Макс Поляновский - Дважды Татьяна

• Название: Дважды Татьяна
• Автор: Макс Поляновский
• Издательство: Детская литература
• Жанр: О войне
• Год: 1983

В книге две повести: «Дважды Татьяна», посвященная героической борьбе партизан в годы Великой Отечественной войны, и «Судьба запасного гвардейца», также посвященная годам Отечественной войны, мужеству и героизму советских воинов.

---

Кучеров выслушал Таню без малейшего удивления. Уверенно произнес:

— Строиться надо. Или вот еще огород. Такое дело.

— Не понимаю, — удивленно сказала Таня.

— К бургомистру надо идти. На прием.

— Ну, а предлог-то какой?

— Так ведь я ж сказал: строиться надо. Мол, замуж вы собрались, вот и нужен участок для застройки. Или, если дом не желаете, под огород попросите землицы… А разрешение выдают в управе.

— Вот это здорово! — воскликнула Таня.

Ведь на разрешении должна непременно стоять печать бургомистра. Она-то и требовалась Тане. С этого оттиска сделают другую печать, абсолютно похожую на первую, необходимую партизанам для пропусков.

В городскую управу Таня пошла вместе с Кучеровым. Он, как управляющий домом, где была прописана Таня, должен был подтвердить ее благонадежность, сказать, что ютится она у родственников и лучше бы ей построить домик, тем более что вроде бы и замуж пора.

По дороге Кучеров рассказывал про бургомистра Ивановского. Кое-что Таня слышала о нем и раньше.

Фашисты привезли его откуда-то из-за границы. Седовласый, представительный бургомистр, похоже, любовался самим собой в роли заботливого отца города. Принимая красивые, величественные позы, он охотно беседовал с посетителями, подчеркнуто внимательно их выслушивал. Порой становился многословен — особенно если расхваливал «новый порядок», и в таких случаях особенно тщательно, особенно правильно и четко выговаривал каждую фразу. Будто по книге читал. И в самой этой чеканной правильности произношения угадывалось что-то чужое.

Вот и приемная бургомистра. Настороженный слух Тани в первые же минуты уловил слово «проситель». Да, конечно, не с посетителями, а именно с просителями беседует в своем кабинете новый бургомистр.

Подошла очередь. Впущенных к нему просителей бургомистр встретил стоя, широким жестом указал на стулья:

— Прошу, господа! Устраивайтесь поудобнее, — и сам опустился в свое кресло после всех.

«Популярность зарабатывает», — недоброжелательно подумала Таня. От ее обостренного внимания не ускользнуло и то, что глава города побаивается своих просителей, опасается остаться с ними наедине. В кабинет к нему впускали сразу по несколько человек, и кое-кто из этих людей, право же, сильно смахивал то ли на охранников, то ли на сыщиков.

Таня, войдя в кабинет, выбрала себе удобное место: у самого письменного стола. Сердце ее забилось учащенно — на столе, примерно в метре от нее, лежала штемпельная подушечка, стояла новенькая, с отполированной ручкой, круглая печать.

Та самая! Таня поспешно отвела взгляд от стола, равнодушно огляделась по сторонам.

Кучеров едва заметно хитро подмигнул ей: мол, сейчас заведет лекцию «отец города».

Действительно, Ивановский поднялся с места и обратился к просителям с хорошо вызубренной речью, сопровождая ее плавными, округлыми жестами — в них было что-то заученное, как у актера, который работает без вдохновения.

Похвалив «новый порядок», насаждаемый «великой Германией», бургомистр заверил сидящих в кабинете, что в Минске, под его отеческим управлением, вскоре настанет райское житье.

Бургомистр упивался своей речью. Наконец он закончил и предложил просителям обращаться со своими нуждами.

Немолодая женщина, поминутно заправляя под клетчатый платок крашенные перекисью ржаные космы, начала путанно объяснять господину бургомистру свои права на двухэтажный особняк, отнятый у нее Советской властью, и требовала вернуть его.

Ивановский внимательно слушал, уже приготовился ответить, но тут дверь кабинета неожиданно распахнулась, и стремительно вошел полковник немецкой армии. Недовольно оглядев посетителей, он произнес:

— Господин бургомистр, вы мне нужны…

Ивановский тотчас вскочил, на ходу успел бросить окружающим:

— Прошу обождать меня.

Едва он вышел, в кабинете задвигались стулья, люди громко, перебивая один другого, заговорили. Кто-то говорил, кто-то вслушивался в чужие речи с излишним вниманием…

В шуме не было слышно, как Таня придвинула стул почти вплотную к столу. Она поднялась, сделала вид, будто что-то поправляет у себя за спиной — протянула руку, цепко, всей пятерней зажала круглую печать.

Видели или не видели? Видели или не видели? Но в кабинете по-прежнему стоял ровный гул.

