Евгений Салиас - Аракчеевский подкидыш

• Название: Аракчеевский подкидыш
• Автор: Евгений Салиас
• Издательство: Печатный Двор
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-7062-0026-2

«Аракчеевский сынок», «Аракчеевский подкидыш» – романы Е.А.Салиаса (1840–1908 гг.), популярного писателя, которого современники называли «русским Дюма», впервые опубликованы в журнале «Исторический вестник» за 1888–1889 гг.

В центре повествования молодой красавец-офицер, любимец общества, которому все сходит с рук благодаря его влиятельному отцу. Интрига, любовь, веселые пирушки, дуэли делают сюжет занимательным и интересным.

---

– Фертих! Фертих![10] – весело отозвался Шумский выходя, и прибавил, оглядывая себя. – Еще три предмета с себя снять, так хоть и в воду полезай.

Фон Энзе появился тоже. Его полураздетая фигура странно не согласовалась с серьезностью лица и поэтому была комична. Кроме того, казалось, что для немца-улана смешная сторона оригинального поединка была неприятна. Он косо взглянул на шаловливо шагавшего Шумского, который в одних носках ступал по полу на пятках, разумеется, ради баловства. Улан отвернулся не то презрительно, не то с другим каким-то чувством, которое он сам себе объяснить бы не мог.

Все прошли в темную залу… Лакей впереди всех внес канделябр и, поставив его на пол, вышел вон. Картина представилась странная. В большой и высокой горнице совершенно пустой, без единого предмета, освещенной канделябром, стоящим посредине на полу, столпились семь человек, из которых двое были в одном нижнем белье, а в руках одетых были все разнокалиберные пистолеты. Только у Бессонова была в руках длинная трость…

– Ну-с, вот… – выговорил он тихо. – Кажется, все обстоит…

И Бессонов не договорил. Слово «благополучно» показалось ему неуместным, даже иронией.

– Теперь извольте, – продолжал он, – хватаясь за эту палку кинуть жребий, кому кричать первому и, стало быть, третьему. Кто первый возьмется? Я думаю это все равно… Она длинная и предвидеть сколько кулаков на ней поместится мудрено…

– Я вижу сколько… Пятнадцать… – сказал Мартенс. – Кто начнет, того и верхушка…

– Фу, Господи, какой вы… аккуратный! – буркнул Бессонов, мысленно сказав другой эпитет. – Ну как же быть тогда?

– Бросайте рубль! – произнес Ханенко. – Орел и решетка самая соломоновская выдумка.

– Г. Мартенс скажет тогда, что я монету держу в пальцах неправильно. Или заспорит о том, кому первому назначать…

– Кидайте монету, – вымолвил фон Энзе. – И пускай г. Шумский назначает, что желает.

– Нет. Вы говорите, – сказал Шумский. – А мне пускай – что останется. Тем паче, что я вперед знаю, что вы назовете.

Фон Энзе глянул на соперника странными глазами.

– Вы ведь не суеверны. Мудрить не станете. Назовете первое…

– Да… все равно…

– Ну, а я россиянин… Валяйте, Бессонов. Да повыше. В потолок.

XXXVI

Бессонов достал монету из кошелька, положил на ладонь и, став середи горницы, высоко пустил ее вверх.

– Орел! – выговорил фон Энзе глухо и серьезно.

– Матушка решеточка, – сказал Шумский, как бы нечто лишнее, уже известное.

Монета упала на паркет около канделябра, звеня, подпрыгнула два раза, сверкая в лучах огня, и покатилась на ребре в угол. Все двинулись за ней и, обступив, нагнулись.

– Решетка, – вымолвил Бессонов и поднял монету.

– В данном случае, qui perd – gagne,[11] – сказал Шумский. – Мне, видно, на роду написано проигрывать и в карты, и в пари, и во всяких судьбищах. Всегда malheureux au jeu, – кто heureux en amour![12]

– Послушайте… – вскрикнул будто невольно фон Энзе сдавленным голосом и сразу смолк…

Он почувствовал, что выдал себя и попадает в глупое положенье, приписывая словам соперника тот намек, которого могло и не быть в них.

Никто не обратил вниманья на слова Шумского и отклик фон Энзе, так как все четыре секунданта были в стороне от них, обступив Бессонова вплотную. Между ними будто возник вдруг какой нежданный серьезный вопрос.

Оно так и было…

Когда Бессонов еще только поднимал монету, то Мартенс шепнул ему что-то на ухо с легкой тревогой в голосе.

– Не может быть! – испуганно отозвался хозяин, тотчас же сделал несколько шагов к канделябру и остановился.

– Ваша правда, – выговорил он, оборачиваясь. – Тогда надо молчать или сказать обоим.

– Решимте это все между собой, – отозвался Мартенс и, обратясь к остальным секундантам, он попросил их в сторону на два слова.

– Изволите видеть, – вымолвил тихо Бессонов, когда все, удивляясь, обступили его. – Я сплоховал. Виноват. Но теперь горю пособить поздно. Г. Мартенс заметил, что вот в энтом месте пол скрипит… Вы понимаете, что это равносильно подаванию голоса… Как же быть?..

