Келли Линк - Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)

• Название: Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)
• Автор: Келли Линк
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01339-1

Впервые на русском языке выходит антология, собравшая под своей обложкой лучшие произведения жанров фэнтези, мистики и магического реализма. Ежегодный сборник «The Year's Best Fantasy and Horror», выходящий в США уже более пятнадцати лет, публикует повести, рассказы, эссе, отобранные по всему миру, и попасть в число его авторов не менее престижно, чем завоевать Всемирную премию фэнтези или «Небьюлу».

Настоящее издание включает произведения таких мастеров, как Джефри Форд, Кристофер Фаулер, Грэм Джойс, Нил Гейман, Зоран Живкович и других талантливых авторов.

К сожалению, часть произведений представлена лишь фрагментами, некоторые фразы прерываются посередине — так в исходнике (прим. golma1).

---

— Хочешь знать, в чем пафос шестидесятых, Айви? Весь пафос шестидесятых выражается фразой «такое могло бы быть».

То же самое с книгами Фокса. От них у меня неизменно возникало ощущение, будто кто-то наклоняется над моим плечом и шепчет на ухо: «Такое могло бы быть».

Наверное, можно сказать, что Уолтер Берден Фокс разрушал для меня реальный мир, когда последний казался мне не столь привлекательным, как мир, в котором жили Мейбл, Нола и братья Сиенно. Мог ли существовать в действительности такой чудесный город, как придуманный им Ньюпорт? Кто согласился бы нести бремя такого мира? Кто пожелал бы?

И все же здесь дело было во мне, а не в нем. На самом деле я могла обвинить Фокса единственно в том, что он не закончил свою последнюю книгу. Но с учетом обстоятельств, возможно ли было винить его?

— Так, значит, это карты Берди? Можно? — Катрин взглянула на меня. Я кивнула, и она осторожно взяла колоду, перевернула лицом вверх и тихонько ахнула. — Да они же пустые…

Я рассмеялась, позабавленная недоуменным выражением ее лица.

— Катрин! Вот видишь, что ты наделала!

— Но неужели они с самого начала так и выглядели? — Она принялась переворачивать карты лицом вверх, одну за другой, и раскладывать на столе подобием диковинного пасьянса. — Нет, вы только посмотрите! Все до единой пустые. В жизни не видела ничего подобного. ^

— Доведены до полного опустошения, — сказала Блеки. Она свернула шарф и отодвинула в сторону. — Тебе следует хорошенько постирать его. Кто знает, откуда он.

— Так откуда он? Берди ходил в церковь? В вашу, святого Бруно?

— Не помню.

Лицо Блеки превратилось в застывшую маску, словно она разом состарилась на тысячу лет: Цирцея обратилась в Сфинкса. Она пристально смотрела на разложенные на столе карты. Конечно, не собственно карты, а серые прямоугольники картона, у многих из которых отсутствовал уголок, а то два или даже три. Смотрела внимательным, но одновременно настороженным взглядом, а потом быстро отвела глаза в сторону. Я подумала о двух картах, спрятанных в моем заднем кармане, но ничего не сказала.

— Его жена умерла молодой, он вырастил сына один. Уолли тоже хотел стать писателем, знаешь ли. Вероятно, в конце концов они упокоились в каком-нибудь сарае.

— Ты имеешь в виду карты, — мягко подсказала Катрин. Блеки раздраженно нахмурилась. — Вот они. Вот они все.

— Сколько их там? — спросила я. Катрин начала считать, но Блеки сказала:

— Семьдесят три.

— Семьдесят три? — Я недоуменно потрясла головой. — Что за колода такая, с семьюдесятью тремя картами?

— Значит, нескольких не достает. Здесь только семьдесят. — Катрин взглянула на Блеки. — Семьдесят три? С чего ты взяла?

— Я просто помню, и все, — раздраженно сказала моя мать. Она указала пальцем на меня. — Ты должна знать. Ты читала все его книги.

— Ну… — Я пожала плечами и уставилась на пустые карты, разложенные на столе, а потом протянула руку к одной из них. Правый верхний уголок у нее отсутствовал, но откуда знать, верхний ли? — О них упоминалось лишь однажды. Во всяком случае, насколько я помню. И упоминалось вскользь. Как по-вашему, зачем у них обрезаны уголки?

— Чтобы узнавать их. — Катрин принялась собирать карты в стопку. — Так работают карточные шулеры. Одного срезанного уголка достаточно, когда сдаешь карты. Легко определить, туз это или тройка.

— Но они нее все одинаковые, — сказала я. — В этом нет смысла. Потом я заметила, что Блеки пристально смотрит на меня.

Внезапно я испытала приступ параноидального страха, какой испытывала, когда в юном возрасте, вусмерть укуренная, возвращалась в Уединенный Дом и молилась о том, чтобы мать ничего не заметила. У меня возникло ощущение, будто я лгу, хотя ничего такого я не сделала — просто засунула две карты в задний карман джинсов.

