Мирча Элиаде - История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства

• Название: История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства
• Автор: Мирча Элиаде
• Издательство: Критерион
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2002

Данный труд является классическим образцом исследования в области истории религии. Религиозные идеи представлены здесь не только в хронологическом порядке, но и объединены единым пониманием многообразия религиозной жизни всех культур и континентов. Элиаде виртуозно владеет методами сравнительной антропологии и демонстрирует общие тенденции в развитии религиозных идей.

Книга посвящена самому драматическому и важному периоду в мировой истории религий. Ее заголовок, естественно, не охватывает экуменической широты того материала, который изложен в книге: древний Китай и эллинистический Египет, европейские варвары (кельты и германцы) и иранский дуализм — в пятнадцати главах этой книги, кажется, уместилось все богатство религиозного развития Старого Света. Вместе с тем заголовок имеет точный смысл, передающий содержательный «стержень» книги: становление мировых религий, религий спасения. Книга дает панорамную картину религий спасения от даосизма до христианского гнозиса.

---

Однако Макхали Госала, несомненно, занимает самое оригинальное место в истории индийской мысли: детерминистская концепция привела его к изучению природных явлений и законов жизни.[170] Адживики отвергали ношеное одежды — обычай, появившийся задолго до Махавиры и Макхали Госалы; кормились подаянием подобно всем странствующим аскетам и придерживались строгих правил питания, нередко изнурительными обетами доводя себя до голодной смерти. Вступлению в общину предшествовал древний ритуал: неофит должен был обязательно получить ожог, взяв в руки раскаленный предмет. Его также закапывали по шею в землю и затем вырывали на голове волос за волосом. До сих пор остаются тайной спиритуальные техники адживиков. У них явно существовали традиции аскезы и собственные методы медитации. Нам известны лишь невнятные ссылки на нирвану адживиков — разновидность высшего Неба других мистических школ.[171]

Глава ХIХ ПОСЛАНИЕ БУДДЫ: ОТ СТРАХА ВЕЧНОГО ВОЗВРАЩЕНИЯ К БЛАЖЕНСТВУ НЕСКАЗАННОГО

§ 155. Человек, пронзенный отравленной стрелой…

Будда никогда не считал свое учение жесткой системой. Он не только отказывался рассуждать о философских вопросах, но хранил молчание и по существенным пунктам своей доктрины, например, об образе жизни святого, ушедшего в нирвану. Это молчание Будды позволило сосуществовать совершенно противоположным толкованиям постулатов его доктрины с начала ее возникновения и породило различные школы и секты. Устные проповеди Благословенного и каноническая литература не дают нам решений всех возникающих вопросов, и трудно надеяться, что исчерпывающие ответы будут найдены и в будущем. Но — раз уж невозможно полностью восстановить "подлинное слово" Будды — вряд ли можно делать вывод и о том, что уже в самых ранних текстах его доктрина была радикально искажена.

С самого начала буддийская община (сангха) была организована по монастырскому уставу (виная), и это гарантировало ее единство. Буддийские монахи разделяли основополагающие идеи учения — перевоплощение, воздаяние за содеянное, практику медитации, ведущей в нирвану, "состояние Будды". Кроме того, еще при жизни Благословенного многие миряне, не отошедшие от светской жизни, сочувствовали его учению. их любовь к Будде и щедрые подношения сангхе давали им «гарантии» посмертной жизни в «райских» местах, а впоследствии — и наиболее благоприятное перевоплощение: этот тип набожности характерен для "народного буддизма". В религиозной жизни Азии он распространился весьма широко и обрел обширную мифологию, систему ритуалов, способствовал развитию литературы и искусства.

Можно считать, что Будда не принимал ни космогонических и философских теорий брахманов и шраманов, с одной стороны, ни различных техник доклассической санкхьи и йоги, с другой. Что касается космологии и антропогонии, о чем он отказывался говорить, то ясно, почему он пришел к убеждению, что мир не был создан ни богом, ни демиургом, ни злым духом (как считали гностики и манихеи; см. § 229 и далее), но существовал всегда, т. е. постоянно сотворялся злыми или добрыми действиями людей. Действительно, по мере накопления невежества и грехов, сокращается не только человеческая жизнь — сама Вселенная тоже приходит в упадок (эта идея характерна для индийского миропонимания, но она проистекает из архаических концепций прогрессирующего упадка в мире, из-за чего он нуждается в периодическом пересотворении).

