Келли Линк - Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)

• Название: Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)
• Автор: Келли Линк
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01339-1

Впервые на русском языке выходит антология, собравшая под своей обложкой лучшие произведения жанров фэнтези, мистики и магического реализма. Ежегодный сборник «The Year's Best Fantasy and Horror», выходящий в США уже более пятнадцати лет, публикует повести, рассказы, эссе, отобранные по всему миру, и попасть в число его авторов не менее престижно, чем завоевать Всемирную премию фэнтези или «Небьюлу».

Настоящее издание включает произведения таких мастеров, как Джефри Форд, Кристофер Фаулер, Грэм Джойс, Нил Гейман, Зоран Живкович и других талантливых авторов.

К сожалению, часть произведений представлена лишь фрагментами, некоторые фразы прерываются посередине — так в исходнике (прим. golma1).

---

— Ты встречался с другой?

Грэм смотрел, как солнце окончательно скрывается за реакторами. Местами небо стало зеленым. Закаты здесь всегда особенные.

— Нет, Джули. Мне было всего четырнадцать. Она хихикнула.

— Тебе никогда не было четырнадцаать.

Последние посетители паба в Дангенессе, приехавшие посмотреть на сюрреалистический пейзаж, выехали на своем «форде» с автостоянки. Проезжая мимо скамейки, они высунулись из окон. Их лица были наполовину скрыты маслянистыми отблесками тусклых фонарей на машинном стекле.

— Как ты себя чувствуешь?

— Могло быть хуже, слава Богу, у меня не опухоль мозга. Он помог Джулии встать и поцеловал ее в затылок. Прежде, когда она спала, он зарывался лицом в ее волосы, наслаждаясь чистым, теплым запахом. Его вдруг охватил страх, когда он осознал, что этот запах ушел в небытие с той, прежней Джулией. Он не сможет воскресить в памяти этот аромат так же, как не сможет воскресить ее жесты, ее голос.

— Нам пора, — сказал Грэм. — Он, наверное, уже здесь. Странный гул продолжался. Теперь он чувствовал его не столько ушами, сколько внутренностями так на рок-концерте грудью ощущаешь звук ударных. Сами камни будто бы вибрировали, и когда Грэм напрягал зрение, глядя на дрожащее море, казалось, что они корчились от боли в далеко отступившей полосе прибоя.

Он делает вещи совершенными, сказала она тогда, много лет назад. Грэм повстречал ее еще раз, в утро отъезда. Она сидела на автобусной остановке, и запах джина окутывал ее едким облаком. Так глубоководная рыба прячется от внимания хищников.

Дело не в нем, а в пляже, в том, что находится под песком. Даже до него, даже до графства Кент, до этих камней и этого моря, было что-то, что двигалось, поворачивалось, отсчитывало секунды. И все это время оно ржавело, погружалось в песок, старело. Старело.

Когда она снова взглянула на него, ее глаза были огромными, застланными слезами.

Но оно не умрет. Мой муж вернулся прошлой ночью. Раны на его теле исчезли, как будто он взял и застегнул их. Он… он совершенен. Я боюсь этого совершенства.

Грэм вернулся к автобусу, в мозгу горели ее слова. Она рассказала, что видела однажды, еще ребенком. Две девочки резвились в прибое, и вдруг одну из них смыло большой волной. А другая закричала, но умудрилась ухватить ее за руку и вытащить из воды. Они долго лежали на камнях. Одна плакала, а другая была недвижна, как старая рыбацкая лодка с треснувшим носом.

Она смотрела и смотрела не мигая, пока все вокруг девочек не стало расплываться. А потом они вдруг встали и пошли с пляжа, смеясь, смеясь и держась за руки, с мокрыми волосами и белыми следами от камней на руках и ногах. Там, где они лежали, она нашла торчащий из песка гладко отполированный рычаг. Когда она попыталась пошевелить его, то услышала треск под ногами и рычаг ушел под землю.

На пляже уже стоял шезлонг. Белые полосы на его раздувавшейся материи были похожи на ребра, торчащие из-под земли. Грэм почувствовал сигаретный дым, и ему показалось, что он даже видит тлеющий окурок неподалеку от шезлонга.

— Я устала, Грэм, — сказала Джулия.

