девочка, привыкшая, чтобы ее ласкали и лелеяли, – готовы были отдать за него свою жизнь. Это было замечательно и трогательно.

К сожалению, несчастье с Пардальяном приключилось как раз тогда, когда Чико и Хуане следовало бы начать разбираться в собственных чувствах друг к другу. В душах обоих царило смятение.

Что касается Чико, то в результате нескольких бесед с Пардальяном та яростная ревность, что когда-то сделала его сообщником Фаусты, бесследно исчезла. Карлик знал, что Хуана навсегда останется для шевалье лишь маленькой девочкой, к которой он питает дружеские чувства. Если v Чико еще и были какие-то сомнения на сей счет, то слова Хуаны о том, что она считает Пардальяна братом, окончательно их развеяли.