Жозе Аленкар - Гуарани

• Название: Гуарани
• Автор: Жозе Аленкар
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1989

Жозе де Аленкар — известный бразильский писатель XIX в. 

Индианистский роман «Гуарани» рассказывает о колонизации Бразилии и любви индейца и португальской девушки.

---

Уже четыре дня индеец не появлялся. Дон Антонио начал было думать, что он ушел совсем и вернулся в родные места, покинутые только ради войны, которую его племя вело с другими индейцами и португальцами.

Племя гойтакасов занимало всю территорию между мысом Сан-Томе и Кабо-Фрио; это был народ воинственный, мужественный и храбрый, который не раз давал белым завоевателям почувствовать силу своего оружия.

Именно гойтакасы разрушили до основания колонию Параибу, основанную Перо де Гойсом; а потом — после шестимесячной осады — колонию Виторию, основанную Васко Фернандесом Коутиньо в Эспирито-Санто.

После этого небольшого исторического отступления вернемся к нашему герою.

Первым чувством Сесилии при виде индейца был испуг: она отошла от окна. Но ее доброе сердце вознегодовало на этот страх; оно говорило ей, что нет оснований бояться человека, который спас ей жизнь. Она подумала, что, выказывая свое отвращение к индейцу, она отвечает черной неблагодарностью на все добро, которое он ей сделал.

И она поборола страх и заставила себя оказать индейцу то внимание, которое он заслужил. Она снова подошла к окну и помахала Пери рукой.

Не помня себя от радости, индеец кинулся к дому.

— Отец, посмотрите, к нам идет Пери! — воскликнула Сесилия, вбегая в кабинет.

— Что же, добро пожаловать, — ответил фидалго.

И вместе с дочерью дон Антонио вышел навстречу индейцу, который уже поднимался по лестнице на площадку,

В руках у Пери была маленькая корзиночка, удивительно искусно сплетенная из белоснежной соломки, вся в тонких кружевных узорах. Оттуда доносился слабый писк и возня крохотных обитателей этого гнездышка.

Индеец встал перед Сесилией на колени; не осмеливаясь поднять глаза, он протянул ей свой подарок. Сняв крышку, девушка от неожиданности вздрогнула, но потом улыбнулась: из корзинки выпорхнул целый рой разноцветных колибри; иные из них сразу же улетели.

Одна птичка прильнула к груди Сесилии, другая стала порхать вокруг ее белокурых волос.

Девушка восхищалась их сверкающим оперением: одни были ярко-красные, другие — синие и зеленые; все отливали золотом и поражали своей красотой.

Глядя па эту ожившую радугу, думалось, что природа творила эти маленькие существа с улыбкою на устах, что их удел — питаться пыльцою и медом и, взлетая, радовать глаз, как цветы на земле и звезды на небе.

Вдоволь налюбовавшись птичками, Сесилия взяла их в руки одну за другой, поцеловала, пригрела у себя на груди и пожалела, что сама она не какой-нибудь яркий и ароматный лесной цветок, — тогда бы она могла их привлечь и они бы все время порхали вокруг нее.

Пери смотрел на девушку — он был счастлив: впервые с тех пор, как он ее спас, ему удалось вызвать на ее губах улыбку радости. Однако, хоть ощущение счастья и жило где-то в глубине его сердца, нетрудно было заметить, что лицо индейца омрачено грустью. Он подошел к дону Антонио де Марису и сказал:

— Пери уходит.

— Ах, ты возвращаешься в родные места? — сказал фидалго.

— Да, Пери возвращается на землю, где покоятся кости Араре.

Дон Антонио щедро одарил индейца за себя и за дочь.

— Узнайте, Отец, почему он уходит от нас, — попросила Сесилия.

Фидалго перевел ее вопрос.

— Пери больше не нужен сеньоре. Пери должен уйти туда, куда пойдут его мать и братья.

— А если на сеньору опять будет падать камень, кто тогда ее защитит? — спросила девушка, улыбаясь и намекая индейцу на его же слова.

Услыхав этот вопрос, который дон Антонио ему перевел, индеец не знал, что ответить. Он снова задумался над тем, что и раньше уже приходило ему в голову, — он боялся, как бы в его отсутствие кто-нибудь не обидел Сесилию.

— Если сеньора прикажет, — сказал он наконец, — Пери останется.

Отец перевел ей этот ответ индейца, и Сесилия рассмеялась. Ее забавляла эта слепая покорность, но она была женщиной, и где-то в глубине ее девичьего сердца таилась толика тщеславия.

И как ей было не гордиться? Этот сын природы — вольный, как птица в небе или как ручей в долине, — признал себя ее рабом. Эта смелая, мужественная натура, явившая чудеса силы и храбрости, эта воля, неукротимая, как поток, свергающийся с вершины горы, побеждена, взята в плен, простерта у ее ног!