Он уложил ее на гальку, подложив ей под голову свою куртку. Оранжевые окна паба слабо освещали пляж. Над камнями возвышался огромный ржавый стальной рычаг. Соль и время уже давно точили его. Может, это был кран или экскаватор (с игрушечным экскаватором Грэм часто играл в детстве). Он увидел поодаль на берегу еще один громадный агрегат, угодивший в каменную ловушку, словно мамонт в асфальтовую яму. Все было неподвижно, но в то же время постоянно менялось. Грэм подошел к темной фигуре.

— Вы смотритель пляжа?

Человек совсем не изменился, несмотря на прошедшие годы. Когда он повернулся, Грэм не сумел взглянуть ему в глаза. Человек расплылся в улыбке и кивком указал на шезлонг. Грэм собрался было сесть, но сообразил, что человек хочет другого. Он взял лежащий в шезлонге камень и отошел. За спиной он услышал скрип и звук чиркнувшей спички.

— Здесь? Здесь, правильно?

Нет ответа. Море слабо шумело в отдалении. Грэм как будто слышал тихий шепот, но это было только его собственное торопливое дыхание. Он закатал рукав, и пляж как будто бы побелел, словно темные от влаги камни мгновенно высохли.

Камень, зажатый в руке, казался теплым и знакомым. С одной стороны он был заточен, и Грэхэм провел им по коже. Земля у него под ногами задрожала. Камни зашевелились, словно живые. Когда выступила кровь, Грэхэм уставился в ночное небо и стал ждать. Несмотря на легкий ветерок, овевавший плечи, он задыхался. Кровь тонкими струйками стекала по руке и капала с пальцев на камни под ногами. Откуда-то появилось нечто похожее на зажигательные свечи и на зубья какой-то гигантской шестерни. Они слабо мерцали в неярком свете, смазанные, готовые к работе. Он услышал, как заворочалась Джулия, но мог различить лишь темное пятно на камнях.

Он вспомнил о той женщине. В отличие от девочки на пляже, ее муж был уже далеко от мира живых. Его раны закрылись, тело достигло того максимума, который можно выжать из несовершенной человеческой плоти — но и все.

Совершенство, как Грэм теперь понял, это не всегда хорошо.

Человек в шезлонге пропал. Галька снова зашевелилась, ноги утопали в ней. Он почувствовал, будто что-то держит его за ботинки. Во рту опять появился металлический привкус. Выросшая из-под земли цепь обвилась вокруг руки. По ее звеньям текла кровь, черная в неверном свете. В чем разница между железом и плотью? Железо твердое, рука мягкая, но в конце концов и то и другое лишь механизмы. Машинам нужны люди, чтобы правильно функционировать. Тело сковали усталость и внимание машины.

Прошел час, два, и Грэм, мало-помалу, испытал чувство освобождения. А он-то думал, что этот механизм будет постепенно погребен в камнях. Звуки, издаваемые машиной, он приписывал чему-то другому.

В своей жизни он часто ошибался, и ошибиться здесь тоже было нетрудно. Грэм добрел до жены и прижал ее к себе, чувствуя кости сквозь ткань куртки. Когда он услышал, что она перестает дышать, это его не удивило. Он смотрел, как небо на востоке медленно наполняется огнем. Солнце скоро встанет, но сейчас, чтобы видеть пульсирующий механизм, опутавший весь пляж, свет не нужен. Несколько мгновений берег казался обновленным, камни снова зашевелились, и от новой машины остались только фрагменты каких-то деталей. Пляж стал выглядеть как в первый раз, много лет назад.

Как и Джулия, пляж стремился к совершенству. Но в отличие от нее, ему еще предстояло достичь этого. Она же была более чем реальна для Грэма, и даже красива в лучах восходящего солнца. Ее аромат был глубоко в нем, был частью его самого. И по крайней мере часть ее теперь совершенна.

Том Диш Гензель Поучительный мемуар, или Кое-что касательно угрозы детского ожирения Пер. В.Полищук

Том Диш больше известен как автор таких научно-фантастических романов, как «Концентрационный лагерь, 334» и «На крыльях песни». Тем не менее из-под пера Т. Диша вышло также немалое количество книжек для детей, критических эссе и стихов. В числе его последних публикаций — сборник «Детский сад грамматики», «После прочтения сжечь и другие критические эссе». Нижеследующее стихотворение, в котором остроумно обыгрывается хорошо известная сказка про Гензеля, Гретель и старуху-ведьму[10] впервые увидело свет в альманахе «The Antioch Review», изданном в Огайо осенью 2002 года.

