Арсений Миронов - Много шума из никогда

• Название: Много шума из никогда
• Автор: Арсений Миронов
• Издательство: ООО «Издательство ACT»
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-03877-8

---

Взрыв света — даже мой берег залило густым мельканием зарева — и купеческая ладья уже наполнилась до краев черным дымом. Не по-русски пронзительно закричали на судне — словно жирная грязь, дым повалил из-под палубы, через высокие борта обрываясь к воде — клочьями. Тут же — как порыв ветра с берега — плеснул из притаившейся комарино-чащобной темноты резкий, свербящий свист! Банда пошла на приступ. Только теперь я понял, что плотные заросли напротив скрывали вход в устье маленькой речки — наверное, Сольцы. Внешне это напоминало лишь поросшую зеленью заводь — но теперь, когда черные кучи ветвей зашевелились… когда заблестели сквозь листву узкие носы абордажных лодок… когда один за другим, словно волки из оврага, полезли из кустарника юркие разбойничьи челноки… я понял, что в устье этой спрятанной речки можно было укрыть целую флотилию. И устал считать лодки, вырывавшиеся из-под ветвей… они облепили горящую ладью, как черные осы. В каждом челноке — по два-три проворных разбитчика. Кинжал да острый багор — вот и все оружие.

Выбрасываясь из пламени, из дымной темноты трюма, посыпались через борт полуголые гребцы — прочь с горящего судна, в воду. Люди в лодках их не трогают — довольно того, что весла поникли и рассыпались… А обессилевшую ладью боком заносит на перекаты, на мелкий берег… Алыбер-кормчий еще борется с рулем, отпихиваясь ногами от борта… бесполезно. Паника на передовой ладье! Вот уже один из арбалетчиков, сбрасывая на ходу панцирь, бросился к борту — и ногами вперед в воду. На острия копий, под удар багра… Нет, не всплывает. И уже — загудело днище по песку! Затрещали борта — ладья, разогнавшись, как горящий паровоз, с ходу втирается в широкую мель под берегом. Налетай, разбитчики — теперь не уйти купцу…

А второе судно на подходе — разошлось по стремнине, расскользилось… Эх, остановиться бы! Назад, против течения, прочь из западни! Серая пена рвется из-под дюжины разом табанящих весел — но поздно. С размаха и острым носом — в борт горящей ладьи. Удар так силен, что мачта обламывается — тяжелый парус медленно и как-то сонно накрывает собою палубу. Красиво перетекая ветряными струями, ткань наваливается сверху на вздрагивающие плечи напряженных арбалетчиков, на острия заготовленных копий… И снова порыв бандитского свиста — вторая стая челноков выныривает из зарослей. Снова этот стук — лодки с размаха налетают на мокрые лодейные борта — невидимые в темноте, сквозят воздух кошки, загребают крючьями по дереву. Замелькали мокрые спины, узкие черные руки цепляются за края палубы — разом полезли из челноков злые, веселые налетчики… Один уже запрыгнул наверх! В скрюченной страшной руке — длинный шест с золотистой девичьей косой вместо штандарта. Рядом с ним еще один бандит — высокий, темноволосый: в деснице — узкая полоска лезвия, блестит как фольга. Это сам княжич Рогволод, только без кольчуги — руки по локоть в алыберской крови…

Но вдруг — ледяным колючим ветром шарахнуло по облепленным бортам, по суете челноков вокруг второй ладьи! Словно град застучал по обшивке бортов — и жесткой тугой метлой смело разбойников в воду. Х-ха! в узких отсевах желтого света густо замелькали длинные светлые полосы — железный ливень хлестнул по голым мокрым спинам! Это третья ладья подходит: неспешно, туго замедляясь на плавниках расперенных табанящих весел; и на правом борту в ряд — одинаковый частокол острых шлемов. А из-под налобников — спокойные быстрые взгляды арбалетчиков. Прильнули темными бронзовыми скулами к прицелу — бьют по команде, залпами… Только тетивы рокочут, да шелест оперения по ветру, да хлесткий взвизг зазубренного острия стрелы, на локоть входящей в мокрый борт. Грудную клетку оно пробивает насквозь.

Ага, заплясали по воде разогнанные челноки без гребцов, и вода вокруг — вся в желто-кровавых пятнах чьих-то медленно качающихся спин. На палубе снова нерусская речь, из-под серой пелены паруса вырывается какой-то алыбер в тяжелой, огнисто сияющей броне, за ним еще копьеносец… Спрыгивает с борта, уходя от жесткого росчерка алыберской стрелы, княжич Рогволод. И видно, как замер на кромке борта разбойник со штандартом в руке — один остался?!

А на первом, горящем корабле алыберов уже не видно. Сквозь дым и гудение пламени мелькают только голые тела славян — они почему-то не страшатся огня, они лезут в трюм… И не видят, как тихо и грамотно заходит сбоку, по глубине, третья алыберская ладья — арбалетчики вглядываются в дымные заверти, и немеют от напряжения пальцы на спусковых крюках… Еще минута — судно поравняется с горящей ладьей — и можно стрелять!