Но возможно, я погрешила против истины, когда сказала, что в этом нет смысла; возможно, здесь я ошибалась. Возможно, две карты имеют какое-то значение. А если две карты имеют значение, возможно, значение имеют и все остальные, даже если я не в силах понять, какое именно. Даже если никто не в силах понять, они все равно имеют значение.

Но какое именно? Это походило на одну из ужасных логических задач: у тебя есть одна лодка, три гуся, одна лиса и остров. Как перевезти на остров всех гусей таким образом, чтобы лиса не сожрала ни одного? Семьдесят три карты; семьдесят насчитала Катрин, две у меня в кармане — где же еще одна?

Невероятным усилием воли я подавила желание показать две спрятанные карты. Я отвела взгляд от матери и увидела, что Катрин тоже пристально смотрит на меня. Я не сразу поняла, что она ждет, когда я отдам ей последнюю карту, все еще зажатую в моей руке.

— О, спасибо…

Я отдала карту; Катрин положила ее на верх стопки, потом пододвинула стопку к матери, а она в свою очередь пододвинула колоду ко мне. Я посмотрела на карты и почувствовала, как знакомое холодное давление начинает распирать мой череп, словно в мозг втекает гелий — или некое другое вещество, под воздействием которого я вот-вот воспарю ввысь и начину болтать глупости.

— Ладно. — Я завернула карты в пестрый шарф. Он все еще отдавал слабым запахом табака, но теперь к нему примешивался другой запах: «Шанель» номер пять моей матери. — И что нам теперь делать?

— Понятия не имею, — сказала Блеки и улыбнулась мне улыбкой восьмидесятилетней тигрицы. — Тебе решать, Айви.

Отец Джулии был египтянином-коптом, дипломатом из Каира. Мать была неудавшейся художницей из богатой бостонской семьи, владевшей зданием в Гарварде, и носящем имя последней. Отец Джулии, Наруз, женился и разводился четыре раза. Джулия была намного старше своего единокровного брата и нескольких единокровных сестер. Брат погиб во время террористического акта в Египте в начале девяностых, примерно за год до того, как она бросила меня. После смерти матери, умершей от рака, Джулия прекратила все отношения с Нарузом и его многочисленными родственниками. А несколькими месяцами позже порвала и со мной.

Джулия утверждала, что цикл романов «Пять окон, одна дверь» можно прочитать как эзотерические магические тексты коптов; что в случайных и зачастую несчастливых любовных историях персонажей зашифрованы тайные смыслы; что названия немых фильмов с участием Нолы Флинт перекликаются с названиями оракульских книг из собраний Эрмитажа и Каирского археологического института; что сцена, в которой Тарквин трахает своего брата-близнеца, на самом деле является описанием ритуала, призванного превратить мужчину в импотента и защитить женщину от сексуального насилия. Я спросила у нее, каким образом подобную книгу мог задумать и написать пожилой прихожанин церкви Святого Бруно, живущий в Мэне в середине двадцатого века.

Джулия пожала плечами.

— Потому-то это и работает. Никто не знает. Посмотри на

Лорку.

— На Лорку? — Я потрясла головой, с трудом сдерживая смех. — Что, он тоже жил в Мэне?

— Нет. Но он писал в двадцатом веке.

Это был практически последний наш разговор с Джулией Садах. Двадцатый век закончился. Больше ничего не работает.

Я села на паром раньше, чем планировала. Катрин устала. Я отвезла их с матерью на ланч в маленькое кафе, которое они любили, но там было больше народу, чем обычно: целый автобус седовласых любителей осенних пейзажей из Ньюбери-Порт, которые подчистую смели все фирменные блюда, так что нам пришлось удовольствоваться дежурным меню.

— Терпеть не могу этого. — Блеки раздраженно посмотрела на соседний столик, где четыре женщины примерно ее возраста изучали счет с таким вниманием, словно рассматривали чайные листья. — Вы только посмотрите на них: пытаются вычислить сумму чаевых. Пятнадцать процентов, дорогуша, — громко сказала она. — Удвойте таксу и добавьте еще доллар.

Женщины подняли глаза.

— О, спасибо! — сказала одна из них. — Правда, здесь мило?

— Не знаю, — отрезала Блеки. — Я слепая. У женщины вытянулось лицо.

— Ох, заткнись! — сердито сказала Катрин. — Она-то не слепая.

Но женщины уже спешили к выходу.

Я отвезла мать и Катрин обратно в опрятный современный коттеджик для престарелых — образцово-показательный вариант Уединенного Дома.

— Я навещу вас на следующей неделе, — сказала я, проводив их в дом.

Катрин поцеловала меня и направилась прямиком в ванную. Мать уселась на кушетку, с трудом переводя дыхание. Она страдала сердечной недостаточностью — расплата за многие годы курения «кента» и переедания жирных бифштексов.

— Можешь пожить здесь, если хочешь. — И практически первый раз в жизни я услышала в ее голосе жалобные нотки. — Кушетка раскладывается.

Я улыбнулась и обняла Блеки.

— Знаешь, может, я так и сделаю. Думаю, Сью хочет отдохнуть от меня. Немного.