Когда беззаботен и строен я был…
Я что-то хотел рассказать, но забыл.
Когда я был юным и стройным… Пардон.
Гудит в голове склеротический звон,
И сосредоточиться мне не дает
Огромный и толстый живот.
Так вот.
О, вспомнил! Я мальчиком был,
Но волею рока диету забыл:
Мы с Гензель, сестричкой, гуляли в лесу,
Не чуя беды на носу.
Увы! В лапы ведьме попалися мы,
А это, поверьте, похуже тюрьмы.
Старуха та в пряничном доме жила —
А там леденцы в окнах вместо стекла,
Зефирная мебель, на кровле — бисквит.
Старушку от сладкого, ясно, тошнит —
Живя в той дремучей чащобе одна,
Мясца возжелала она
И нас изловила.

Критический взгляд:
«А что-то ты, миленький мой, худоват.
Сестренка что спичка, как щепка ты сам.
Нет, кости себе я на стол не подам!
Я постное кушать совсем не люблю.
Ну что ж, не беда. Потерплю».
И бабушка рьяно за дело взялась —
Откармливать нас на убой принялась.
Посадила нас в клетки
И молвила: «Детки!
Ваша новая жизнь началась!»
Решила, видать, не жалея затрат,
Впихнуть в нас и пряничный домик, и сад
Несет нам зефир, шоколад, мармелад,
Пирожные и лимонад,
Печенье, варенье, к нему леденцы,
И все повторяет: «Ням-ням, молодцы,
Ах, какой аппетит!»
И в рот нам глядит,
Будто мы ей родные птенцы.
Уж сладкое комом мне в горле встает,
Живот на глазах все растет да растет,
А бабушка рядом лежит в гамаке
С поваренной книгой в руке.
Какое терпенье! Какое смиренье!
Внушает оно уваженье.
Старуха порой покидает насест
И мне сообщает: «А Гретель не ест!
Ну что за дела!
Я ей пышку дала!
Я б сожрала в единый присест!
А эта нахалка всего-то за день
Конфетку склюет — ну совсем дребедень,
Вот и сала в ней мало,
Ах, ждать я устала!
Неужели покушать ей лень?!»
Сестрица во тьме
Придвигалась ко мне —
Положение дел обсудить.
Говорю: «Нет проблем,
Я лучше поем,
Растолстею, но буду жить!
Ты послушай, сестра…»
На язык остра:
«Жирный боров!» — вскричала она.
«Погоди! — говорю. —
Нетерпеньем горю!
Ты напрасно худа и бледна.
Если мы растолстеем,
То спастись сумеем,
Потому что не влезем в печь.
Так что лопай, сестренка,
И чавкай звонко,
Чтобы старухе нас не испечь.
У меня есть идея —
Поправляйся скорее.
Мы обманем ведьму вдвоем:
Попросим беспечно
Показать, как в печку
Залезать, на примере ее».
О женщины! «Ложь!»
(Их разве поймешь?)
«А фигура?» — рыдала она.
«Не глупи, сестрица,
Не то томиться
Ты в духовке будешь одна!»
И старуха кормила-поила нас
И твердила, что прирастанье мяс
Утешенье для старческих глаз.
Прерывала кормежкой нам сладкие сны
По ночам, при свете звезд и луны
Говорила: «Дружочек,
Вот этот кусочек
Вы с Гретель скушать должны».
Я лелеял свой план,
Жевал марципан,
Был готов пойти на обман —
И пришлось сестрице
Со мной согласиться,
Чтоб покинуть сей ресторан.
Читатель, ты знаешь, что было потом:
Мы, ведьму изжарив, покинули дом,
Точней, что осталось,
Ибо самую малость
Мы не съели в порыве своем.
Но, прежде чем, гордо пыхтя, удалиться,
Подвал обыскать предложила сестрица.
И о чудо! О чудо!
Сокровищ три пуда
Мы нашли, рискнув там порыться.
Читатель, мораль мемуара проста:
Я бодр и, поди, доживу лет до ста,
И сестрица при мне,
Довольна вполне,
Как и я, здорова, толста.

Мелисса Харди