Таня прошлась по кабинету.

— Пить что-то хочется, — бросила она Кучерову и спокойно вышла.

Кучеров, все это время наблюдавший за Таней, сидел ни жив ни мертв. Он и восхищался в душе юной разведчицей, и трепетал за нее.

Такую никто и ничто не остановит, если нужно выполнить задание, но думает ли она, какому смертельному риску подвергает себя в эти минуты?

Выходить вслед за ней нельзя. Нужно повременить. Где она теперь? Хоть бы никто не остановил ее у выхода…

Гулко пробили стоявшие в углу кабинета часы — деревянная резная башенка. Прошло полчаса, а бургомистр все не возвращался. Видно, его немецкое начальство мало беспокоили нужды собравшихся в кабинете просителей.

В кабинет вошел служащий управы, громко объявил:

— Господин бургомистр просит извинить его. Прием посетителей переносится на завтра.

Не помня себя спешил домой Павел Михайлович Кучеров. Таня не появилась ни в этот день, ни на следующий, но он уже знал, что она — в безопасности.

Знал прежде всего потому, что на другой день один из приятелей, маленький служащий городской управы, рассказывал ему о случившемся накануне вечером переполохе.

Бургомистр хватился печати. Кто ее похитил? Как поступить со множеством пропусков, удостоверений, справок, выданных жителям и заверенных этой исчезнувшей печатью?

Если объявить все бумаги, выданные городской управой, недействительными, нарушатся и без того слабые порядки в городе. Поднимется паника, сильно будет подорван престиж новых властей.

Однако и скрыть нельзя: печатью, вне сомнения, воспользуются партизаны и подпольщики. Изготовят задним числом всякие пропуска, разрешения, приложат к ним печать бургомистра — и поди додумайся, что они натворят потом!

Позднее стало известно, что оккупационные власти приняли решение сделать вид, будто ничего с печатью минской городской управы не произошло.

Просто постепенно все выданные прежде документы начали обменивать на новые, с другой печатью. Весьма нелегкое дело!

Партизан это устраивало: у них было достаточно времени, чтобы воспользоваться печатью городской управы, которую доставила им точно в срок торжествующая Таня.

ЧЕТВЕРТЫЙ НЕМЕЦ

Люди, ставшие дорогими, уходили, исчезали бесследно, и нельзя было даже оплакать ушедших, как нельзя было позволить себе дрогнуть перед новыми неизбежными потерями.

Горе, которое перенесла Таня, потеряв почти одновременно нескольких друзей, проявлялось у нее в бережливой нежности к оставшимся.

Лишь после войны выяснилось, как много людей, часто незнакомых друг с другом, принимали у себя Таню в Заславле, Родошковичах, Дворищах, Трусовичах. Для встреч с Андреем приходилось пробираться и лесом, и деревнями: дорог был каждый теплый кров, каждый надежный человек, который предупредил бы или укрыл от возможной опасности.

Наташа за это время прописалась в нескольких местах под разными именами. Так было легче встречаться: никто бы не сказал, что часто видел их вместе. И еще Наташины разные квартиры давали возможность всякий раз в наиболее безопасном месте встречаться с теми помощниками, что приносили им нужные сведения.

Таню знакомили с новыми людьми, подпольщиками, связными партизанских отрядов. Среди них была совсем молоденькая девушка, едва ли достигшая семнадцати. Она привлекла Танино внимание запальчивой горячностью, с какой укоряла в трусости своих товарищей. Они пытались, но не сумели узнать, где можно раздобыть оружие.

С материнской мягкостью Таня обняла девушку за плечи, отвела в сторону.

— Тебя зовут Ванда? Я не ослышалась?

— Да.

— Ты комсомолка?

— Конечно!

— Вот что, — медленно заговорила Таня. — Наблюдала я за тобой. Ведь нам предстоит вместе работать. И поняла: ты девушка решительная, смелая, задания готова выполнять безотказно…

Щеки Ванды пылали, но она с удовольствием слушала слова Тани, видимо во всем с ней соглашаясь.

— Однако я с тобой работать, пожалуй, не стану.

— Почему? — Ванда была поражена.

— А вот слушай. — Таня говорила очень решительно. — Мы сегодня собрались тут все вместе. Встретимся ли завтра — сам бог на это не ответит. Каждый из нас ходит по острию бритвы. А ты какая-то неукротимая. Назвала трусами проверенных в деле товарищей, накинулась на них, обвинять начала. Так нельзя. Никто не давал тебе такого права.

Девушка слушала потупившись. Танино внушение сводилось к одному: если Ванда хочет быть полезной общему делу, она должна воспитывать в себе выдержку. Не только вести себя осторожно, избегать опрометчивых, поспешных шагов. Не только не говорить лишнего из опасения, что услышит враг, — не говорить лишнего, чтобы не ранить друга.