– Чего же тут?! – вымолвил Ханенко. – Объяснить обоим, чтобы сюда не ползали. А вот если паркет по всей зале будет трещать и скрипеть… Тогда…

– Надо ее всю освидетельствовать, – заметил Квашнин.

– Тогда и драться нельзя в ней, – решительно заявили в один голос оба немца.

Новость была тотчас заявлена противникам. Бессонов между тем внимательно и мерно зашагал по всем направлениям. Фон Энзе глядел и не понимал, а Шумский рассмеялся и шлепнул себя рукой по ляжке.

– Полноте мудрить, господа… – воскликнул он. – Вот уж, действительно, попали мы оба к семи нянькам и будем оба кривые… Наверное, г. фон Энзе отнесется к этому так же, как и я… Ну, скрипит, так и черт с ним! Скрипи!

– Пожалуйста! Поскорее! Это невыносимо! – будто чужим голосом отозвался фон Энзе. – Это не дуэль, а чертовщина. Сил не хватает терпеть…

Все заметили странный оттенок голоса улана.

– Пожалуйте! – громко произнес хозяин с середины горницы. – Пол скрипит только там. Ну туда и избегайте ходить.

Обоим противникам передали оружие. Всякий из них взял по пистолету в каждую руку, а третий был заткнут за пояс.

Шумский тотчас приблизился к Квашнину и шепнул ему на ухо:

– Петя, пойдет немец на скрипучее место или будет обходить его? Скажи?..

Квашнин, не сообразив значения вопроса, вытаращил глаза…

– Не понял? Ах ты, простофиля!..

Шумский объяснился шепотом подробнее.

– Понятно, не пойдет, – сказал Квашнин.

– Да ведь он немец.

– Так что ж?..

– Он обезьяну выдумал.

Квашнин опять не понял.

Шумский подозвал капитана и шепнул ему тот же вопрос.

– Вы, хохлы, хитрые… Рассудите сие головоломное предложение. А мне это важно.

– Не знаю… Ей Богу… – пробурчал Ханенко. – Обоюдоостро идти. От пуль-то дальше, вернее, не встретишь. Да пол-то, Иуда, предаст. Немцы риску не любят. Это только у россиян авось да небось – самые священные заповеди…

– Так я пойду, капитан. Но если и он пойдет, то мы ведь так сойдемся, что просто лбами треснемся… И тогда уж…

– Тогда – тютю! – отозвался, вздохнув, Ханенко. – Как знаете. Впрочем, вся голубушка кукушка на авось стоит. Ну, дайте руку. Моя легкая, счастливая. Для других… Храни вас Бог и помилуй.

Хохол сильно, с чувством пожал руку Шумского, и этот почувствовал себя вдруг еще бодрее и как-то лучше настроенным.

Шумский и фон Энзе сели на полу к стене в двух противоположных концах залы.

Бессонов и секунданты поглядели на обоих молча и сурово озабоченно. Всем им чудилось, что через несколько мгновений тут произойдет нечто роковое с одним из двух, а быть может, и с обоими.

– Ну-с. Давай вам Бог кончить ничем и затем примириться, – глухим голосом вымолвил Бессонов и двинулся.

Секунданты тихо последовали за ним… Дверь затворилась, и они молча стали за ней. В зале наступила полная тьма…

«Не надо думать! Не надо думать!» – мысленно повторял Шумский и заметил, смущаясь, что он дышит тяжело и, стало быть, громко.

Поединщикам предоставлялось право тотчас по наступлении темноты переменить место и затем уже кричать…

Шумский передвинулся несколько правее вдоль стены и подумал:

«Теперь-то ничего… А вот каково будет в третий раз кричать. Гаркнешь, сидя перед ним в двух шагах… Фу, какая гадость. Смерть?!.. Да смерть!.. Гадость какая…»

И совершенно как бы против воли он вдруг крикнул с азартом.

– Куку!

Последовал выстрел с того места, где сел фон Энзе. Пуля ударилась в стену над головой Шумского…

«Теперь переползем…» – подумал он и поднял руку с пистолетом наготове.

Прошло около полуминуты тишины.

– Куку! – раздался нетвердый голос фон Энзе, но уже с середины залы.

Шумский смутился от близости и выпалил зря… Он почувствовал, что хватил не целя, и по направлению его пистолета пуля должна была пролететь за сажень от соперника. Его смутил маневр соперника, который сразу сократил расстояние на половину и теперь, когда опять его черед кричать в третий раз, фон Энзе, наверно, уже подползет еще ближе и сядет на подачу руки.

«Что делать? Рисковать или уходить?..»

Шумский чувствовал, что он не в состоянии рассуждать и соображать. В голове его будто гудело. Он даже не мог отвечать за себя, что двинется от улана тихо и осторожно. А если его движенья будут слышны сопернику, тот совершенно безопасно последует за ним вплотную. Шумский не двигался, собирался крикнуть, чуял улана около себя, и голос не слушался…

«Сейчас и готово! Сейчас! Сейчас!» – говорило ему что-то на ухо или звучало в нем самом.

И вдруг мысль озарила его… Он вспомнил… Медленно, затаив дыхание, двинулся он ползком немного в сторону и еще медленнее, даже продолжительно, среди полной тишины, улегся и растянулся по полу на спине. Спустя мгновенье он крикнул изо всей мочи.