Я быстро перевел взгляд на дальний берег — и понял, что алыберы не успеют спустить тетивы арбалетов. Потому что на берегу происходило страшное: по мокрому песку от небольшого костерка к воде приближался горбатый карлик в сером плаще. Склонив уродливую голову в капюшоне, неотрывно смотрел на третью ладью. В руке держал еще одну горящую головню из колдовского костра. Увы. Разбойничья победа уже совсем близко.

Я вздрогнул и быстро обернулся — позади меня кто-то стоял. Ах, это Берубой… показалось, что глаза почтальона неровно лучатся зеленым холодом, как у хищника. Он шагнул ближе — зарево горящей ладьи разогнало с лица жесткие пугающие тени.

— Труби в рог, княже Лисей! — быстро проговорил Берубой. Его лицо непривычно без дежурной улыбки. — Труби в рог, скликай свою конницу! Пора алыберу допомочь!

Я молча оборотился к реке. Слишком рано. Не могу швырять катафрактов в эту мясорубку — в огонь, в реку, под тучи стрел. Алыберы еще в силах сокращать численность банды — пусть пока справляются своими силами.

— Не прав ты, княже Лисей! — Человек за моей спиной резко дернул за плечо, снова заглянул в глаза. — Купцу туго доводится! Не опоздать бы! Труби в рог немедля!

— Мне лучше знать! — разозлился я. Сбросил его пальцы с плеча. И снова оглянулся на серую фигуру Плескуна с факелом в руке… Что за магическое пламя? Как это возможно — огонь возникает из воды… Столбы черного дыма — а запаха гари не чувствуется? Парус весь охвачен пламенем — но ткань не прогорает вот уже несколько минут! Славяне снуют среди бушующей плазмы как ни в чем не бывало, опустошая трюмы первой ладьи…

Я поморщился — что-то мешало мыслить. Странное ощущение… словно зуд где-то в области шеи или затылка. Да какой там зуд! — жжение! Уж не фокусы ли моего Берубоюшки?

Вдруг вздрогнул! Нет, я еще не отвернулся от речного зрелища, не обратил лицо к почтальону. Берубой по-прежнему был за спиной. Но—я вдруг увидел его. Не могу объяснить… словно прозрачная пленка расправилась перед глазами. Сквозь нее, вдали — все так же горит корабль и медленно движется по мелководью колдун в капюшоне. А на переднем плане — размытое и обесцвеченное изображение того, что происходит… позади меня: ха, это смешно! Наваждение какое-то. Теряясь в трескучем шелесте посторонних линий, мечущихся перед глазами, как в старом кинофильме, — движется мутная фигурка Берубоя. Совсем вдали — надо же, я вижу! — старые деревья и лошадь убитого молодчика привязана… Я тряхнул головой, но отраженная, немая картинка навязчива — вот он, Берубой! Его темный силуэт уже ярче, чем картинка с горящей ладьей! Нет, не нравится мне это. Какое-то двойное зрение. Бесовские штучки… Не лучше ли обернуться?

Я не успел. Увидел, что делает за моей спиной темный почтальон. Когда я осознал, что эти колкие осколки зеленого света… не просто так, что они мерцают в его глазах… понял, что уже не могу обернуться. От страха. Да, это стыдно признавать… я узнал, что такое оцепенеть от ужаса. Все, что я могу, — это стоять к нему спиной и… ощущать затылком, как нервно-зеленым светом мерцают его глаза! И блики грубыми мазками вспыхивают на скулах, на верхней губе и подбородке! Господи, как он похож на собаку! Верхняя губа дрожит и… поднимается, обнажая невидимые пока клыки. Он смотрит на меня! Он… зол на меня? Хочет, чтобы я трубил в рог? Иначе — он сам это сделает, перешагнув через меня!

Да, я перепугался. Это спасло меня. Когда я пугаюсь, я все делаю правильно. Правая рука мертва — я почти не чувствую ее, и нужно передернуть все тело, чтобы… рывком выдернуть эту руку из вязкой, целящей недвижности! Подтянуть пальцы до уровня глаз! И — сжать их в триперстие! Что еще за чертовы наваждения… А ну — рассыпься!

Тугой золотистый сгусток крестного знамения растекся по плечам, по груди, словно осветил мою фигуру в темноте. Кажется, это увидели все — на кораблях, на дальнем берегу… Я не зажмурился — хотя сияние было так пронзительно, так горячо! Увидел, как широкое пламя на передней алыберской ладье разом высветлело! пыхнуло бессильной пылкой желчью! рассыпалось в желтую пыль… Растаяло — огнистые языки из плазменных стали ярко-белыми: исчезли, оставляя выжженный отблеск на сетчатке глаза… Не было никакого пожара — невредимая, качается ладья, и парус цел, и дыма нет в помине! И — как будто тяжелым веслом ударило в лицо горбатому Плескуну! Колдовская головешка в его руке взорвалась жгучим куском пустоты, завертью горячего вакуума! Кратко всхрипнул раздавленный карла — серый клубок одежды швырнуло прочь от воды, в кусты, в треск переломанных веток!