Будда принимает и развивает аналитические начала санкхьи и практику созерцания йогинов, но полностью отказывается от их философских построений и, в первую очередь, от идеи Себя, (пуруши). Он решительно отказывается от разного рода полемики, что наглядно подтверждается его знаменитым диалогом с Малункьяпуттой. Этот монах сетовал, что Благословенный, мол, не ответил на важные вопросы: вечна Вселенная или не вечна; конечна или бесконечна; идентичны ли душа и тело или это разные вещи; существует ли Татхагата после смерти или не существует; и т. д. Малункьяпутта просит Учителя либо дать определенный ответ, либо признаться: дескать, не знаю. В ответ Будда рассказывает ему такую историю. Человек ранен отравленной стрелой. Друзья и родные ведут его к врачу, а бедняга всю дорогу кричит: "Не дам вынуть стрелу! Скажите прежде, чья эта стрела? Кшатрия или брахмана? […] Велика ли его семья? И сам он — высокий, среднего роста или коренастый? Из какого он города? Или он из деревни? Не прикасайтесь к ране, пока не узнаю, из какого лука выстрелили. […] Какая была тетива? […] Что за оперение на стреле? […] Чем ее заострили?" Раненый умер, так и не узнав всего этого, продолжал Благословенный. То же суждено и тому, кто будет философствовать, а не идти путем святости. Почему Будда отказался от дискуссии? "Потому что не имеет смысла все, что не связано с духовной жизнью, что не помогает отвратиться от мира, отказаться от него, изжить желания, обрести покой и, достигнув все понимания, уйти в нирвану!" Будда говорит Малункьяпутте: я не учу ничему, кроме четырех благородных истин ("Маджхима-никая" I 426).

§ 156. Четыре "благородные истины" и "срединный путь"

Сердцевина учения Будды — четыре "благородные истины". Он поведал их миру в своей первой проповеди пяти верным ученикам в Бенаресе, спустя некоторое время после своего «просветления» (§ 149).

Первая истина касается страдания или скорби (на языке пали: дуккха). Для Будды — как и для большинства индийских мыслителей и верующих после эпохи упанишад — все есть страдание. "Рождение есть страдание, утрата — страдание, болезнь — страдание, смерть — страдание. Быть связанным с тем, что не любишь — страдание. Быть разделенным с тем, что любишь — страдание […] Не иметь того, что желаешь — страдание. Короче говоря, любое соприкосновение с любой из пяти скандх порождает страдание" ("Маджхима-никая" I 141). Уточним, что термин дуккха — его переводят чаще всего как «скорбь», «страдание» — имеет более широкий смысл и включает в себя различные формы добра и даже некоторые духовные состояния, обретенные в результате медитации. Воздавая должное духовному блаженству этих йогических состояний, Будда добавляет, что "они, дуккха, непостоянны и подвержены изменениям" ("Маджхима-никая" I 90). Потому они и дуккха, что мимолетны, преходящи.[172] Ниже мы убедимся в том, что Будда сводит "я" к сочетанию пяти категорий, «агрегатов» (скандх) физических и психических сил и уточняет, что дуккха — все пять категорий.[173]

Вторая "благородная истина" объясняет причину страдания (дуккха) желанием, аппетитом или «жаждой» (танха), которые определяют реинкарнации. «Жажда» постоянно ищет новых наслаждений: чувственных удовольствий, вечной жизни или желания не жить (самоуничтожения). Заметим, что последнее желание осуждается наряду с прочими проявлениями «жажды»: будучи разновидностью «аппетита», желание исчезнуть — а оно может привести к самоубийству — не является избавлением, ибо не прерывает нескончаемую цепь перевоплощений.

Третья "благородная истина" провозглашает: освобождение от страдания (дуккха) — это прекращение, отсутствие желания (танха). Оно подобно нирване: в самом деле, одно из названий нирваны — "прекращение жажды" (танхаккхайя).

И наконец, четвертая «истина» показывает пути к прекращению страданий.

Формулируя "четыре истины", Будда как бы следует правилу индийской медицины: сперва определяется болезнь, потом выясняется ее причина, затем принимается решение о способе устранения причины и, наконец, прописываются адекватные меры избавления от недуга. Врачевание Будды — "четвертая истина" — это лекарство от зла. Этот метод получил название "срединного пути", минующего две крайности: достижение счастья путем чувственных удовольствий и нахождение духовного блаженства в строжайшей аскезе и самоистязании. "Срединный путь" называют также "восьмеричным путем". Он предписывает: 1) правильное постижение, 2) правильное мышление, или правильное намерение, 3) правильную речь, 4) правильное действие, 5) правильную жизнь, 6) правильное усилие, 7) правильное внимание, 8) правильную концентрацию.

Снова и снова Будда обращается к положениям "восьмеричного пути", каждый раз толкуя их на другой манер, в зависимости от слушателей. Эти восемь положений иногда классифицировали по их цели. Один из текстов «Маджхима-никайи» (I 301) определяет буддийское учение как: 1) моральный кодекс (шила), 2) дисциплину ума (самадхи), 3) мудрость (паннья; санскрит: праджня). Высоконравственное поведение на основе любви ко всем и всему включает неукоснительное исполнение трех заповедей (со второй по четвертую) "восьмеричного пути": правильно мыслить, правильно говорить, правильно действовать. Многие тексты разъясняют, что имеется в виду под дисциплиной ума (самадхи).[174] Она предполагает практику трех заключительных правил "восьмеричного пути" (с шестого по восьмое): правильное усилие, внимание, концентрация, и речь здесь идет о выполнении упражнений из комплексов йоги; о них мы обязательно скажем, поскольку они составляют фундамент буддийской мысли. Что касается мудрости (праджня), это результат овладения двумя первыми правилами: правильным постижением и правильным намерением.