Нет такой женщины, которой не было бы лестно чувствовать, что она шутя может заставить сильного человека склоняться перед ней, слушаться одного ее взгляда.

Как это характерно для женщин: признавая, что сами они слабы, они больше всего стремятся слабостью этой властвовать над мужчинами, над теми из них, кто сильнее, выше, значительнее, чем они сами; они любят в мужчинах разум, храбрость, талант или власть только для того, чтобы победить их и подчинить себе.

Иногда, правда, и женщина позволяет мужчине властвовать над собой. Только обычно этой привилегией пользуется лишь тот, кто не вызывает в ней восхищения, не будит тщеславия, не толкает ее на эту борьбу слабости с силой.

Сесилия была неопытной, чистой девушкой, еще не познавшей чар своей красоты; но она была дочерью Евы и не могла быть совершенно чужда тщеславия.

— Сеньора не хочет, чтобы Пери уходил, — величественно сказала она и тряхнула головой в подтверждение своих слов.

Индеец понял ее желание.

— Пери остается.

— Видишь, Сесилия, — смеясь, воскликнул дон Антонио, — он тебя слушается!

Сесилия улыбнулась.

— Моя дочь благодарит тебя за эту жертву, Пери, — продолжал фидалго, — но ни она, ни я не хотим, чтобы ты покидал свое племя.

— Сеньора приказала, — ответил индеец.

— Она только хотела испытать, послушаешься ты ее или нет. Теперь она знает, как ты ей предан; она довольна; она согласна тебя отпустить.

— Нет!

— А как же твои братья, твоя мать, твоя свобода?

— Пери — раб сеньоры.

— Но Пери — воин и вождь.

— У племени гойтакасов сто воинов, таких же сильных, как Пери, тысячи луков и стрелы, что ястребы.

— Значит, ты окончательно решил остаться?

— Да, и раз ты не хочешь приютить Пери у себя, он будет жить под деревом в лесу.

— Ты меня обижаешь, Пери! — воскликнул фидалго. — Дом мой открыт для всех, а для тебя и подавно: ты мне друг, ты спас мою дочь.

— Нет, Пери не обижает тебя. Но он знает, что кожа у него темная, как земля.

— Зато у него золотое сердце.

В то время как дон Антонио уговаривал индейца вернуться к своим, из леса послышалось монотонное пение.

Пери прислушался. Потом он сошел вниз и побежал в направлении, откуда доносился голос, напевавший на заунывный индейский мотив песню на языке гуарани:

«Звезда зажглась. Мы выходим ночью. Ветер подул. Несет нас на крыльях.

Война подняла нас. Мы побеждаем. Война улеглась.

Идем домой.

Война — мужчины воюют. Кровь.

Мир — работают жены. Вино.

Звезда зажглась. Пускаемся в путь. Ветер подул. Уходить пора».

Эту туземную песню пела немолодая индианка. Она стояла, прислонившись к дереву, и сквозь листву его видела все, что происходило на площадке.

Пери подошел к ней, смущенный и печальный.

— Мать! — воскликнул он.

— Пойдем! — сказала индианка, направляясь в лес.

— Нет, я не пойду.

— Мы уходим.

— Пери остается.

Индианка с глубоким удивлением смотрела на сына.

— Твои братья уходят.

Пери ничего не ответил.

— Твоя мать уходит.

Снова молчание.

— Воины ждут тебя!

— Пери остается, мать! — сказал индеец; голос его дрожал.

— Почему?

— Так приказала сеньора.

Несчастная мать поняла, что решение его непреклонно. Она знала, какую власть имело над душой Пери изображение пресвятой девы, которое он видел во время битвы; а ведь он был уверен, что это и есть Сесилия.

Она поняла, что теряет сына, которым гордилась в старости так же, как в молодости гордилась мужем своим Араре. Слезинка скатилась по ее щеке цвета меди.

— Мать, возьми лук Пери, похорони его рядом с прахом его отца и сожги хижину Араре.

— Нет, может быть, Пери вернется — тогда он найдет хижину своего отца и в ней мать, которая его любит. Все будут в печали, пока месяц цветов не возвратит сына Араре в долину, где он родился.

Индеец печально покачал головой.

— Пери не вернется!

Мать его всплеснула руками в отчаянии и страхе.

— Плод, что упал с дерева, не возвращается на прежнее место; лист, что оторвался от ветки, сохнет и гибнет; ветер его уносит. Пери — лист, ты, мать, — дерево. Пери больше не вернется к тебе.

— Белая девушка спасла твою мать. Лучше бы дала ей умереть, только бы не отнимала у нее сына. Мать без сына — это земля без воды: она сжигает и губит все, что вокруг.

Слова эти сопровождались грозным взглядом. Так смотрит тигрица, у которой хотят отнять детенышей.